Почти в ста километрах от Москвы на обочине федеральной трассы А-108 стоит православный трехметровый деревянный крест. Над ним, между двух деревьев висит освященная икона с Богородицей, купающей младенца Иисуса в святом источнике. Они должны защитить леса Ликино-Дулево от вырубки и постройки «мусорного комбината» компанией Хартия, которая принадлежит сыну генпрокурора Чайки Игорю. По крайней мере, в это верят местные жители и активисты, которые разбили небольшой лагерь из палатки и пары самодельных тентов все на той же обочине.
ОМОН и реанимация
Утром 15 июля к лагерю подъезжает порядка 30 наемных рабочих, собравшихся рубить деревья. По словам активистов, у них не было никакой разрешительной документации, и порубщиков не пустили дальше креста с иконой. Но тут в дело вмешивается полиция.
«Они пришли с обочины, полиция, ОМОН, не знаю кто, они не представились. В касках, бронежилетах. Человек сорок, если не больше. Начали бить нас, мы без оружия, без всего, а они начали махать дубинками. Начали расчищать дорогу рабочим. Одну женщину, Свету Кареву, ударили по голове дубинкой. Она отключилась, и позвоночником упала на торчащий пень. Сейчас она в тяжелом состоянии, в реанимации, у нее подозрение на травму головы и травма позвоночники», — расскажет позже активиста Ольга Басацкая.
Полиция избила противников свалки в подмосковном Ликино-Дулево. Одну женщину госпитализировали с подозрением на черепно-мозговую травму и перелом позвоночника pic.twitter.com/4xAkwFxw6X
— МБХ Медиа (@MBKhMedia) July 15, 2019
В ответ на агрессию полицейских и незаконную вырубку леса несколько десятков активистов перекрыли федеральную трассу.
Лес и лагерь
Ближе к трем часам дня подобраться к лагерю активистов становится трудно. Перекрытие, видимо, подействовало, и на трассе образовалась пробка длиной в несколько километров. Приходится ехать в объезд.
Таксист, который меня везет, удивляется, что в их районе вообще кто-то способен протестовать.
«У нас в Ликино-Дулево такие ленивые люди, я даже не знаю, кто там может трассу перекрыть. Наверняка ими кто-то руководит и командует. Ну не могут у нас люди митинговать!», — сомневается мужчина средних лет с редкими каштановыми волосами.
За окном мелькнула молодая пара в серых резиновых сапогах, косынках и с пустыми лукошками. Чуть позже в похожих нарядах в лес заходит компания из трех бабушек. Вдоль почти всего объездного пути люди продают грибы, разложенные на газетах. Похоже, собрали они их совсем недавно.
«В этом лесу хотят сделать свалку, как 52 футбольных поля! Мы против!», — встречает подъезжающих к лагерю плакат местных жителей. За ним встроились семь автомобилей ДПС и два белых автобуса без опознавательных знаков. Сквозь щель между рамой и шторой одного из них мелькают люди в полицейской форме.
Небо над лесом серое, его заволокло тучами. Время от времени моросит дождь. Холодно. Много комаров. В лагере накрыт небольшой стол, из продуктов видно печенье и квас. На территории примерно 30 человек активистов. Есть и молодые парни в спортивных костюмах и бородатые мужчины постарше в камуфляжной одежде. Но больше девушек и женщин. На двух деревьях, между которыми висит икона, скотчем приклеено по листу с молитвой «Отче наш» в канцелярских файлах, чтобы не промокли. Еще на одном неподалеку табличка с надписью от руки: «Убьешь дерево — умрешь сам!».
Одна из активисток Ольга Басацкая, которая рассказала мне про нападение полицейских, стоит у самого входа. На ней ярко-оранжевый комбинезон со светоотражающими полосками и голубая косынка в мелкий желтый цветочек.
— Как давно вы боретесь за этот лес? — спрашиваю Ольгу.
— Вы знаете, — тяжело вздыхает женщина, — Уже с марта месяца, пять месяцев получается. Но нас никто не слышит. Всем пофигу. Мы не против мусорного комплекса, только его тут не собираются строить. Будет обычная свалка. Под мусорный комбинат нужно было бы 6 гектаров, а тут хотят вырубить аж 52. Я знаю, что даже Путин в курсе нашей ситуации. Но никто ничего не делает, нас, видите, даже бьют. Это уже в четвертый или пятый раз такое происходит. У нас тут война.
Ольга рассказывает, что обманным путем часть деревьев уже вырублены. За ней виднеется пустырь с щепками, кусками пней, черной землей и листвой вперемешку. Пустырь уходит примерно на 800 метров в лес. В самом его конце виднеется небольшая часовня, ее тоже установили местные жители.
Пока Ольга рассказывала о конфликтах с полицией, большая часть силовиков уехала. Остались только немногочисленные гаишники. Активисты же не торопятся расходится. «Мы не знаем, чего и когда от них ждать еще», — опасается Ольга.
Под самым крестом, на небольших пеньках сидят двое мужчин в камуфляже.
— Сколько защитников леса обычно дежурит в лагере? — подсаживаюсь к ним на свободный пенек.
— Да всегда по-разному, — отвечает мужчина, представившийся Анатолием. — Обычно несколько десятков, как сейчас. Всегда кто-то есть.
— Не тяжело? Наверняка же многие работают.
— А у нас война, — вяло отвечает Анатолий, — Чего думать, тяжело или не тяжело. Посмотрите на каждого тут, мы все воюем.
— Они тут все хотят уничтожить, всю красоту, уникальное место, — присоединяется к разговору второй мужчина в камуфляжной шапке, в металлических очках с тонкой оправой и с бледно голубыми глазами. — Здрасьте, я Маругин Алексей, егерь местный.
— А много тут видов животных и птиц водится? Они же, получается, все пострадают.
— Очень! Камера только недавно засняла, смотрите, ’— показывает он видео с молодым оленем со своего телефона. — Вообще их тут больше, конечно, я целый фильм снял. Там все есть.
В лесу плохой интернет, поэтому фильм егеря Алексея загрузить не удается. Но можно убедиться самому, что в лесу есть все — от тетери до оленей.
— Вы знаете, тут для десятков поселков родные края, мы просто так их не отдадим, тем более, когда нас обманывают, когда не проводят никаких экспертиз для строительство, якобы, мусорного комплекса, — присоединяется к разговору активистка Елена. — У нас тут семьи, дети, мы не хотим, чтобы фильтрат отравлял грунтовые воды и все заражал люди тут семьями дежурят.
— Слышал, что это не первое столкновение с полицией. Вы пробовали с ними разговаривать, спрашивать, понимают ли за что они бьют людей?
— За все столкновения только двое полицейских отказались выполнять приказ. Остальные отвечают просто — мы люди подневольные.
Вскоре контролировать протестующих остается несколько полицейских. Активист Анатолий вызвался подвезти меня до ближайшей жд-станции в Воскресенске. За окном машины мелькнул лагерь, один из молодых активистов раскачивался на натянутом между деревьев пожарном шланге, как на качелях.
«Нам никто не помогает»
Анатолию на вид лет 35-40. На кисти его левой руки татуировки, напоминающие тюремные, и нет всех пальцев, кроме указательного. Он разговаривает медленно, как будто нехотя.
— Где-то год назад, в Куровском, тут неподалеку проходил митинг за закрытие полигона Заволенье, — вспоминаю свою прошлую поездку в этот район. — Его закрыли в итоге?
Жители Куровского «похоронили» идею дозагрузки полигона «Заволенье» — активисты унесли со сцены гроб с мусорными пакетами pic.twitter.com/B8ToooVYTA
— МБХ Медиа (@MBKhMedia) May 26, 2018
— Какой закрыли. Теперь тайно догружают, — буркнул Анатолий. — Тогда депутаты все пообещали, за них проголосовали, а они нам х**. Это вообще все связано. Они сказали, что туда теперь мусор свозить нельзя и вот подкинули идею искать другое место. У нас.
— Хоть как-то получается бороться? Или из-за того, что это сын Чайки, то нет?
— Конечно, получается, при нас они почти не могут в лес зайти, так бы они все вырубили давно. У нас мужиков мало, одни женщины. Вот было бы нас человек 60 — мы бы им показали. К нам никто не приезжает, чтобы драться с ментами, — расстраивается Анатолий, — вот хотя бы из Воскресенска кто. Да и телевидение не помогает, только интернет, как вы.
— Не берутся из-за полицейских и «Хартии»?
— Да не поймешь их. «НТВ» вот заднюю дали, сюжет забраковали, — расстраивается Анатолий. — У меня есть номер редактора «Вестей», но он ничего не может сделать. Звонил ему, а он говорит: «Толь, прости, никак». Ну ничего, — прощается активист. — Давай, парень, будем бороться!
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.