В первые дни 2021 года мы напоминаем о лучших наших текстах, вышедших в прошлом году. Этот материал был опубликован 16 марта.
Дмитрий Демушкин прошел долгий путь от спортсмена и члена «бригады» с московской окраины до политического лидера русских националистов, собеседника Рамзана Кадырова и чиновника в Барвихе. Путь этот привел его и его коллег — лидеров «правого движа» — в тюрьму. В это время русский национализм был разгромлен. Многие рядовые правые сели на огромные сроки. В делах были и настоящие трупы, и признания, добытые пытками — все то, что мы сейчас наблюдаем в погроме анархистского и антифашистского движения. Татьяна Ускова попыталась создать портрет Демушкина на фоне погибшего русского национализма и для этого позанималась казачьим ножевым боем, поговорила с другими правыми лидерами, с исследователем, с антифашистом и даже одним гауляйтером.
Я в ужасе смотрю на пластиковый игрушечный «нож» у себя в руке.
— Да вы не бойтесь, я вас не задену, — успокаивающе говорит мне Дмитрий Демушкин, бородатый мужчина лет сорока, русский националист и бывший лидер как минимум трех экстремистских организаций: «Славянского союза», «Славянской силы» и объединения «Русские». В прошлом году он вышел на свободу после 2,5 лет лишения свободы по делу об экстремизме.
Держу эту штуку перед собой, а Демушкин собирается своим «ножом» ударить по моему, показывая какой-то прием. Он выбрасывает руку вперед, я пищу и закрываю глаза, а когда открываю, вижу что мой «нож» улетел из руки метров на пять. Демушкин смеется.
На поляне десятка три человек скользят по талому снегу, уворачиваясь от ударов. «Ножи» громко стучат, люди ловко перемещаются в боевых стойках: ведущая рука с «ножом» вытянута вперед, колени полусогнуты, вторая — у груди, корпус вполоборота. Есть и мужчины, и женщины. Все разбиты по парам, несколько человек в камуфляжной форме, но большинство — в простой спортивной одежде или даже в джинсах. В котелке под деревом варят суп, дым заволакивает поляну, вокруг костра бегают дети. Это — не лесной поход и не тренировка фигурантов дела «Сети», это обычное воскресенье в районе Братеево на окраине Москвы.
У бывшего лидера русских националистов Демушкина своя школа, называется «Казачий ножевой бой» (КНБ), существует она, по словам Дмитрия, с 2010 года. Тренировки бесплатные, проходят каждое воскресенье неподалеку от метро Алма-Атинская, прийти может любой желающий. У КНБ есть свой инстаграм, и, пока люди тренируются, Дмитрий и его коллеги снимают друг друга, чтобы выложить потом в сеть.
— Сейчас еще холодно, народу мало, — говорит Демушкин и показывает мне фотографии, сделанные несколько лет назад. На них действительно много людей — кажется, сотня точно есть.
Я не понимаю, зачем в 2020 году учиться в Москве ножевому бою, где это может понадобиться? «Это просто спорт», — отвечает Демушкин. И добавляет, что в клубе запрещено говорить о политике. Когда после тренировки все подходят к костру есть суп, политику они и впрямь не обсуждают — только соревнования, приемы и похлебку.
«Зигамет»
За 24 года у Демушкина за плечами несколько организаций: «Русское национальное единство» (РНЕ), «Славянский Союз», «Славянская сила» и этнополитическое объединение «Русские» — все, за исключением РНЕ, признаны экстремистскими и запрещены в России. Отдельные региональные отделения РНЕ также были признаны экстремистскими.
В 2000-х одни считали Демушкина маргиналом и радикалом, другие — провокатором. В «нулевых» и «десятых» годах именно его последователи чаще всего оказывались на скандальных фотографиях с «Русских маршей» — ежегодных шествий русских националистических организаций, — вместе с символикой, напоминающей свастики и вскинутыми в нацистском приветствии руками. А сам Демушкин в старых интервью хвастался, что «когда маленький был, все ясли зарисовал свастиками».
Но сейчас русские националисты почти не ходят на «Русские марши». И 24-летний Максим, который называет себя русским националистом, удивляется, когда узнает, что я пишу о Демушкине. Он говорит, что тот уже не политическая фигура и давно потерял свою популярность, о бывшем лидере «Славянского союза» рассуждает с пренебрежением: называет его «зигаметом», националистом «старой гвардии».
Сам Максим в русский национализм «попал» примерно в 2014 году, когда начал читать сайт националистического толка «Спутник и Погром». Популярное тогда издание было известно ярким дизайном, привлекательной упаковкой и текстами, а создателя сайта, блогера Егора Просвирнина, называли «хипстером-националистом». Называть свою фамилию Максим отказывался — сказал, что кого-то подставит. Егор Просвирнин «МБХ медиа» комментарий давать тоже отказался, заявив, что Демушкин «работает русским националистом». После этого от комментариев отказались и все соратники Просвирнина.
В 2014 году «Спутник и Погром» поддержал присоединение Крыма к России, а позже и сепаратистов Донбасса. Издание хвасталось, что собрало средства на БТР для войны, а многие его читатели уехали воевать на восток Украины — мой знакомый был в их числе. Сейчас сайт заблокирован Роскомнадзором, так как по мнению прокуратуры, «побуждает к экстремизму».
В русском национализме с 2014-2015 года раскол: часть националистов поехала тогда воевать на Украину, и многие оказались по разные стороны баррикад. Одни парадоксальным образом поддержали Украину (например, оказались в отряде специального назначения «Азов» Национальной гвардии Украины), другие — выступили на стороне ДНР и ЛНР. «Зигамет» Демушкин занял другую позицию: он выступил резко против поездок русских националистов на Украину. Сам он утверждает, что власти и спецслужбы его тогда активно пытались склонить на пророссийскую позицию. Как объясняет журналист Роман Попков, бывший гауляйтер московского отделения Национал-большевистской партии (НБП, признана экстремистской и запрещена на территории России), «чтобы он помог вербовать все это пушечное мясо, которое бы ехало на Донбасс».
«Он (Демушкин — “МБХ медиа”.) себя повел достойно в этом вопросе, я этого не ожидал, — говорит Попков. И добавляет:
«Он предпочел оказаться перед лицом репрессий, но не повестись на всю эту авантюру в Донбассе»
После этого, в 2015 году Демушкина несколько раз задерживали — по его собственным словам, «за десять месяцев — 12 раз». А после — завели уголовное дело по экстремизму, и в 2016 году назначили наказание в 2,5 года лишения свободы.
«Серафим», или ветераны общества “Память”
«У Дим Димыча (Дмитрия Васильева (1945-2003), бывшего главы общества “Память” — “МБХ медиа”) в штаб-квартире был меч, старый русский меч с именем “Серафим”. И Паук (Сергей Троицкий, музыкант, лидер группы “Коррозия металла” — “МБХ медиа”) убедил его, что вот сейчас он, “тащемта, приведет перспективного молодого лидера националистов, то есть Демушкина”. И было бы хорошо, чтобы Васильев — седой уже такой патриарх русского национализма — передал этот меч Демушкину», — рассказывает Александр Белов, который тогда был участником общества «Память».
Белов (настоящая фамилия Поткин. — «МБХ медиа») — бывший лидер ДПНИ, запрещенного и признанного экстремистским в России «Движения против нелегальной иммиграции», и один из самых близких соратников Демушкина. В среде русских националистов их часто воспринимали в тандеме; а появившееся в 2011 году этнополитическое объединение «Русские» было создано как раз на основе запрещенных ранее «Славянского союза» и ДПНИ.
Но поначалу отношения между соратниками не складывались. Александр говорит, что после случая с «Серафимом» Демушкина недолюбливал. Как и многие другие националисты.
Сам Дмитрий говорит, что «Серафима» в итоге не получил — и, кажется, не очень сокрушается по этому поводу.
«Дим Димыч, он меня хотел объявить своим преемником. Баркашов его как бы предал, создав “Русское национальное единство”, а я тогда вышел и создал “Славянский Союз”, — вспоминает Демушкин. — И Дим Димыч — у него якобы был меч Александра Невского, — говорит: “Я хочу его вручить тебе как преемнику”. Три раза мы переносили эту передачу меча. И потом, в какой-то выходной день он мне позвонил, говорит, приезжай, вручу меч. А я не смог, мы поехали на шашлыки за город. И он умер».
Мы с Демушкиным сидим в дешевой пиццерии, все в том же Братеево, на окраине Москвы. Я тут в первый раз, но серые дома кажутся по-родному знакомыми — так выглядит большинство спальных районов Москвы, я выросла в точно таком же. Равнодушные многоэтажки, пара несчастных торговых центров, новенькая станция метро и старенький, потрепанный культурный центр «Братеево» напротив.
Демушкин живет тут с 1986 года, почти всю жизнь, и знают тут его, кажется, все.
После тренировки у русского националиста встреча в шашлычной по соседству. Пока мы разговариваем, к окну пару раз подходит широко улыбающийся усатый мужчина и вопрошающе стучит, призывая Дмитрия заканчивать наше интервью поскорее. Демушкин отмахивается и смеется — а потом еще полчаса рассказывает мне про свою молодость.
Скинхеды, металлисты и дворники
«Тогда все было по-другому. Тогда в майке со свастикой вы могли ходить по всей Москве, и на вас даже никто не смотрел. Ментам вообще было похеру: скинхед там, свастика, все. Они это воспринимали как эпатаж какой-то. Была свобода, анархия. Панки тоже ходили в майках со свастиками все. Конечно, какие-то бабки могли сказать, мол, вы сумасшедшие. Но тогда все движение было — германофилы».
В 90-е Демушкин был скинхедом: вместе с «бригадой» молодых людей из Братеево и других районов Москвы он ездил на Арбат. По его словам — драться с другими субкультурами. Но добавляет: «Мы не убивали людей, не калечили. Так, чтоб человека добивали, чтоб он стал инвалидом — такого никогда не было».
Тогда, по его словам, скинхедов было человек 70 на всю Москву, они называли себя «бригадой» и все друг друга знали. Когда я спрашиваю, как Демушкин сам к скинхедом попал, он рассказывает, что драться начал еще до этого, у себя «на районе»:
«Я в 12 лет уже был такой сорвиголова на районе. У меня уже ножевое было, хулиганчик я был. Носил два пиротехнических факела, как сейчас помню, в драки».
По словам Демушкина, еще с советской школы про него говорили, что он выделяется. Он занимался боксом, в 14-15 лет у него были длинные волосы, а в 1995 году он побрился налысо и стал скинхедом.
«Я с этого района, Братеево, пришел, и мне эти ребята показались даже спокойнее, чем вот наша здесь компания. У нас здесь качалка была в ДК «Москворечье», мы занимались, спортсмены были, — вспоминает Демушкин. — Вообще мы как познакомились со скинхедами первый раз: мы ходили на Коломенскую, били металлистов-сатанистов. Они там кошек вешали, всякой херней занимались. И мы собирались, всякие гопники наши с качалки, ходили их просто лупили. Однажды мы там попали на скинхедов и тоже их отлупили. Они такие, достойные ребята оказались. Хорошо, достойно получали, дрались с нами, нас просто больше было. А потом чет мы с ними разговорились, и они говорят: «мы скинхеды». «А че такое скинхеды»? Ну, мы начали вникать. И наши гопники, они больше в бандиты пошли потом, а я заинтересовался и обменялся с ними телефонами».
— Ну а расскажите, в РНЕ-то вы зачем пошли?
— Хотелось продолжения какого-то. «Бригада» бригадой, ну, думал политикой заняться.
Дату вступления в РНЕ Демушкин помнит отчетливо: 6 апреля 1996 года. По его словам, он туда поехал вместе с «бригадой» — но большинство в итоге ушло, так как им не понравилась в РНЕ дисциплина. Разочаровался в итоге и сам Демушкин.
«Я когда ехал, думал, это какие-то головорезы. А когда вступил — какие-то плюшевые мишки оказались. Они меня там все боялись и говорили, что я хулиган и отморозок, — рассказывает националист. — В то время РНЕ, которым всех пугали либералы тех лет, это был миф. Когда мы туда приехали, там оказались дворники и продавцы кассет. Люди из нашей бригады могли приехать и перебить все РНЕ».
По утверждению самого Демушкина, в организации Баркашова он возглавлял «карантин». Как объяснил мне Роман Попков — тоже в свое время состоявший в РНЕ, — это было отдельное подразделение, в котором новых членов организации «обкатывали»: проверяли, идеологически воспитывали и так далее. «Если Демушкин говорит правду, то это очень важный пост был, ключевой», — добавляет Попков.
Однако в историю о «карантине» не все в среде националистов верят. Когда я спрашиваю Белова, правда ли это, он отвечает:
— Сейчас скажу ужасную вещь про Диму. Как вы думаете, он сам верит, что так было?
— Ну, судя по всему…
— Он не врет, он свято верит, что так и было.
В 1999 году начинающий русский националист вышел из РНЕ, по его словам, забрав «свой костяк» и создал «Славянский союз» — спортивную неонацистскую организацию закрытого типа.
Камеры, 200 тысяч штрафа и Костя Котов
Когда Демушкин, все еще сидя в пиццерии в Братеево, говорит мне, что выходил на акции за Голунова, на метропикеты в поддержку политзаключенных и получил 200 тысяч за несогласованный митинг 3 августа, я безуспешно пытаюсь сделать вид, что не удивлена. В тот момент я ему не очень верю. Но потом я найду постановления о штрафах — и действительно, за Голунова окажется 10 тысяч, за 3 августа — 200.
«Меня задержали “на Голунове”, впаяли мне 10 тысяч рублей. Там был депутат, который принес российский флаг, и я у него его забрал им помахать. Я залез на памятник Высоцкому, помахал флагом, отдал этому депутату, и мы с Ильей Азаром просто стояли болтали. И в какой-то момент, пока мы с Азаром стоим беседуем, я вдруг вижу его вверх ногами. Оказалось, меня перевернули, прям при нем и утащили», — смеется Демушкин.
А еще позже я позвоню Марии Эйсмонт, чтобы подтвердить, что Демушкин общается с адвокатом и мамой Константина Котова, и помогает ему «на зоне».
«Вы в курсе, что Котов сидит в моей же колонии и в том же шестом отряде? (Демушкин отбывал заключение в ИК-2, там же сейчас находится Котов — “МБХ медиа”) Я с мамой и с адвокатом постоянно общаюсь, они мне звонят и рассказывают новости все. Потому что я знаю всех людей, которые его там мучают сейчас», — говорит Дмитрий.
Я начинаю замечать, что люди вокруг Демушкина говорят теми же фразами, что и он: Эйсмонт называет его единственным человеком из известных ей, «кто не боится говорить напрямую, что происходило в этой колонии» и повторяет почти дословно фразу, которую я услышала за несколько дней до этого в пиццерии. Белов, говоря об Украине, вторит за Дмитрием: «тоже не готов какой-то матери потом в глаза смотреть». А люди, занимающиеся ножевым боем на поляне, друг за другом повторяют, что не говорят о политике.
Складывается впечатление, что Демушкин «свято верит, что так и было», а все вокруг — почему-то верят ему.
Дмитрий снова показывает мне видео — он вообще часто это делает, — в этот раз с несогласованного протестного шествия 3 августа в Москве. По его словам, он был там по работе, как и 27 июля: сейчас Демушкин работает корреспондентом в издании White News (по информации с сайта, посвященного правозащите и уголовно-правовой повестке) и с обоих мероприятий вел трансляцию. На видео, утверждает он, записи видеокамер со зданий в центре города, доступ к которым адвокат получил во время дела.
«Адвокат, говорит, я когда увидел, офигел, — эмоционально рассказывает Дмитрий. — Мол, я думал, тебя из этой толпы вообще не найти там тысячной. А оказалось, все камеры на тебя “наезжали”. Если ты из какой-то камеры пропал, то в ту же секунду ты в другой камере появляешься. Говорит, не было ни одного момента, когда тебя не снимали. Из всей толпы тебя одного целенаправленно снимали в этот день».
Силовой блок
«”Славянский союз” — это типичная такая, слегка политизированная неонацистская скинхедская группа», — объясняет Александр Верховский, директор информационно-аналитического центра «Сова», где долгое время изучают проблемы национализма и ксенофобии.
По его словам, в «нулевых» подобных крупных организаций было две: «Национал-социалистическое общество» (НСО) и собственно «Славянский союз». С НСО в какой-то момент тесно контактировала группировка «Формат 18» (запрещена и признана экстремистской на территории России) — радикально-националистическая организация, которую возглавлял Максим Марцинкевич, известный как Тесак.
«Неонацисты второй половины 1990-2000-х видели решение проблемы в прямом действии, — объясняет Верховский. — Они не считали, что политическими средствами можно чего-то добиться и полагали, что правильная революционизирующая стратегия — это систематическое насилие, которое должно в конце концов породить “белую революцию”, как они выражались». И добавляет: «довольно распространенная установка для террористической группы».
«У нас организация была спортивная и замкнутая в самих себя, — объясняет мне Демушкин. — Мы собирались где-то ночами в лесу, факельные шествия, и куча людей ходило, и мы это не снимали никогда. У нас была больше такая спортивная, сектантско-орденская тема».
По словам Дмитрия, «Славянский союз» был больше нацелен на субкультуру, нежели на политику: «Мы сделали закрытую, хорошую, мощную, отлаженную структуру, которая контролировала концертную деятельность, контролировала выпуск дисков правой сцены, субкультутры, фанатские объединения очень многие. То есть контролировала очень много, но при этом существовала ради себя самой. Вот как там у меня школа сейчас существует. Мы осуществляли какую-то деятельность, залазили в какие-то сферы. Но де-факто мы не занимались какой-то публичной политикой».
Дмитрий говорит называет «Славянский союз» своеобразным «силовым блоком»:
«У него не было цели захватить власть. Мы, конечно, могли надеяться, что власть ослабнет, рухнет. Но мы тогда были увлечены самим процессом своего существования».
Со второй половины 2000-х годов за людей, практикующих уличное насилие — «уличных наци», говорит Верховский, — серьезно взялись власти, многие из них оказались за решеткой.
В 2011 году нескольких неонацистов из НСО осудили за 28 убийств, нападения на национальной почве и подготовку терактов, пять из них получили пожизненное. Марцинкевич несколько раз был осужден по 282 статье УК РФ, в 2018 году был приговорен к 10 годам колонии строгого режима — за возбуждение ненависти и нападение на людей, в ходе которого один из нападавших скончался. По словам Верховского, членов «Славянского союза» тоже судили за уличное насилие — в том числе за убийства.
Как рассказал мне антифашист Алексей Сутуга, с самого создания вся история «Славянского Союза» пронизана уличным насилием, а члены движения, бывшие ближайшими соратниками Демушкина, регулярно попадались на драках и избиениях людей.
«Самый одиозный персонаж в «Славянском Союзе» был, конечно, некий Саша Зорг, — рассказывает Сутуга. — Он погиб вместе с другим членом “Славянского союза”, их убили на бандитской разборке в Подмосковье — четверых застрелили. Они там хотели отжать бизнес у каких-то «афганцев», и их застрелили. Причем Зорг до этого постоянно где-то сидел, как-то попадался. И вообще многие «боны» (ультраправые националисты. — «МБХ медиа»), которые за убийства и нападения сидели, с Демушкиным рядом появлялись».
Некоторое время близкими соратниками Демушкина, по словам Алексея, были некие «Сейф» и «Портос» — «тоже отсидевшие». «”Славянский союз” вообще такая структура была, полубандитская», — добавляет антифашист. При этом, если было какое-то серьезное дело, из движения эти люди пропадали:
«Где-то в 2008-2009 годах, у Демушкина был такой человек из Южного Бутово, у него погоняло Мышь было, он помогал ему организовывать эти его лесные тренировки, ножевой бой, — говорит Сутуга. — У них компания была, они все в “Славянском Союзе” состояли. Потом этот человек скрывался от полиции, потому что его обвинили в том, что он какие-то нападения устраивал, тоже чуть ли не в Южном Бутово. И он потом пропал из деятельности “Славянского Союза”, хотя плотно занимался всеми этими вопросами, на фотографиях с Демушкиным везде стоял».
Про убийства Сутуга вспоминает только случай Дальневосточной ячейки «Славянского Союза»: там в 2010 году расследовали покушение лидера ячейки на убийство следователя. На вопрос, почему Демушкина посадили за экстремизм, а не за эти преступления, Алексей отвечает:
«У них там конечно дофига было “бонов”. Но если что-то и происходило, “Славянский союз” не притягивали к этому делу. Мне кажется, Демушкин — это такой человек, с властью сотрудничающий с 1990-х еще. Я думаю, что это все убивалось на стадии: ну, это не наши члены, они, может, убили кого-то или прирезали приезжего, но это не в рамках членства «Славянского Союза. А потом сотрудничество, видимо, прекратилось, или сажали не те, с кем оно было».
Роман Попков с Сутугой не согласен: он считает, что субкультуры фашистов и антифашистов тогда противостояли друг другу, и потому достоверно говорить о преступлениях друг друга не могут. По его словам, никакие легальные националистические объединения не могли заниматься особо тяжкими уголовными преступлениями.
«Всегда у националиста стоит четкий вопрос: хочу ли я заниматься легальной политикой, или я остаюсь в поле субкультурных уличных группировок? Если он выбирает заниматься политикой, пусть к жесткому уличному насилию для него закрыт навсегда, потому что посадят сразу же, — объясняет Попков. — Разумеется, ни “Славянский Союз”, ни ДПНИ не могли себе такого позволить. Уровень полицейского надзора за такого уровня организациями настолько велик, что люди на красный свет дорогу перейти не могут, не то что убить кого-то или побить».
В СМИ действительно сложно сейчас найти информацию о случаях, когда члены “Славянского Союза” обвинялись или подозревались в убийстве, хотя они изредка были. Попков добавляет, что некоторые члены «Славянского союза» могли быть причастны к убийствам, но «это всегда были отдельные личные истории, которые никакого отношения к движению не имели». Он обращает внимание, что обоих — и Белова (Поткина), и Демушкина — посадили не за убийства и не за уличное насилие.
Демушкина к лишению свободы в 2016 году приговорили за то, что с 2011 по 2013 год он разместил в социальных сетях несколько публикаций экстремистского содержания.
«Его не унять»
«Я не помню, кто из нас это сделал — я или он, — короче давай, говорит, пересечемся, пиво попьем на одной там частной квартире, посидим, — рассказывает мне Александр Белов, как они с Демушкиным после нескольких лет неприязни все-таки подружились. — Мы пришли домой к одному ветерану движения, ну и все — чтоб никого не было, просто мы с ним общаемся, чтоб нам никто не мешал, никакие советники ничего не подсказывали. Мы с ним очень долго говорили, наверное, часа три, или больше. Все нюансы проговорили, все какое-то взаимное недоверие, которое было, ушло, вроде бы все вопросы были решены. И вот в процессе личного общения, когда не было публичного противостояния и не было необходимости показывать “я лидер, у меня *** (член — “МБХ медиа”.) длиньше”, я понял, что это хороший человек».
«Он добрый, и внутри у него лежат абсолютно христианские ценности, то есть он не подлый человек, что очень важно».
«С этого момента, с 2006 года, Демушкин ни разу не нарушил взятых тогда на себя обязательств и ни разу не предал меня. Демушкин меня ни разу не подвел и ни разу не предал, и никогда не сказал за моей спиной ни одного плохого слова. Для меня это невероятный показатель. Потому что я знаю все про всех и я понимаю, что каждый по чуть-чуть меня лично где-то там подвел, где-то предал, сделал что-то за мной спиной. Очень многие. А Демушкин этого не сделал. И поэтому я доверяю этому человеку», — говорит Белов.
На первом «Русском марше» в 2005 году Демушкин с соратниками «перехватил» повестку: пришел, хотя организаторы его «не звали», с красными флагами «Славянского союза» и оказался во всех фотографиях СМИ. «Фотосессия с демонстративным зигованием произвела тогда на меня совершенно отталкивающее впечатление», — вспоминает Владимир Тор, один из организаторов марша.
Но постепенно, когда Демушкин вошел в состав оргкомитета, по словам Тора, они «притерлись»:
«В процессе общения мало-помалу выяснилось, что Демушкин обладает важными качествами: он умеет держать слово, не брать на себя заведомо невыполнимых обязательств, ладить с персонажами, которые казались совершенно дикими и неуправляемыми, и добиваться исполнения договоренностей даже от них. И при этом опирался на многочисленную «уличную пехоту». А сам лично был вполне способен к диалогу и трезвому здравомыслию. Знаете, это редко встречающиеся качества в мире политики — и это вызывало уважение».
«Главный феномен Демушкина в том, — считает Роман Попков, — что он был одним из первых наряду с Беловым, кто сумел вытянуть на политические акции субкультурный правый движ — вовремя этот нерв почувствовал, в самом начале нулевых. Что ***** (упустил) Баркашов до этого, с чем не очень умел работать Лимонов, например. Вот Демушкин это почувствовал: он говорил с правыми на их языке. В этом плане он был новатором».
— Если посмотреть на Дмитрия, то он всего себя отдал делу. Все, что у него есть, это дело, которым он занимается. Он не занимается накопительством, но его нельзя обвинить, что он где-то что-то там похитил. У него ничего нет, он бессребреник абсолютно, — добавляет Белов.
— Он романтик? — спрашиваю я.
— Так и есть. Не знаю, хорошо ли это или плохо. Я все, я сбитый летчик. Я хочу кушать, детей растить, не хочу в тюрьму. А про него вижу: его не унять.
— Многим не нравится, что он смеет называть себя лидером. А вот он этого никогда не стеснялся, он говорил: я лидер, — продолжает Белов. — В каком-то смысле он напоминает в этом плане Жириновского: «я главный», «это я организовал», «это мы сделали». Может, его участие никакое. Но это, тем не менее, дает ему некую власть. Почему? Потому что не все люди готовы брать на себя ответственность, и большинство людей готовы подчиняться, и не готовы командовать. При этом я не говорю сейчас об эффективности управления, о менеджерских качествах, это не имеет значения. Он просто такой человек, который готов взять на себя ответственность, направлять и руководить..
Русские идут
«Весь этот этнический оппозиционный национализм, который у нас есть, он вырос практически из уличного неонацизма, — объясняет Александр Верховский. — Просто какие-то люди с возрастом расширяют репертуар, а какие-то нет. Демушкин — расширил. Не уверен, что сейчас его можно называть неонацистом. Он об этом редко говорит, как и многие деятели радикального крыла. Они эту повестку в значительной степени забыли и подзабросили, какая-то оппозиционная риторика у них стала доминирующей частью».
Первый «Русский марш» прошел в 2005 году. Организаторы вспоминают его по-разному, но все сходятся в одном: Демушкина с его «Славянским союзом» там никто не ожидал увидеть. А он пришел.
В оргкомитете, говорит Александр Белов, выступали категорически против — потому что радикал, маргинал и, возможно, провокатор. Белов его, правда, все равно «подтянул» — говорит, «наслушался Березовского о необходимости системы сдержек и противовесов». В итоге Демушкин пришел на оргкомитет и повел себя, по словам Белова, «агрессивно». Сам Демушкин говорит, что пообещал там кому-то «отбить башку». «Саша бледный там весь сидел», — рассказывает Демушкин и смеется.
Первый марш, по словам Романа Попкова, был связан с Александром Дугиным и его Евразийским союзом молодежи. Как говорит Демушкин, организация первого марша была связана и с самой Администрацией президента — часть русских националистов (ДПНИ Белова) якобы «втюхали» Суркову идею о том, чтобы создать общий день для правых политических движений. Дугину, по его словам, идея понравилась, но Демушкин и его неонацисты могли сильно испортить картину.
«У Дугина пришло человек тридцать-сорок. И знамен у рамок такая просто вот гора была. И ни один человек, кто пришел, не взял ни одного знамени у него. А Дугин сделал металлоискатели и запретил пропускать древки (для знамен — “МБХ медиа”). Ну и знамена то свои мы можем пронести, а палки нет, — рассказывает со смехом Демушкин. — Я триста человек собрал в метро, и мы клином вышли, в эти рамки пошли. А Дугин там сделал охрану, чтоб Демушкина типа не пропустить. Но люди-то клином идут, и эти несколько человек просто разбежались в ужасе».
«Ну и Дугин подумал, бог с ним, палок же нет, все равно их не будет видно. Тем более он посмотрел, что мы там в конце будем, подумал, что нормально. И когда началось шествие, мы отбуцкали (побили — “МБХ медиа”.) несколько “дугинцев” и отняли у них палки. В хрониках даже можно увидеть, как люди идут, а под ногами у них тряпки какие-то. Мы в итоге подняли свой флаг, и там все журналисты прибежали — мы же вышли с этой стилизованной свастикой моей. Собственно, мы тогда этот правый марш — на тот момент он правый, а не русский назывался, — захватили».
«Благодаря этому знамени с эмблемой 90 процентов медийного поля этого марша мы украли просто».
Роман Попков уверен, с Русским маршем националисты выиграли «лотерейный билет». Поначалу власти с ним боролись — были несанкционированные марши, их разгоняли: «Они тут бегали по Новому Арбату — менты и ОМОН за этими “бонами”, а те за ментами». Но к концу «нулевых» это уже стало безопасное мероприятие, на которое в какой-то момент, по словам Попкова, «приходили все» — потому что других площадок для «оппозиции» почти не было:
«Рекордные Русские марши 2010-2011 годы собирали под 10 тысяч. Туда приходили субкультурные скинхеды, неоязычники с бубнами в волчьих шкурах, православные с гигантскими флагштоками с ликами святых, приходили просто какие-то обывалы, более или менее националистически ориентированные, деды и бабки — остатки старой, красно-коричневой оппозиции 1990-х годов, — бывшие военные, закодированные советские офицеры. Это было место, где собирались все, кого объединяла более-менее общая тема — “Россия для русских”».
Русские марши изменили Демушкина: он захотел в политику. Но стать политической фигурой со «Славянским союзом» было сложно. Поэтому, когда сначала признали экстремистскими и запретили «Славянский союз» и ДПНИ и их бывшие лидеры «слились» в одну организацию, Демушкин воспользовался этим и вошел в новое этнополитическое общество «Русские» уже скинхедского балласта. Расовое превосходство и радикальный национализм из уличных кричалок перекочевали в политические программы.
Смерть движа
А еще через три года политический русский национализм умер.
Речь, конечно, не о всем русском национализме — он, по словам и Белова, и Тора, и самого Демушкина, никуда не делся и все еще имеет большой потенциал. Умер русский национализм в политике.
Многие современные русские националисты ушли в культуру: кто-то делает книги, кто-то снимает фильмы, кто-то работает в социальной сфере. Егор Просвирнин занят развитием новых медиа — правда, уже не таких популярных, как «Спутник и Погром». Но как такового политического национализма, с движениями и организациями, организаторов уличных акций — их не осталось.
Одни считают, что исчезновение русского национализма из политического поля случилось из-за раскола среди националистов по украинскому вопросу. «Часть встала на “ватные” позиции и поехала в Новороссию воевать. Другая — поддержала сперва Майдан, потом Украину во всей этой борьбе. В итоге часть проукраинских националистов поехала в Киев, и многие там и остались, потому что в Россию им путь был закрыт просто статьями уголовными», — говорит Попков. С ним согласен и Владимир Тор.
Другие — например, Белов, — говорят, что к тому моменту просто уже произошла «зачистка политического поля» и репрессии с многочисленными посадками обескровили движение. Это отчасти подтверждает Верховский: по его мнению, русский национализм всегда связан с политическим уличным насилием, а его власти к 2014 году уже искоренили. Но он уверен, что националистическая повестка в принципе не могла собирать много людей. После Болотной, на которую вышло гораздо больше людей, чем на Русский марш, считает он, националисты поняли, что «не смогли обратиться к хоть сколько-нибудь широким кругам граждан».
До Крыма Демушкин-политик был по сути главным публичным лицом «Русских»: выступал с интервью, его называли лидером организации, хотя, по словам Белова, основные функции управления выполнял брат Белова, Владимир Басманов, находящийся в то время уже в политэмиграции. И Белов, и Демушкин в итоге оказались в тюрьме. По словам Демушкина, из руководства «Русских» не осталось никого: они либо сели, либо уехали из страны.
Чечня, Барвиха и «нормальный мужик»
Вместе с коллегами по «Русским» Демушкин даже успел съездить в Чечню. В июле 2011 года Демушкин вместе с Беловым съездили в Чечню, сами они утверждают, что по приглашению самих чеченцев в Москве. По Чечне Демушкин ходил в футболке с надписью «Я русский!», а когда вернулся, заявил, что ему там все понравилось. В среде русских националистов это вызвало возмущение.
Владимир Тор считает, что Белову с Демушкиным это было нужно, чтобы обезопасить себя от репрессий — став официально стороной в переговорах с одним из самых «могущественных» политиков путинской России, Рамзаном Кадыровым. Верховский уверен, что это была политическая игра, нужная для того, чтобы представить Демушкина и Белова как лидеров своеобразной русской общины. Белов рассказывает, что Демушкин о чеченцах до сих пор говорит много — не называя имен, но утверждая, что те ему нередко помогают: делятся информацией из силовых и правительственных структур, предостерегают. Но в чеченском парламенте, как в 2012 году, Дмитрий больше не выступает.
Вышедший из заключения Демушкин тоже считает, что политический и «организационно-структурный» русский национализм умер: власть уничтожила его организационные формы. «Но надо понимать, что в политическом поле русского национализма де-факто особо и не было никогда. Он не присутствовал в каких-то политических сферах деятельности, он был скорее в таком уличном формате», — добавляет националист.
Сейчас, по словам Демушкина, он не может возглавлять никакую организацию: нет сильной националистической повестки, нет партии, и есть пристальный надзор силовых ведомств. Уезжать националист тоже не хочет и не может — говорит, политического убежища ему никто не даст:
«Я же не либеральный правозащитник какой-то».
После выхода на свободу Демушкин на какое-то время оказался исполняющим обязанности главы поселения Барвихи. Многим это показалось странным «кульбитом», но сам Демушкин, кажется, противоречивым это не считает — его туда просто позвали местные «влиятельные люди», симпатизирующие националистическим идеям. Правда, в итоге не получилось: сложилось двоевластие вместе со старым главой, а потом должность просто упразднили.
Уже под конец работы над материалом мне позвонил Александр Серегин — писатель и историк, один из тех самых «влиятельных» жителей Барвихи. Он рассказал, что с Дмитрием познакомился еще в 2005 году, когда тогда еще неонацист Демушкин приезжал в его музей, посвященный традиционной славянской культуре. Познакомились, общались, а когда Демушкин вышел на свободу после заключения — Серегин, по его словам, хотел предложить ему менее «радикальное» место, чтобы он помогал русским с более безопасной позиции. «У нас программа была, мы безусловный базовый доход для всех жителей Барвихи сделать хотели», — мечтательно добавляет Серегин.
Сейчас Дмитрий работает корреспондентом и ведет свою радиопередачу, преподает ножевой бой в фитнес-центрах и занимается бесплатной школой КНБ по воскресеньям. Он вообще по жизни «разнорабочий»: был и промышленным альпинистом, и водолазом-спасателем, и спортивным тренером. Спорт для него очень важен, он им занимается с детства. В сорок лет Демушкин сдает нормативы по тяжелой атлетике, хочет черный пояс по каратэ и продолжает тренироваться.
— Скажите, а вы закончились, как политик? — спрашиваю я Демушкина.
— Я? Нет, почему. Я только начинаю, — улыбается он.
Но говорит, что сейчас ни в каких организационных формах участвовать не может. Вышел на свободу, познакомился с девушкой. Называет ее невестой. Девушка, кстати, тоже активная — сейчас дежурит на месте будущего строительства Юго-Восточной хорды. Демушкин говорит, что хочет завести семью, жениться, детей. Я спрашиваю, а как называть будет — как-то по-славянски, Коловратом, например?
— Зачем? — снова улыбается Демушкин.
Я объясняю про русский национализм, чтоб с пеленок он был. Тот говорит, что над именем с женой будет думать, нет уже исконно русских имен и вообще русскому национализму не так учатся.
— Просто нормальным мужиком нужно быть, а русский национализм, он сам придет, — считает Демушкин.
— И про спорт не забудьте написать! — добавляет он на прощанье.
Редактировал Семен Кваша
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.