«Мне уже в квартире не прожить». Чем оборачивается для пенсионеров путевка в дом престарелых

По статистике, каждый пятый россиянин достиг пенсионного возраста. В какой-то момент пожилой человек может потерять способность заботиться о себе, после чего у его родственников будут несколько опций: оставить его в одиночестве, ухаживать за ним самостоятельно, нанять сиделку или отправить в дом престарелых. Какой из вариантов оказывается выигрышным для пенсионера, почему не стоит стесняться отдавать родителей в интернаты, как в домах престарелых играют свадьбы и почему в частных пансионатах погибают старики –– в материале «МБХ медиа»

«Это адок, конечно»

Радиоведущая Ольга Журавлева нервно курит в кабинете после эфира. Она листает фотографии своей бабушки: «Вот она еще дома», «А здесь она прямо-таки девочка с персиками!» По документам бабушку звали Октябрина, но все знакомые называли ее Зоей. В 94 года она умерла от осложнений после коронавируса, проведя последние месяцы своей жизни в московском Доме ветеранов труда № 6.

После смерти мужа Зоя долгие годы в одиночестве жила в пятиэтажке на северо-западе Москвы. Счастливая самостоятельность Зои закончилась десять лет назад: из-за старческих изменений головного мозга у нее начала кружиться голова.

— Когда она первый раз упала, мне позвонили соседи сверху. Сказали, что бабушка кричит. Я приехала через несколько часов, но ничего понять не могла. Она лежала в собственной моче, бредила, говорила, что какие-то дети стоят и не дают ей попить воды. 

После этого эпизода Зоя больше не выходила на улицу. Ольга начала присматривать за бабушкой: каждый день созванивалась, а на выходных отвозила продукты.

Решающим стало уже следующее падение Зои: она серьезно вывихнула плечо, и полдня кричала, потому что обезболивающее не помогало. После лечения Зоя практически стала лежачей и за несколько недель похудела на 20 килограмм. Рука ее больше не беспокоила, а вот сознание стало спутанным.

— Она сначала заговаривалась, забывала что-то. Потихоньку все становилось чуднее и чуднее. Иногда она делалась агрессивной, просила ей дать винтовку или говорила, что прыгнет из окна. 

Мать Ольги не могла заботиться о Зое, потому что из-за больных ног с трудом выезжала за пределы Подмосковья. Поэтому Ольга восприняла уход за бабушкой как свой долг. 

— Я с ужасом думала о том, что бабушку надо помыть. Я выделяла день, когда дотаскивала ее до крошечной ванной, где она кричала, что ей горячо или холодно. Потом стрижка вросших ногтей –– тоже процедура минут на сорок, очень экстремальная. Потом я брала стирку и ехала от нее в трамвае — с обгаженным бельем. Это адок, конечно. Такая женская доля. Куда мне ее было девать? Я не могла ей сказать: «Все, заткнись, я отдыхаю».

Каждый день Ольга должна была совмещать поездки к бабушке с работой. Не выдержав такой график, решила нанять сиделку: через знакомых нашла женщину, которая внушала доверие. Но по ночам сиделка уезжала домой, поэтому окончательно проблема стресса так и не решилась.

— Я довела себя до такого состояния, что думала: либо сопьюсь, либо повешусь. Я каждый вечер приходила домой и рыдала. Это эмоционально тяжело — постоянное присутствие. Я все время думала, что делает бабушка: не зажгла ли газ, не упала ли, не размазала ли что-то из памперса.

Памперсы и столовский дух

Проблему ухода за Зоей пришлось решить, когда в пятиэтажке запланировали капитальный ремонт. В управляющей компании Ольге объяснили, что бабушке необязательно съезжать –– ее комнату могут попросту завесить шторой. Но Ольга была убеждена: у Зои случится истерика, когда неизвестные мужчины начнут разрушать стены в квартире. Сначала самым привлекательным вариантом Ольге показался частный пансионат, но уже после одной экскурсии она изменила свое мнение.

— Это было унылое зрелище. С одной стороны, выглядит, как пионерский лагерь, с другой — страшно. Внутри каждого грустного старика происходит своя жизнь, а на этаж — всего одна сиделка. Может случиться что угодно, и не заметит никто.

Знакомая Ольги Нюта Федермессер — учредитель благотворительного фонда помощи хосписам «Вера» — посоветовала ей обратить внимание на государственный Дом ветеранов труда №6. 

— Я боялась, но пошла на встречу с главврачом. Посмотрела, что старички там бодрые, наглые. Они к главврачу смело обращаются — то есть не забитые. Это мне показалось неплохим признаком. Опять же, в комнатах было уютно, не пахло памперсами и столовским духом.

По словам Ольги, она прошла через мучительную процедуру сбора бумаг для путевки в интернат. Нужно было заявление от лица бабушки, справка о размере пенсии, документы о составе и доходах семьи, заключение психиатра, медицинская карта и полноценный медосмотр. 

В итоге государственный пансионат обошелся семье Ольги в 90 тысяч в месяц. Из бабушкиной пенсии пансионат по закону забирал себе 75%. Еще 45 тысяч Ольга платила из своей зарплаты за номер с повышенным комфортом.

По словам Ольги, перевезти бабушку в интернат удалось полюбовно — Зоя слышала хорошие отзывы от знакомых и понимала, что таким образом освобождает внучку от хлопот. Но внезапно объявились старые знакомые Зои, которые воспротивились такому решению.

— Ее бывшая начальница говорила: «Как отвозить в пансионат, почему? Пусть Ольга позвонит и доложит, как они посмели». То есть Зоя ее уже не узнавала по телефону, а она все равно считала, что знает, как ей будет лучше. 

В интернате с Зоей постоянно занимались врач и психолог. Например, просили ее рассматривать фотографии родственников и вспоминать их имена. Ольга обратила внимание на то, что бабушку кормили фруктами и одевали в поло и брюки капри. При помощи подъемников она лучше передвигалась, а еще постоянно ходила в баню.

Именно из интерната у Ольги осталось много приятных воспоминаний о беседах и прогулках с бабушкой: как они знакомились с местной морской свинкой, рассматривали новогодние украшения, сидели в беседке или наблюдали, как падает первый снег. 

Впрочем, сначала Ольга даже переживала –– ведь больше не могла контролировать Зою. За то время, что та находилась в беспомощном состоянии, Ольга стала гипер-ответственным «родителем».

–– Это морально тяжело, когда со взрослым человеком начинаешь общаться, как с младенцем. Причем, когда ребенок что-то делает не так, у тебя всегда есть внутреннее ощущение, что он научится, он сможет в следующий раз, он потом поймет. Здесь все вывернуто наизнанку –– ты понимаешь, что дальше будет только хуже.

А потом Зоя заразилась коронавирусом. В Коммунарке ее вылечили, но сознание, как в интернате, не поддерживали. Поэтому Зоя впала в состояние стопора, субкомы с полностью подавленной произвольной деятельностью. Практически не приходила в себя. Вскоре из интерната позвонили и сказали, что она умерла.

–– Я знала, что больница ее доконает. Она была в реанимации абсолютно одна в этом детском состоянии. Это было жутко, но я уже много раз ее внутренне похоронила. Так что точка, в которой мы могли бы по-человечески попрощаться, уже была давно пройдена.

«Мне ввязываться в их жизнь нельзя»

Среди деревянных домов с резными наличниками заметно выделяется огромное советское здание Угличского дома-интерната для престарелых и инвалидов. Всего в десяти минутах ходьбы — набережная Волги, но для «проживающих» (их еще иногда называют «клиентами») выход за ограждение закрыт уже больше года — так в интернате борются с пандемией. Даже встречи с родственниками в интернате теперь проходят в специально выделенном помещении.

Рядом с огромными кустами роз еле-еле передвигается пожилой мужчина с тележкой. Ответственная за досуг проживающих Анастасия позже рассказывает, что это Коля –– в саду интерната он проходит трудотерапию, собирая опавшие ветки и листья. Кроме этого, выбор занятий у жильцов достаточно широкий: библиотека, бильярд, экскурсии, скандинавская ходьба, рукоделие, танцы и даже работа над собственным журналом «Дом».

Всего в интернате 265 мест. В комнатах живут по два, три или четыре человека. Постояльцы могут оформлять помещения по своему вкусу. 

Распорядок дня в интернате свободный. Обязательны только ранний подъем, медицинские процедуры и поход в столовую. По словам Анастасии, кормят жильцов интерната настолько плотно, что во время смены в период строгого карантина ей было тяжело перейти на такой рацион.

Особенный период в жизни интерната — праздники. Самый главный из них — День пожилого человека, который отмечают 1 октября. В этот праздник устраивают день открытых дверей –– с концертом и программой для родственников.

Чаще всего пожилых людей отдают в Угличский интернат молодые семьи, рассказывает Анастасия. Когда они вынуждены совмещать работу и заботу о детях, ухаживать за престарелым родственником становится проблематично. Многие из них привозят бабушек и дедушек со слезами на глазах.

Бывает, что одинокого пожилого человека передают интернату волонтеры или соседи. В Углич переезжает много сельских жителей –– в одиночку они уже не в силах следить за домом и огородом, а соседи (часто тоже пожилые) не в состоянии уделять им должного внимания.

Психолог Татьяна рассказывает, что некоторые разъезжаются с пожилыми родственниками, чтобы решить квартирный вопрос. Причем, по словам психолога, после этого конфликты в семье решаются, а дети с радостью приезжают навещать стариков.

–– Они живут хорошо, никто никому не мешает. Пожилой родственник уступает, но не приносит себя в жертву. Он себе здесь находит друзей, интересы.

Директор интерната Наталья упоминает, что в редких случаях отношения в семьях настолько проблематичны, что пожилых родственников привозят в интернат без их ведома.

–– Встречается, что родственники до конца не говорят, куда и для чего везут человека. Психолог начинает с ним работать, а он не готов. Его обманули, заманили, сказали, что в санаторий.

Галине Николаевне 74 года – у нее крупные детские глаза и располагающая улыбка. Раньше она была сельскохозяйственным работником-механизатором, а в Угличском интернате оказалась девять лет назад. Вскоре после смерти сына у Галины случился инсульт –– самостоятельно носить воду, чистить снег и следить за домом в селе Ильинском она уже не могла. В общежитии в Ярославле у Галины живет дочка с мужем и детьми, но женщина решила их не обременять.

Сперва Галина боялась интерната — по слухам, в нем должно было быть плохо — но она столкнулась с на удивление вежливыми сотрудницами. После карантина ей предложили занять себя трудотерапией.

–– В столовой я поработала, но что-то стало мне не так. Меня перевели в швейную, хотя я говорила, что это особо не умею. Но научили, все нормально, мы же деревенские. Потом начальники решили, что я справлюсь с молельной комнатой — я там до сих пор работаю. Спокойно, хорошо.

Спустя несколько лет Галина передала права на дом своей дочери, чтобы она продала его и взяла ипотеку. О недвижимости Галина не жалеет — она даже рада, что он достался порядочным москвичам. К тому же, в деревне в живых осталось всего четверо соседей. 

Когда дочь обустроилась в новой квартире, она настаивала на том, чтобы Галина выписалась из интерната, но женщина отказалась.

— Дело в том, что я здесь уже привыкла. Мне уже там, на квартире, не прожить. Она любит покомандовать, а я не подарок. Мне ввязываться в их жизнь никак нельзя. 

Свадьба в интернате

Сцена концертного зала интерната –– пол с цветным линолеумом, ряд офисных стульев и длинная белая штора с оборками. Двое жильцов интерната читают друг другу стихи, играя семейную пару: «Милый ты мой, буду я верной женой! Книжечки буду читать, памперсы буду менять».

Психолог Татьяна с гордостью рассказывает о том, что в интернате складываются и настоящие супружеские союзы. Геннадий и Любовь приехали в Углич из Переславля-Залесского. У Любови была тяжелая алкогольная зависимость –– «родственники сдали ее умирать». Когда же ее знакомый Геннадий узнал о случившемся, то оставил работу водителя и оформился в интернат вслед за Любовью.

–– Когда Гена к нам поступал, она узнала об этом. Она тут уже умирала, а вдруг надела белый джинсовый пиджак и говорит: «Гена сейчас из приемного выходит –– мне его надо встречать».

Геннадий удерживал Любовь от алкоголизма. Пара стала заниматься творчеством: он собирал поделки из спичек, она –– рисовала плакаты для сцены. В 2015 году они поженились –– с церемонией, кольцами и походом в молельную комнату. Они стали жить вдвоем, в отдельной комнате интерната, но вскоре Геннадий умер от рака.

–– Любовь Николаевна сорвалась, начала выпивать крепко. Мы ее держали, но она не справилась со стрессом, начала вести себя агрессивно. Пришлось по медицинским показаниям перевести ее в специализированный дом-интернат. Врач принял такое решение.

Сейчас Любовь иногда приезжает на каникулах в интернат, чтобы навестить старых знакомых и повидаться с девяностолетней матерью –– она живет в отделении милосердия. 

Несчастные случаи и европейский подход

В государственных интернатах существует система очередей. Сегодня требуется не меньше 630 тысяч коек, а суммарно в частной и государственной системах их около 300 тысяч. 

Из-за дефицита мест в домах престарелых есть барьеры. Например, в Москве были случаи, когда пожилым людям отказывали, если в их квартире был зарегистрирован другой родственник. 

Также существует 216-й приказ Минздрава о медицинских противопоказаниях. Например, если у человека туберкулез или эпилепсия, он может находиться только в системе ПНИ. 

При выборе из частных учреждений пожилой человек должен быть осторожен: обязательного лицензирования в этой сфере нет.  Предприниматель может войти в реестр поставщиков социальных услуг, но для этого необходимо собрать ряд документов и предоставить медицинскую лицензию. 

Такие частные пансионаты могут рассчитывать на то, что государство будет направлять им жильцов и оплачивать их пребывание. Однако успешному предпринимателю, у которого и так хороший поток клиентов, лишняя морока с документами и проверками не нужна. 

По примерным оценкам, в серой зоне законодательства оказалось от 70 до 150 тысяч мест для размещения по всей стране. По словам директора сети частных пансионатов для пожилых людей Senior Group Алексея Сиднева, отсутствие проверок в таких учреждениях провоцирует несчастные случаи.

Например, ночью в декабре 2020-го года в доме престарелых в Башкирии произошел пожар. Когда в деревню Ишбулдино приехали сотрудники МЧС, деревянный дом уже сгорел. Погибли 11 пожилых людей.  По итогам расследования было возбуждено уголовное дело по факту халатности.

Осенью 2019 года прокуратура Санкт-Петербурга потребовала закрыть частный дом престарелых, который умещался в трехкомнатной квартире. Соседи жаловались на доносившиеся из квартиры крики о помощи и стук по батареям.

— Если они заявляют, что они пансионаты, то им нужно соответствовать достаточно жестким нормам. Как правило они оформлены, как мини-гостиницы, и попадают в поле зрения, когда кто-то пожалуется или когда там что-то происходит. Но о них и так знают — когда туда приходит участковый, он доволен тем, что смерть произошла на его участке. За то, что он о ней сообщил, он может получить бонус от похоронной компании.

После ряда подобных трагедий в частных пансионатах Минтруд разработал концепцию, в соответствии с которой с 2022 года в России хотят ввести обязательное лицензирование подобных заведений. МВД, свою очередь, потребовало у полицейских обойти частные пансионаты. По словам Сиднева, это спровоцировало волну необоснованных рейдов и закрытий.

— У силовиков есть указание. Теперь представьте: в вашей зоне ответственности работает частный дом престарелых, на него никто не жалуется, но лично вы боитесь последствий, поэтому его закрываете.

По словам Сиднева, это создает ряд проблем. Прежде всего, жильцам закрытых частных пансионатов приходится тратить время на поиск нового места, а порой родственники вынуждены заново брать на себя обязательства по уходу за пожилым человеком.

Помимо этого, давление на частные пансионаты может спровоцировать больший уход в неправовое поле. Если раньше у таких учреждений было ИП, сейчас они могут предпочесть платить взятку участковому и не оформляться как организация.

Административное давление на пансионаты также спровоцировано тем, что государству необходимо содержать собственную инфраструктуру домов престарелых. После первой волны пандемии из-за последствий коронавируса заполняемость интернатов упала до 70-75%, а расходы не уменьшились. Поэтому государство настаивает на размещении пожилых людей в собственном фонде.

Европейский путь решения проблемы ухода за пожилыми людьми –– в полном переходе к частной системе. Например, в Германии 93% пансионатов — негосударственные организации, а в Израиле в этой сфере и вовсе нет государственного сектора.

Частная система порождает конкуренцию: если у пожилого человека будет выбор, он предпочтет шестиместной комнате без санузла двухместную с душем. Дому престарелых на окраине — пансионат ближе к центру. 

Но далеко не всем пожилым людям необходимы изоляция в интернате и круглосуточный уход. Для таких пенсионеров за рубежом существует несколько опций. Например, патронажная служба, которая следит за стариками на дому. Каждый день к престарелому приходят сиделка и лечащий врач.

Наконец, еще один вариант — дневные центры. Это полустационары, в которых пожилые люди могут общаться и заниматься активным отдыхом, пока их родственники находятся на работе.

Но надо понимать, что любой из альтернатив пожилые люди в большинстве случаев предпочтут старость дома, в кругу семьи. Директор Угличского интерната Наталья убеждена: любой ее постоялец — это человек, попавший в трудную ситуацию. «Волей судьбы он находится здесь. Как бы мы ни старались, лучше его жизни там, за стенами интерната — нет», — заключает она.