В новом здании Мещанского суда начался судебный процесс по «делу Седьмой студии». В первый день прокурор зачитал обвинительное заключение, а режиссер Кирилл Серебренников начал давать показания. За тем, как судят «организованную театральную преступную группу», наблюдает Зоя Светова.
Процесс по «театральному делу», которого почти целый год ждали друзья, коллеги и сочувствующие Кириллу Серебренникову, наконец—то начался. И как—то буднично. За год судебных заседаний по продлению меры пресечения фигурантам дела публика привыкла к очередям у входа в суд, к десяткам фото и телерепортерам, которые, сбивая друг друга с ног, бегают за Кириллом Серебренниковым, чтобы снять, как он весь в черном выходит из машины ФСИН и заходит в здание суда. Известные артисты, писатели, журналисты, сотрудники посольств — привычный антураж этого судебного процесса.
Зал № 433 Мещанского районного суда оказался на удивление просторным. И душным. Стены обиты коричневым пластиком, имитирующим дерево. Новенькая коричневая мебель. Большая клетка—аквариум. Напротив — загородка для коллегии присяжных (в этом зале проходят процессы и с участием присяжных заседателей).
Три массивных кресла для судебной тройки.
Два прокурора — женщина и мужчина.
Четыре адвоката. В первом ряду—четыре подсудимых: режиссер Кирилл Серебренников, директор РАМТ Софья Апфельбаум, экс—директор «Гоголь—Центра» Алексей Малобродский, экс—директор «Седьмой студии» Юрий Итин. Представитель министерства культуры, признанного потерпевшей стороной — молодой незаметный человек в светлом костюме, он сидит отдельно от других участников процесса.
Судья Ирина Аккуратова легко вбегает в зал из совещательной комнаты и садится на судейское место. Она спрашивает, присутствуют ли в зале свидетели, которые допрашивались на предварительном следствии. Из зала приходится выйти жене Алексея Малобродского Татьяне Лукьяновой. Ее допрашивали на предварительном следствии, но в списке свидетелей, которых должны вызвать в суд, она не фигурирует. Адвокаты не спорят с судьей.
«Я никогда не организовал никакой группы, кроме театральной»
Судья Аккуратова похожа на школьную учительницу старших классов. Она понимающе смотрит на подсудимых, их защитников, на прокуроров. Она бесстрастна, терпелива, нетороплива.
Еле слышно объясняет присутствующим порядок судебных слушателей: к судье обращаться Ваша честь, заявлять ходатайства, не свидетельствовать против себя, отвечать на вопросы суда, участвовать в судебных прениях и т.д. Разъясняет она права и потерпевшему, представляющему Министерство культуры: знать, в чем обвиняются подсудимые , подавать ходатайства, поддерживать гражданский иск, участвовать в прениях и т.д. и т.п. Гражданский иск составляет 133 миллиона рублей и судья спрашивает у потерпевшего, с кого его следует взыскать.
“C потерпевших», — бодро заявляет представитель минкульта. Судья Аккуратова смотрит на него так же невозмутимо и поправляет: «С подсудимых?» Подсудимые против иска возражают.
Апфельбаум: «Я никогда ничего не похищала». Серебренников: «Я никогда ничего не крал и не воровал, не образовывал никакую преступную группу, кроме группы театральной».
Адвокат Алексея Малобродского напоминает судье, что еще на предварительных слушаниях обращала внимания судьи на то, что Министерство культуры никак не может определиться с суммой иска, то он составляет 133 миллиона, а то 139 миллионов. Более того, министерство культуры ссылается на экспертизу, подготовленную экспертом Рафиковой, а защита считает эту экспертизу недопустимым доказательством и будет говорить об этом на суде.
«Распоряжались по своему усмотрению»
Судья спокойно выслушивает все эти возражения, но признает подсудимых ответчиками по гражданскому иску.
И предлагает прокурорам перейти к обвинительному заключению.
Молодой прокурор в синем мундире читает громко, но монотонно. Само по себе обвинительное заключение состоит из 500 страниц, и представляет из себя как бы четыре обвинительных заключения в отношении каждого из фигурантов дела, где каждый член так называемой «организованной преступной группы» обвиняется в мошенничестве, в хищении бюджетных средств, совершенном «согласно разработанному плану и распределению преступных ролей». По версии обвинения, каждый из фигурантов, осознавал «общественную опасность своих действий, предвидя и желая наступления общественно опасных последствий в виде причинения особо крупного ущерба бюджету Российской Федерации».
Серебренников «осуществлял общее руководство и координацию действий всех членов группы, лично заключал с Минкультуры России соглашения на предмет выделения бюджетных денежных средств и предпринимал меры по сокрытию хищения». Генеральный директор Юрий Итин «контролировал хозяйственную деятельность созданной Серебренниковым Автономной некоммерческой организации АНО «Седьмая студия», назначал на руководящие должности сотрудников вместе с которыми они похищали государственные деньги, переводя бюджетные деньги, полученные из министерства культуры в обнальные фирмы, получая наличные и «распоряжаясь ими по своему усмотрению».
Прокурор почти два часа читает обвинительное заключение, называет суммы от нескольких сотен рублей до нескольких миллионов, перечисляет сотни транзакций, которые якобы по указанию Серебренникова проводила бухгалтер Нина Масляева, переводя безналичные деньги в наличные и потом, по ее словам раздавала их Серебренникову, Малобродскому , Итину и Апфельбаум, а они эти средства «противоправно и безвозмездно обращали в свою пользу, после чего распоряжались ими по своему усмотрению».
Роль Софьи Апфельбаум в «преступной группе», по версии следствия, состояла в том, что она якобы зная, что информация о расходовании средств, которую из «Седьмой студии» предоставляли в Минкульт, была недостоверной, не проверяла ее, одобряла отчеты и вводя в заблуждение вышестоящих чиновников Министерства культуры, покрывала преступные действия Серебренникова.
Если верить обвинительному заключению, все три года и три месяца, что существовал проект «Платформа» и «Седьмая студия», (которая поставила 300 спектаклей, в которой работали сотни людей и чьи спектакли посмотрели сотни зрителей), режиссер Серебренников и его коллеги только и делали, придумывали схемы по хищению и переводу безналичных денег в наличные, которые они потом использовали в своих интересах. В это можно было бы поверить, если бы в обвинительном заключении был бы приведен хотя бы один счет, на который поступили денежные средства, похищенные Серебренниковым и другими. Если бы было хотя бы одно конкретное свидетельство мошенничества и хищения бюджетных средств.
«Вы просто не согласны с обвинением»
Ничего этого нет в обвинительном заключении. Нет, судя по всему, и в материалах дела. Все эти обвинения базируются на показаниях бухгалтера Нины Масляевой, чье дело выделено в отдельное производство, будет слушаться отдельно, а на этом судебном процессе она будет выступать свидетелем.
В обвинительном заключении ни слова не сказано о тех спектаклях, которые были поставлены в рамках проекта «Платформа», как будто их и вовсе не было.
Известно, что всего за три с половиной года на проект было выделено 216 миллионов рублей. Следствие же считает, что 133 миллиона из них было похищено. А на спектакли были потрачены остальные деньги.
Когда прокурор закончил читать обвинение, судья спрашивает у подсудимых, понятно ли им обвинение.
Все четверо говорят, что обвинение им непонятно, вину свою они не признают.
«Следствие признало, что все запланированные мероприятия по проекту «Платформа» были выполнены, то есть признак безвозмездности получения бюджетных средств отсутствует. Поскольку оплата законна, возможна и никем не оспорена, речь может идти только о том, соответствовал ли размер расходов полученным субсидиям. Следствие ставит знак равенства между обналичиванием средств и их хищением, что не соответствует закону», — говорит адвокат Итина Юрий Лысенко.
Софья Апфельбаум: «Виновной себя не считаю. Не согласна с тем, что было сказано, ни в какой сговор не вступала, ни о каких о преступлениях не знала. Решение о поддержке «Платформы» принималось не мной, а руководством Минкультуры. Я даже не могла вести межведомственную переписку, я действовала в рамках своих полномочий. Я не готовила и не утверждала конкурсную документацию. Я принимала участие в рассмотрении заявки, но техзадание соответствовало конкурсной документации. Безусловно, я не вводила в заблуждение директора департамента Минкульта Шалашова, он признанный практик. Я не занималась проверкой документов, это делали исполнители в отделе экономики и финансов».
Алексей Малобродский : «Ваша честь! Мне непонятно существо предъявленного обвинения. Обвинительное заключение сводится к многократному повторению эпизодов транзакций со страшилками «выполняя указание Серебренникова» и так далее. Эти заклинания скрывают смысл обвинения.
Судья без всякого выражения: «Вы понимаете, что вас обвиняют в совершении мошенничества? Сумма понятна?» Малобродский парирует: «С таким же успехом можно было назвать любую другую сумму».
Судья без тени улыбки: «Вы просто не согласны с обвинением».
Малобродский: «Все равно, что зашел в магазин «Пятерочка» и вышел бы оттуда с бутылкой кефира. Я не понимаю, ваша честь».
Кирилл Серебренников находит совсем простые слова, чтобы убедить судью: «Эту мантру «Серебренников дал указания превратить что—то во что—то» я не понимаю. Как эта фраза относится ко мне, как к худруку, который всегда сторонился финансовой деятельности? Обвинение сводится к тому, что мы предоставляли в Минкульт ложные данные о количестве мероприятий, а я утверждаю, что как худрук следил за мероприятиями, которыми проект знаменит».
Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов подводит черту под заявлениями подсудимых о непонятности и абсурдности обвинения. Он напоминает, что первоначально обвинение утверждало, что спектакля «Сон в летнюю ночь» не было.
«От этого было просто защищаться, так как спектакль идет до сих пор, нынешнее обвинение же не содержит никаких сведений о том, каких мероприятий якобы не было, и стоимость каких мероприятий была завышена, — объясняет адвокат. — Следствие повторяет фразу, что похищенные 133 млн рублей использовали по собственному усмотрению. Мой подзащитный на допросе сказал, что использовал их по усмотрению на проект «Платформа». Непонятно, кто средствами завладел. Все сводится к тому, что главбух Масляева отправляла деньги на счета подконтрольных ее друзьям компаний. Обвинение в хищении должно содержать указание на то, каким образом денежными средствами распорядились, в обвинении же этого нет. Очевидно, что проект «Платформа» состоялся, было 340 мероприятий, он шел три года, и все это есть в материалах дела. Мы считаем, что обвинение непонятно и неконкретно».
«Это какой—то черный абсурд»
В перерыве судебного заседания я подхожу к артисту Анатолию Белому,который пришел поддержать Кирилла Серебренникова. Спрашиваю о его ощущениях. Он впервые на судебном процессе по существу: «Я слышал обвинительное заключение. Мне кажется, что мы присутствуем не просто при Кафке, даже еще круче, еще хуже. Во—первых, это какой—то черный абсурд. Начиная с того, что министерство культуры является истцом, а потерпевшие и подсудимые перепутаны местами. Вы слышали, что ответил представитель минкульта на вопрос судьи о тех, кто должен оплачивать гражданский иск. Он сказал: «Потерпевшие». Он подсознательно расставил все по своим местам и назвал тех, кого надо, именно теми, кем они являются. Именно потерпевшими, а не подсудимыми. Все остальное полный абсурд, эти обвинения, которые являются совершенно недоказуемыми, абсурдными, лживыми и т.д. И с настойчивостью автоматной машинки люди произносят эти тексты, в том числе и судья. С точки зрения черной драматургии, понятно, что все это судебная система. Но видеть, присутствовать при этом тяжело».
«Призываю Минкульт не тушеваться»
Процесс возобновляется. Судья просит стороны определиться с порядком представления доказательств. Прокуроры предлагают сначала допросить свидетелей обвинения, а уже потом предоставить слово защите. Но подсудимые и их адвокаты предлагают другой порядок. Все подсудимые хотят давать показания перед допросами свидетелей обвинения. Режиссер Серебренников говорит, что готов выступить первым и все объяснить. Но он предлагает, чтобы перед ним выступил представитель Министерства культуры: «Мне кажется логичным, чтобы Минкульт формулировал претензии к проекту «Платформа»: каких мероприятий не было, где была завышена стоимость. Призываю Минкульт не бояться, не тушеваться, и выступить в суде, объяснить всем людям, что его не устроило в проекте «Платформа». Если Минкульт не найдет в себе сил, то я как худрук готов дать показания первым в начале процесса».
Ни представитель Минкульта, ни прокуроры не соглашаются с этим предложением.
Тогда судья дает слово Серебренникову. И он в течение часа отвечает на вопросы своего адвоката. Он подробно рассказывает, как был придуман проект «Платформа», как президент России Дмитрий Медведев принял решение о выделении денег на проект и как Серебренников узнал о решении Медведева: «Это было когда меня позвали на встречу с президентом в «Мультимедиа арт музей Ольги Свибловой”. Я сидел рядом с президентом и высказал идею этого проекта. Рассказал содержание и смысл мультикультурности, новых жанров. Был широкий разговор о том, что нужно образовывать государственно—частные конгломераты для помощи новому искусству. Это была часть проекта инновации, который тогда предлагал президент». Серебренников вспоминает, что на той памятной встрече никакого конкретного решения принято не было, но ему удалось передать Медведеву несколько страничек с идеями проекта. И через какое—то время, в МХТ, где он тогда работал в помощником Олега Павловича Табакова фельдъегерьской почтой пришла папка с подписями «проект «Платформа» рассмотрен» и «расписан». И дальше Серебренников рассказывает свою версию развития событий, которая в корне отличается от той, что только что зачитал прокурор.
«Я отвечал за художественную и творческую часть»
Потому что история, рассказанная Серебренниковым — это история о том, как создавался проект «Платформа», как придумывались мероприятия, спектакли, подбирались сотрудники. Серебренников объясняет, что в «Седьмой студии» было как бы два блока «финансово—экономический» — им занимался директор Итин и Масляева, и творческий — художественный. Им занимался Серебренников с кураторами и продюсерами. А Алексей Малобродский был как бы «мостиком» между этим двумя блоками. Адвокат Харитонов спрашивает Серебренникова и о Масляевой.
— Давали ли вы указания главному бухгалтеру Масляевой?
— Никогда. Мои главные указания — выпустить спектакль.
— Отчитывались ли перед вами Итин и Масляева об экономических решениях?
— Я отвечал за художественную и творческую часть, мы друг перед другом не отчитывались. Серебренников говорит, что никогда не давал Масляевой никаких указаний, связанных с ее деятельностью, никогда не обсуждал с ней размер зарплаты, и вообще он с удивлением узнал из материалов уголовного дела, что Масляева получала зарплату больше, чем он. Серебренников никак не контролировал работу Масляевой и сам никогда не подписывал никаких финансовых документов.
— Было ли вам известно о поступлении денежных средств в АНО «Седьмая студия»? – спрашивает режиссера адвокат Харитонов.
«Конечно. Когда они не поступали, мне это было еще более известно. Все подходили и говорили: стоит в графике мероприятие, а у нас гонорары не перечислены, артисты плачут и уйдут. Разумеется, я всегда знал, пришли деньги из Минкультуры или нет. Вся наша жизнь зависела от того, как быстро придут деньги от Минкультуры».
Серебренников подробно объясняет, на какие деньги он купил себе квартиру в Берлине — купил он ее на свои гонорары и премии и гораздо раньше, чем началось финансирование проекта «Платформы».
После почти часового допроса режиссера Серебренникова адвокат Харитонов просит объявить перерыв, но судья предлагает отложить заседание на завтра. Все выходят из зала, подсудимые оживленно обсуждают с адвокатами события первого дня, журналисты пытаются взять у них комментарии, но адвокаты к журналистам не выходят, а подсудимые предпочитают сначала дать показания в суде. А уж потом — журналистам.
Впрочем, по условиям домашнего ареста все они, за исключением Алексея Малобродского, не имеют права общаться с прессой.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.