В 2018 году в центре временного содержания иностранных граждан (ЦВСИГ) в поселке Березовка, недалеко от Красноярска, произошла забастовка. Несколько человек, недовольных тем, что их долгое время не отправляют на родину, начали протестовать. В результате пострадали три матраса, одна простыня, четыре камеры наблюдения, окно и пластиковая бутылка. Самые активные из протестовавших получили до девяти лет колонии — за организацию массовых беспорядков.
Защита собирается весной обжаловать приговор, называя его слишком суровым при скудной базе доказательств. Тем не менее, для России такие дела не редкость, и выиграть их не удавалось еще никому.
Приговор шестерым мужчинам вынес Красноярский краевой суд 5 февраля 2020 года. Троих обвинили в организации массовых беспорядков с пожарами и погромами, еще троих — в участии в этих беспорядках. Все шестеро находились в центре временного содержания иностранных граждан и ожидали депортации на родину. Вместо высылки они получили тюремные сроки от четырех до девяти лет.
Пока судья зачитывала приговор, один из подсудимых вскрыл себе горло лезвием бритвы. Это был Эльшан Гулиев — ему дали 8 лет и шесть месяцев тюрьмы.
Обвиняемые выступали против невыносимых условий в ЦВСИГ.
К сожалению, на то, что жизнь в центрах временного содержания мигрантов не просто аналогична тюремной, но и зачастую гораздо хуже, мало кто обращал внимание до протестов зимы 2021 года. Когда задержанные в Москве попали в ЦВСИГ в подмосковном Сахарове и увидели перенаселенные камеры, кровати без матрасов и антисанитарию — об этом заговорили по всей стране.
В России действует 76 ЦВСИГ, и Сахаровский — далеко не худший из них. Этот центр был построен в 2014 году, он достаточно новый — в отличие от множества других, размещенных в старых административных зданиях, переданных в распоряжение МВД. Во многих нет даже собственной санчасти, отсутствует возможность хоть как-то обучать детей (женщин помещают в камеру вместе с их детьми; автор этого текста лично встречалась с одной из таких «временно размещенных» женщин в ЦВСИГ Брянской области, которая не получала даже лекарств от аллергии для детей, и тем более никакого детского питания).
Протесты против невыносимых условий содержания в ЦВСИГ тоже не редкость. Год назад в Саранске гражданин Узбекистана в таком центре вспорол себе живот — его незаконно удерживали там четыре месяца.
Сроки содержания подлежащих депортации лиц — не 7, 10 или 15 дней. Хотя формально держать человека в ЦВСИГ должны не более трех месяцев, на исполнение административного решения (а нарушение миграционного законодательства — это не уголовное преступление) отводится максимум два года. Но бывают и случаи, когда людей держат в ЦВСИГ дольше. Такая проблема проявилась ярко во время пандемии коронавируса, когда границы были закрыты и выслать людей на родину не было никакой возможности. То есть содержание в ЦВСИГ — это заключение с непонятным сроком.
Именно протест против условий и продления сроков содержания стал причиной возмущения людей в Красноярском ЦВСИГ.
«Кровь фонтаном»
Эльчин Азизов, один из обвиняемых по делу о бунте в ЦВСИГ в поселке Березовка, стоял рядом с Гулиевым в клетке во время чтения приговора — когда тот достал кусок лезвия и воткнул его себе в горло.
— Они приговор читают, у него кровь фонтаном идет… Но они даже не прекратили читать, — вспоминает Азизов.
Льющаяся кровь и крики Гулиева о несправедливости приговора все же смутили судью — обвиняемого вывели из клетки, перевязали горло и руку (он также вскрыл себе запястье), приковали наручниками к двум приставам, посадили на стул в зале и оставили дослушивать приговор. Повреждения, как решили в суде, не мешают ему участвовать в заседании.
Скоро у Гулиева начала снова течь кровь, сотрудники скорой помощи наложили ему новые повязки. Судебное заседание продолжилось, но Гулиев снова стал «выкрикивать реплики о несправедливости приговора, это продолжалось 20 минут, после чего судья приняла решение удалить его из зала судебного заседания» (из протокола заседания).
Никто из обвиняемых с приговором так и не согласился, а свидетели заявили о том, что на них оказали давление, и отказались от своих показаний. Никто толком не может объяснить, что же именно произошло в ЦВСИГ в поселке Березовка ночью 3 февраля 2018 года. На заседаниях суда практически не было предоставлено записей, свидетельствующих о массовости беспорядков, да и о беспорядках в принципе (камеры наблюдения, по утверждению сотрудников, только транслировали происходящее на монитор и запись не велась). Адвокаты подсудимых требовали возбудить уголовное дело по факту доведения Гулиева до самоубийства, но в этом было отказано.
Лаборатория сельского хозяйства
Эльчин Азизов находится в заключении уже три года. Его и еще двоих человек, которые находились в центре временного содержания иностранных граждан под Красноярском, осудили по статье «организация массовых беспорядков». Большинство свидетелей по делу – полицейские или сотрудники Центра, которые были на смене в день бунта. Остальные свидетели либо отказались от своих показаний, либо странным образом стали гражданами России сразу после суда.
Центр временного содержания в поселке Березовка представляет собой небольшое двухэтажное здание с решетками на окнах. Формально такие центры не являются тюрьмами, хотя входят в структуры МВД. Но фактически условия там часто приближены именно к тем, которые встречаются в колониях. Здесь, в Красноярском крае, в таком Центре мигрантов нередко держат один-два года в ожидании выдворения на родину. При этом в здании не было нормального отопления, в суровые сибирские зимы находиться там было крайне тяжело.
Эльчин Азизов рассказывает, что мигранты постоянно писали коллективные жалобы, устраивали голодовки. Он был одним из самых активных среди размещенных здесь, и жаловался регулярно. Поговорить с ним напрямую сейчас возможности нет — «МБХ медиа» передавало вопросы через адвоката.
«Приезжала прокуратура, приезжали с МВД, все только головой махали. А там кто-то два года, полтора года находится. Горячей воды нету, ничего нету, только можно было домой звонить и просить лекарства. Как в тюрьме. Час только на прогулку. Отопления нормального нет, а на улице минус 35 градусов мороза, — рассказывает Азизов, которого следствие считает одним из «лидеров массовых беспорядков». — Никто нас не слушал, мы много раз жаловались. Это все подтверждено, что мы жаловались, у нас есть бумаги. Оказывается, у этого здания даже регламента нет, там нельзя людей держать. Наверное, там кто-то кому-то платил хорошо».
В целом, между ЦВСИГ и тюрьмой нет никакой разницы — кроме того, что людей здесь редко называют заключенными, а сроки содержания регулируются странными принципами, причем в каждом отдельном случае своими. Так, нескольким обвиняемым по делу о бунте в Красноярском центре временного содержания суды продлевали сроки содержания без объяснения причин.
«У нас есть бумага из краевой прокуратуры, где написано, что это здание не соответствует нормам, что там жить нельзя. Кому мы должны после этого доказывать, что там нельзя держать людей? Это была лаборатория какого-то сельского хозяйства. Там только решетки на окна поставили и окружили проволокой колючей. А после того, как нас посадили, через полтора месяца там вдруг регламент появился», — рассказывает Азизов.
Эльчину Азизову дали самый большой срок – девять лет колонии. Остальные получили от четырех до восьми с половиной лет заключения. Их возмущение, по словам обвиняемых, было вызвано не только тем, что помещение не соответствовало никаким нормам. Сотрудники относились к мигрантам халатно и отказывались вызывать больным скорую помощь. Выражать возмущение, поджигая матрасы и выбрасывая их в коридор – это обычная тактика заключенных, в тюрьмах такая форма протеста не редкость. Зато редкость – такие большие тюремные сроки, учитывая минимальный урон и крайне скудные доказательства того, что бунт вообще когда-либо имел место.
«Что мы ради девок – это смешно просто»
«У нас там старик сидел, весь больной, приступы все время, ходил, за стенку держался. Скорую ему вызывали. Женщины там находились. Когда их открывают, то нас закрывают. Но все началось со старика», — вспоминает Азизов.
Старик по имени Нам многократно появляется в показаниях свидетелей. По версии следствия, обвиняемые избили его за отказ участвовать в бунте. Сами обвиняемые утверждают, что регулярно спорили с начальством центра и требовали вызывать к этому человеку скорую помощь. «Ему плохо, мы говорим – врача вызывайте. А им же надо, чтобы скорую впустить – выйти, а там мороз 40 градусов, зачем им лишние телодвижения?», — рассказывает собеседник «МБХ медиа».
Женщины, о которых говорит Азизов, тоже появляются в протоколах не раз – именно из-за них, по версии обвинения, и случились массовые беспорядки. Якобы Азизов и другие «активные участники» требовали, выпив спиртного, пустить к ним женщин, но начальство не согласилось – и они устроили настоящий митинг, с порчей имущества и угрозой жизни и здоровью для 88 человек. Скорую начальство центра пожилому человеку в итоге вызвало – а вместе с ней отряд спецназа для разгона «беспорядков».
«Они говорили нам по поводу старика, мол, до утра потерпит. Это последняя капля была. А то, что они говорят, что мы ради девок – это смешно просто», — утверждает Азизов.
Приговор смешным совсем не выглядит. Хотя обвинения именно в массовых беспорядках не редкость для бунтов в тюрьмах, сроки варьируются в зависимости от нанесенного ущерба и количества пострадавших. В деле красноярских мигрантов пострадали три матраса, скамейка, окно, дверь, четыре камеры наблюдения, простыня, книга и пластиковая бутылка. Это было расценено судом как достаточно веская причина для вынесения сурового приговора.
Из материалов уголовного дела:
В приговоре, цитата из которого приведена выше, далее подробно описывается, как Азизов и другие обвиняемые начали призывать людей снимать камеры наблюдения в комнатах, сами сорвали 4 камеры и сломали лавочку.
Поджог, о котором говорится в приговоре – это следы воздействия высокой температуры на нескольких матрасах. Они описаны в материалах дела как следы округлой формы небольшого размера, которые появились, скорее всего, из-за подпаливания зажигалкой. О том, что в здании ЦВСИГ что-либо горело, упоминается лишь раз. В тексте приговора фигурирует слово «задымление». То, что матрас тлел и в помещении было дымно, не отрицает и Азизов.
«Началось это часа в 3 ночи, скорую старику так и не вызвали. Ближе к утру приехал замначальника ЦВСИГ и начальник. Сказали, что дымно. А там кто-то матрас подпалил в коридоре, он тлел и был дым. Но они иначе [на жалобы] вообще внимания не обращают! Матрас мы сами потушили, а потом выкинули его на улицу, — рассказывает Азизов, — после этого они позвонили начальству, сказали, что у них ЧП и, мол, тут буянят. Ну, начальник подошел и говорит – открывайте окно. Открыли окно, он открыл ключом своим дверь и ко мне зашел. Фамилия у него Осокин. Он в камеры зашел, посмотрел, зашел к женщинам. Те сами дверь открыли из-за дыма. Начальник все посмотрел и ушел. А потом вызвал нас. Они нам пообещали, что до 2 часов разберутся. Но пришли, арестовали нас и раскидали по ИВС».
Азизов уверен, что руководство ЦВСИГ было давно недовольно тем, что он и другие содержавшиеся в здании регулярно жаловались на условия. Содержать людей в таких условиях могло быть выгодно — на ремонт, по его мнению, выделялись немалые деньги.
«Нам говорили, что мы там как свободные люди, просто нас надо депортировать. Как можно закрывать вообще на замок кого-то, это что, тюрьма? Закрывали женщин, как каких-то преступниц. Надо [было] просить, чтобы им открыли дверь. В суде мы вопрос задавали – почему мы должны вас просить, вы имели право их закрывать? А они отвечали, что у них помещение не позволяет оставлять открытую дверь», — рассказывает Азизов.
Устроить массовые беспорядки, по мнению обвинения, подсудимым помогли телефоны – они сделали это «посредством видеопризыва через программу whatsapp». «Дестабилизировали» ситуацию в итоге следующим образом:
Ущерб, нанесенный ЦВСИГ, был оценен в 2749 рублей 90 копеек. О наличии пострадавших достоверно ничего неизвестно – в приговоре фигурирует один мужчина, который, по версии обвинения, порезал себе руки, но его показаний в деле нет.
Свидетели обвинения на суде отрицали свои показания, что отражено в документах, в том числе и в самом приговоре. Свидетельница Крауз – одна из женщин, которую (по версии обвинения) якобы убеждали открыть дверь в женскую комнату и снять камеру наблюдения, — утверждала, что подписала показания под давлением, ей, по ее словам, принесли на подпись пустые листы. «В зале суда говорили, что Соколова заставили дать показания. Насимов, Агаев, Крауз, Жуков говорили, что их заставили. А многих, кого мы просили вызвать в суд, не вызвали, потому что боялись, что и те скажут – что их заставили», — говорит Азизов.
Интересна и судьба некоторых других свидетелей, которые дали показания против Азизова, Гулиева и других. «Каким-то чудом эти иностранные граждане, которые год-полтора ждали выдворения, после дачи показаний стали россиянами», — рассказывает Азизов. Тот факт, что свидетели получили гражданство России, подтверждается протоколом судебного заседания.
«После всего этого туда пришла прокуратура. У нас была бумага, что там коммуникации плохие, отопления нет, не хватает квадратных метров, полы бетонные. Но мы все равно крайними остались», — рассказывает Азизов.
ГРОМ и пожары
На суде свидетели обвинения (преимущественно сотрудники ЦВСИГ, полицейские, а еще группа ГРОМ – спецназ МВД) описывали произошедшее смутно. Записей предоставлено не было – якобы камеры в Центре только транслировали картинку на пульт дежурным, а запись не велась. На единственном выложенном в сеть видео понятно, что в здании кто-то шумит и что его окружает спецназ. Азизов утверждает, что спецназовцы и сами не сразу поняли, зачем их вызвали туда: им пришлось ждать на морозе до утра, пока пришли хоть какие-то поручения.
«В зале суда ГРОМовцы и не могли сказать, зачем они туда зашли. Они были за забором в 50 метрах, сидели на улице и чего-то ждали… Сказали, что там был пожар, приезжали пожарные — ну так покажите хоть какую-то бумагу, что там был пожар?» — говорит Азизов. Подтверждением того, что возгорание действительно было, для суда стали следы от пены огнетушителя, которую якобы и распылили на горящий матрас. Но обвиняемые утверждают, что все было не так: пеной обдали одного из протестующих. Матрасы, которые дымились, они потушили сами – для этого хватило стакана воды.
Из материалов уголовного дела:
«Наше дело даже на административное не тянет! У нас даже убрали [вмененный] ущерб, оставили нам погром и поджог, потому что для статьи этого хватает, — утверждает Азизов. — Мы говорим – а что мы погромили-то? Они говорят – дверь, камеры [наблюдения]. Камеры были в каждом помещении. Они говорят, что мы их оторвали. Мы говорим – ну хорошо, допустим, мы их сняли. Но там в коридоре есть еще камеры, всего их тридцать с лишним. Так где записи с доказательствами? Пусть покажут нам записи».
Если бы записи были приобщены к делу были, то не зафиксировали бы никаких массовых беспорядков – да и беспорядка вообще, утверждает Азизов. Есть несколько съемок с мобильных телефонов, где видно людей и слышно шум, но в кадре нет ни одного из обвиняемых.
«Если бы мы были виноваты, все бы каналы в России показали, что, мол, нерусские такие вещи творят», — считает Азизов. По той же причине, считает он, нигде не сохранилось и записей о том, как Гулиев вскрыл себе горло во время чтения приговора.
Защита обвиняемых будет обжаловать приговор весной. Несмотря на ряд несостыковок и отказа свидетелей от показаний, это будет сложный процесс: во многом из-за того, что часть тех, кто давал показания, уже депортированы из России.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.