С первых дней и даже часов после последних белорусских выборов и последовавшей вслед оглашениям официальных результатов вспышки гнева и возмущения, не угасающих и по сей день и даже набирающих обороты, Лукашенко в привычной для себя манере колхозного парторга стал запугивать белорусов.
Поначалу он как бы даже увещевал – причем не столько словами, сколько ярко запомнившейся деятельностью «силовиков», — непослушных капризных детей:
Будете продолжать безобразничать, отдам вас дяде Вове. Он придет с большим мешком и унесет вас в темный лес, где бегают волки и живет баба-Яга. А ну-ка быстренько закрыли глазки и спать!
Но нет, не закрыли глазки. А стали глазки день ото дня открываться все шире и шире. Стали не засыпать, а как раз просыпаться.
Но и сам Батька, и его информационно-пропагандистская дворня остановиться уже не могут. Да и не знают они других приемов, кроме палок и неуклюжего деревенского вранья про шпионов и диверсантов.
«В Белоруссии военные обнаружили тайники с кольями и прутами, а также покрышки и горючие жидкости, которые якобы были заготовлены участниками митингов. Об этом заявил начальник главного управления идеологической работы Минобороны Белоруссии».
Это такая новость. Сенсационная, конечно. Произвела, конечно, как писали и продолжают писать и говорить совковые журналисты, «эффект разорвавшийся бомбы».
И как в нее не поверить, скажите на милость! Не поверить в достоверность подобной «бомбы» может либо неисправимый скептик, которого не проймешь ничем – ни строгой безупречностью доказательной базы, ни коллективным социальным и политическим опытом нескольких поколений советских, а потом и постсоветских людей, уже которое десятилетие потребляющих подобного рода откровения, — либо сознательный враг бесконечно укрепляющейся государственности, принявшей в данном конкретном случае вид барачно-казарменного порядка, до поры до времени более или менее устраивавшего значительную часть непритязательного постсоветского населения.
А сенсационные новости, между тем, продолжают бесперебойно струиться из агитпроповских фонтанов.
«Глава МИД России, Сергей Лавров заявил, — читаем мы с заведомым детским доверием, — что в Беларуси находятся около 200 «натренированных украинских экстремистов», которых направили в страну, чтобы «мирные протесты сорвались в конфронтационную спираль». Лавров даже назвал конкретные структуры».
Содержательная часть этой сенсации вряд может заинтересовать вменяемого человека, даже если ему в этот раз и достался лакомый языковой трофей в виде словосочетания «конфронтационная спираль».
Во-первых, мы слышим и читаем точно такой же или почти такой же текст уже бог знает сколько лет. Меняются там лишь географические названия, имена собственные и имена числительные. И то не всегда.
Во-вторых, давно и хорошо известно, что сама по себе синтагма «Сергей Лавров заявил» заранее дезавуирует все то, что он заявил, заявляет и еще заявит.
Если в этой «новости» что-то и вызывает любопытство, то вопросов только два.
Первый — это вопрос целеполагания. То есть для чего, с какой целью министр все это «заявил».
Второй вопрос, непосредственно связанный с первым, это вопрос об адресате. Для кого это говорится? Не для нас же с вами, которые ни одному их слову не верят и никогда не поверят! Но для кого? Кому это сигнал? О чем он? На какие думы он наводит или должен навести?
Интересно только это, а больше ничего. Но и этого, конечно, хватает.
А неугомонный Батька, если он в начале событий пугал народонаселение «дядей Вовой», то теперь решил попугать и самого этого дядю, предупредить его о кознях коварных европейцев. И никто без Батьки об этих кознях и не узнал бы, если бы не могучая белорусская разведка, сумевшая осуществить «перахват» телефонного разговора двух злыдней, чей короткий, но якобы хитро придуманный диалог оказался направленным сразу против двоих носителей добра и света – российского и белорусского, — тем самым обозначив их нерушимый союз и общность интересов, целей и задач.
Узнав об этих перехватах, а чуть позже и прочитав их расшифровки, я как бывший библиотечный работник сразу же представил себе библиографическую карточку такого содержания:
«Лукашенко А.Г. Полное собрание речей, интервью, тостов, наставлений, нравоучений и радио-перехватов. В 4-х томах.- Минск, 2020».
Что касается самих этих лукашенковских перехватов, то сочинены они вне самого сомнения людьми, выросшими на кинокомедиях Гайдая. «Шеф! Усё пропало!» Помните?
Все это явно оттуда, только не так смешно, потому что в отличие от тех претендует на подлинность.
А еще это мне напомнило вот о чем.
Одна из подруг моей жены в юные годы подрабатывала тем, что перепечатывала на машинке произведения различных графоманов. Наиболее удачные места из этих произведений она копировала для развлечения своих гостей.
В числе ее клиентов был один настоящий бывший генерал, который, выйдя в отставку, вдруг решил, что он — драматург.
Он стал сочинять пьесы, причем почему-то из заграничной жизни.
Мне запомнилось место, где разговаривали между собой двое американских миллионеров, отрицательных, разумеется, героев. Мизансцена была примерно такой:
Мистер Джонс: «Мистер Смит, не желаете ли покушать?»
Мистер Смит: «Да, спасибо, я, пожалуй, покушаю».
(Кушает).
Сам по себе текст этого гомерического «перехвата», где говорится то о «крепком орешке», то о том, что «мы кого хошь отравим, только бы нам не допустить Путина в Беларусь», напоминает о многом — и о третьеразрядных советских «шпионских» кинофильмах, и о корявых русских переводах голливудского кино («Оу! Мы намеревались как следует надрать ему задницу, но он оказался крепкий орешек, этот мистер Люкаченко!»), и даже о том эпизоде из «Маугли», где «Они назвали тебя дождевым червяком!»
Богатейший, надо сказать, сюжет. Там есть все, кроме правдоподобия, но кого особенно интересует какая-то там нудная реальность в наши гибридные, мифогенные времена, когда не бытие определяет сознание, а магическое сознание определяет соответствующее бытие.
Скверные клоуны. Лев Рубинштейн о власти и признаках общественной катастрофы
В течение нескольких дней горячо...
Мы живем в неофольклорную эпоху, когда такие почтенные фольклорные жанры, как слух, сплетня, «оценочное суждение», донос в прокуратуру, самая очевидная (как в данном случае) фальшивка ничем не отличаются от «реки по имени факт». А если и отличаются, то в не выгодную для упомянутой реки сторону. Для этого положения вещей был придуман подловатый термин «постправда».
Впрочем, я, написав здесь слово «подловатый», тут же и спохватился и подумал, что в контексте узаконенной «постправды» и само слово «подлость», и все производные от него теряют какие бы то ни было инструментальные возможности. «Подловатый», говорите? Ну и что? А что в этом, собственно говоря, плохого? Вы, вообще, в каком веке-то живете, уважаемый?»
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.