Чечня – самая большая моноэтническая республика России. Абсолютное большинство населения – чеченцы, исповедующие ислам. Русские, по данным последней переписи, составляют меньше двух процентов населения республики. Но так было не всегда: до начала девяностых в Чечне жило много русских, чуть меньше было армян и евреев. Религиозный состав был разнообразным: в Грозном была и баптистская церковь, и синагога, в станицах жили старообрядцы. Сейчас о том, что Чечня когда-то была совсем не такой однородной, напоминают только большие, заросшие деревьями и кустами кладбища с поржавевшими крестами из водопроводных труб и памятный камень убитым во время войны. С тремя символами: крестом, полумесяцем и звездой Давида. История Василия Ивановича неразрывно связана с кладбищем. Когда-то он работал в бригаде дворников, но их контору расформировали за ненадобностью. Но Василий Иванович до сих пор тут, на Центральном христианском кладбище.
Эта история – часть авторского проекта редактора “МБХ медиа” Екатерины Нерозниковой. Полную версию проекта “Нам здесь умирать” можно увидеть тут. Истории были записаны в период с 2017 по 2020 год во время работы в Чечне. Автор выражает благодарность Юлии Орловой, без которой эти истории никогда не были бы записаны.
Василий Иванович живет в районе старого консервного завода. Завод давно не работает, но это район Грозного все еще называют «Консервный». В 15 минутах ходьбы от дома Василия Ивановича – Центральное христианское кладбище, самое большое в городе. Здесь похоронены русские, армяне и евреи. Кладбище почти полностью заброшено, лишь некоторые могилы выглядят ухоженными. Оно больше похоже на лес, где вдоль дорожек стоят ржавые покореженные заборы, такие же ржавые металлические кресты, порой очень странной формы, металлические и каменные памятники. Официально центральное кладбище считается закрытым, но иногда тут хоронят русских. Их могилы сильно выделяются на фоне старых захоронений. В основном хоронят при входе на кладбище, около памятника солдату.
Встретить тут можно только чеченцев из фирмы «Феникс». Они занимаются поиском могил родственников тех, кто уехал из республики, и реконструкцией памятников. А еще Василия Ивановича. Он единственный, кто ходит сюда каждый день, чтобы следить за могилами – как сам говорит, «смотреть за подопечными». Родственники мертвых платят ему несколько тысяч рублей в год за присмотр и уход за могилами. За могилами тех, у кого родственников нет, он ухаживает сам, бесплатно.
— На кладбище я начал работать в 2000–е. Работы не было другой, вот и пошел дворником. Бригада была вся из пенсионеров, только я еще пенсионером не был. Женя и Катя с нашей улицы работали там, их уж давно в живых нет. Кент мой, Сашка, тоже на кладбище работал. Мать его тоже. Нормальная бригада была. Утром идем пораньше, подмели, памятник у центральной площади убрали, и в обед мы уже дома. К нам претензий не было, да и некому предъявлять было, – вспоминает Василий Иванович.
Чаще всего мы с ним встречаемся на кладбище. У Василия Ивановича есть своя книга учета: в ней он рисует схему кладбища, отмечает могилы подопечных, пишет список имен тех, к кому надо пойти. У него тут тоже похоронены родственники – мать, дядя и двоюродный брат. На могиле брата стоит типовой советский металлический памятник, в нескольких местах – дырки от пуль. Одна из них не смогла пробить табличку с именем брата, да так и осталась внутри, сильно искривив табличку.
— Контору в 2011 году ликвидировали, она уже не оправдывала себя, некого хоронить–то. Но люди–то тут остались, так что я ухаживаю за могилами, как могу. Ну, иногда приедут внуки их, а потом пропадают, все по новой зарастает. Так что слежу.
За Василием Ивановичем всегда ходит стая собак. Одна из них, черная, жила у русской женщины по соседству. Соседка умерла, а собака осталась и ходит теперь за Василием Ивановичем везде.
— Куда я, туда она. Я ее Храпушей зову. Она глава там у всех остальных. Так что на кладбище собак вообще не бойтесь, погавкают и дальше побегут.
На жизнь Василий Иванович никогда не жалуется – с соседями не ссорится, живет тихо, никому не мешает. Только вот ребята на кладбище стали подходить чаще, чем обычно, спрашивать, не устал ли ходить каждый день, не пора ли на покой. Но в целом, говорит, что отношение к нему вполне сносное.
— После первой кампании были придурки, а до того редко. Как–то в начале 90–х я ехал в автобусе на Родину (поселок в Ленинском районе), и какой-то старый пень там показал так – провел рукой поперек горла – и говорит: «скоро русским всем так будет». Никто ему в автобусе ничего не сказал. Тогда как раз Дудаев появился.
Рамзан, единственный человек в городе, который занимается похоронами православных, сам работал на кладбище – был водителем и следил за дворниками. Контору расформировали, но Рамзан и еще несколько человек продолжают привозить гробы, кресты и копать могилы. Остальные сотрудники или уехали, или умерли, или не уходят далеко от дома по состоянию здоровья – кроме Василия Ивановича.
— Был у нас гробовщик Леня, делал кресты и гробы. Он уехал после войны. Кент мой Сашка тоже гробы делал. Но он уже на том свете, – вспоминает Василий Иванович.
Кресты делали вместе из дерева – Сашка подрабатывал на лесопилке – но они быстро сгнивали. Металлические, сваренные из водопроводных труб, были гораздо надежнее. Василий Иванович сам сварил 18 крестов, но потом зрение сильно упало, и работать со сваркой он дальше не мог. На центральном кладбище очень много крестов, сделанных из разных частей труб – есть тонкие, а есть очень большие и устойчивые – в основании у них сгон или отвод, прочный элемент водопровода.
— Сейчас все своих хоронят сами. Недавно один мать хоронил – сам раскопал могилу, сам привёз ее. Только гроб из Моздока заказали, – рассказывает Василий Иванович.
Несколько лет назад умерла его соседка, последняя русская женщина на его улице. За похороны отдали 35 тысяч рублей.Это достаточно низкая цена – в среднем похороны сейчас обходятся в 40-50 тысяч рублей.