Колумнист «МБХ медиа». Поэт, публицист
Я недавно подумал о том, почему такой нехитрый, построенный на простейшем парадоксе каламбур, как «все очень хорошо, а будет еще хуже», может вызвать смех, а если сказать «все очень плохо, а будет еще лучше», то получится совсем не смешно, и даже как-то коряво и неловко. Почему так? More
Убежденность в том, что любой человек мыслит, говорит и действует в рамках своей племенной принадлежности, порождает и такие причудливые с точки зрения современного человека конструкции, как «американцы хотят», «евреи интересуются», «немцы негодуют», «итальянцы радуются», «русские стремятся», «албанцы были бы не против того, чтобы». More
Важно, что мы никогда не знаем, из «какого сора», из каких бабушкиных сказок и наивно-дидактических детских историй в нас зарождается и постепенно, хотя непреклонно, крепнет понимание того, что воля к свободе (в том числе, кстати, и к свободе творчества) в принципе неистребима. More
Мы не разговаривали с властью. Мы не разговаривали с ней именно для того, чтобы не терять темпа и ритма, чтобы не терять времени на бессмысленные выяснения отношений. Мы этих отношений просто избегали. Разумеется, настолько, насколько это позволяли обстоятельства. More
«Всем тем, кто хотя бы пытается мирно и без насилия как-то изменить основания общественной или политической жизни своих стран на что-то человеческое, нельзя не пожелать удачи. А помогают ли этим «деструктивным» процессам «извне», совершенно неважно. Помогают — так и молодцы». More
Значение этого часто употребляемого слова плавает где-то рядом с нами, как толстая ленивая рыба в мелком и тесном водоеме. Я,… More
«Многие, например, изумляются тому, что кремлевские начальники всех рангов, включая самый высокий, избегают произносить имя своего главного супостата, то есть, как они выражаются, «берлинского пациента» или «того господина, которого вы только что назвали»». More
Вновь наступили времена, когда проникнуть в ресторан стало или очень трудно, или вовсе невозможно. С точки зрения истинности моего социально-культурного опыта, оно и правильно. Не должен Ресторан быть доступен всем и каждому. Это девальвация вечных ценностей, заложенных еще в советском детстве, это девальвация Великой Мечты. More
О проблеме доверия и недоверия я уже писал. И не один раз. И здесь в том числе. Но различные жизненные… More
Первый день войны, или, скорее, даже последний мирный день перед войной — стал на долгие годы излюбленной темой кинематографистов. Основной прием, постепенно ставший неизбежно предсказуемым штампом, строился на том, что мы-то с вами, то есть зрители всех послевоенных лет и десятилетий, знаем то, что они, то есть те, кто на экране, еще не знают. More
«Корамора — большой, длинный, вялый комар; иногда залетает в комнату и торчит … К нему спокойно можно подойти и ухватить его за ногу, в ответ на что он только топырится или корячится, как говорит народ». Об этой «кораморе», а точнее о ее свойстве «топыриться и корячиться» я почему-то особенно часто вспоминаю в последнее время, глядя на выражения лиц или слыша обрывки речей некоторых начальственных персон. More
Выкормыши «кислотного» постмодернизма 90-х годов из всего достаточно разнообразного и непростого опыта постмодерна усвоили лишь то, что максимально облегчает им жизнь и, как им кажется, избавляет от докучливой и нудной химеры совести. Они усвоили лишь то, что «ничто ничего не значит», «ничто ни к чему не имеет отношение», «никто ни за что не отвечает» и «никто никому ничего не должен». More