Одними из первых ограничения ввели больницы — из-за карантина перестали пускать посетителей, и часто родственники тяжелобольных пациентов не могут получить почти никакой информации об их состоянии. «МБХ медиа» публикует рассказы людей, которые не могут проститься с родными или узнать об их самочувствии.
“Раз в сутки мы имеем право узнать, жив он еще или нет”
Свекра Юлии Виктора положили в московскую больницу, перепрофилированную под коронавирус, и с момента, когда он оказался в реанимации, Юлия с мужем не знают о нем ничего, кроме температуры.
«Свекру 73 года, чуть больше месяца назад он заболел какой-то вирусной болезнью: высокая температура, сильная слабость, классика любого острого респираторного заболевания. Тогда тест на ковид был отрицательный, когда стало совсем плохо, забрали в больницу имени Буянова, там были операции и реанимация, мы его забрали, но ситуация не улучшилась, температура поднималась, а состояние было все хуже.
Мы снова вызвали скорую, в этот раз подозревали пневмонию, в начале шла речь, что они свозят в ближайшую поликлинику, сделают рентген и исключат пневмонию, но, выйдя на связь, операторы скорой сказали везти в 31 больницу, сейчас она перепрофилирована именно по ковиду, как оказалось. С этого момента связи нет никакой, несколько дней мы еще дозванивались самому свекру, у него есть мобильный, с каждым днем было слышно, что ему все хуже и хуже, он тяжело разговаривал. Один раз нам удалось дозвониться до лечащего врача, он смог нам примерно объяснить, что с ним происходит, просто прокомментировал, что пневмонию не подтвердили, а тест на ковид отрицательный. Я все пыталась выяснить, можно ли его забрать, но через пару дней после этого свекр перестал выходить на связь — у него, очевидно, сел телефон, а в таком обессиленном состоянии он не может поставить его на зарядку, с этого момента мы никак не можем с ним связаться.
Мы звоним в справочную, пытаемся объяснить ситуацию, мы уже даже не просим рассказать, что с ним, просто передать медицинскому персоналу, чтобы поставили телефон на зарядку, чтобы мы как-то могли с ним связаться. Но в справочной уже давно эмоционально перегоревшая женщина, которая отвечает всем, кто смог дозвониться в очень обесценивающей манере.
И через пару дней после того, как он перестал выходить на связь, нам после нашего очередного звонка в справочную сообщили, что сейчас он уже в реанимации и состояние тяжелое. Это единственное, что они могут сказать. Мы уже две недели пытаемся каким-то образом связаться с врачом по телефону, который нам дали, но это невозможно, трубку никто не берет, иногда занято, наверное, кто-то тоже пытается дозвониться. Я понимаю, что врачи перегружены, но суть в том, что если раньше у критических больных была хоть какая-то связь с родственниками, то сейчас больница закрыта, это нереально.
Ни с кем ни связаться: звонили главврачу, в ординаторскую, в реанимационную, трубку никто не берет.
Я начала звонить по горячей линии в Роспотребнадзор, Минздрав, туда дозвониться крайне тяжело, но мне они дали телефон дежурного администратора, но они говорят, что по телефону предоставить информацию не имеют права, ссылаются на какой-то ФЗ о неразглашении информации, доказать, что я близкий родственник, не представляется возможным по телефону. Когда человек в реанимации, невозможно никаким способом узнать, в сознании он, на ИВЛ, вплоть до элементарного – жив он или мертв.
Мы звоним в справочную, там нам говорят его температуру, то, что они имеют право сказать, но и эта информация обновляется у них раз в сутки. Раз в сутки мы имеем право узнать, жив он еще или нет. Дежурная администратор в больнице сказала, что им самим это не нравятся, у них по 700 звонков в день и всем приходится отвечать одно и то же, нет никакого регламента общения с родственниками пациентов, но информацию передать не могут. Их тоже жалко, они говорят, что с удовольствием бы все всем сказали по телефону, чтобы им перестали так часто звонить».
“Нельзя ничего ни сказать, ни послушать голос близкого человека”
Отец Димы умер от коронавируса в реанимации, не простившись с родственниками. Пока он находился в больнице, близкие о его состоянии ничего не знали.
«Его увезли в больницу в 15-ю Филатовскую больницу в Вешняки с двусторонней пневмонией, вызванной коронавирусом. Две недели папа находился в искусственной коме на аппарате ИВЛ и на искусственной почке — у него была еще и онкология, миелоидный лейкоз, которым он болел около двух лет. Из больницы информация была мизерная. Ничего, кроме того, что отец находится в реанимации и состояние его тяжелое, нам не говорили. До больницы в Вешняках почти невозможно дозвониться. В Роспотребнадзоре ничем это не объясняют. Ссылаются на загруженность. Он находился в реанимации, а там полный информационный вакуум. Нельзя ничего ни сказать, ни послушать голос близкого человека. Узнать точную информацию тоже нельзя, потому что говорят очень мало на эту тему».
“Прощаться с близким надо по всем законам религии и мировоззрениям”
Кира Яшкина ухаживала за умирающей матерью в паллиативном отделении Балаковской городской клинической больницы, следила за ее питанием и обрабатывала пролежни, но с начала карантина Киру не пускают в отделение, но дают видеться в скорой, когда маму возят на процедуры.
«Я бью колокола во все инстанции, я понимаю, что они друг друга не заложат, все друг друга за друга. Я планирую встать в пикет, чтобы хоть как-то обратить внимание. С 26 марта меня не пускают к маме, под предлогом коронавирусного карантина, пускают всех, кроме меня, я думаю, мне просто мстят за разбирательство с этой больницей. Лежачему человеку нужно усиленное питание, у моей мамы диабет и диализ. Они не пускают в больницу под предлогом коронавируса, но у мамы три раза в неделю переливание крови, ее везут на скорой в другую часть города, эта процедура длится четыре часа, я сопровождаю их в скорой, тут нет никакой логики. Раньше меня пускали в сам диализный центр, сейчас там тоже карантин, но ее там никто не кормит, она с 9 утра голодная. Никто не ведет никакую обработку пролежней, раньше этим занималась я, теперь никто. Сегодня я уже вижу, из чего состоит моя мама: внутренности, кости, это очень тяжело. Смотреть, как твой близкий умирает в муках, крайне тяжело, так вы еще меня и не пускаете, но прощаться с близким надо по всем законам религии и мировоззрениям. Паллиативное отделение — это уход в тот мир.
Я обратилось на горячую линию по коронавирусу в Саратовской области, они отвечают заученные фразы: «Коронавирус, не пускаем». Хорошо, но почему меня тогда пускают в понедельник, среду и пятницу, когда сопровождаю маму на скорой, это все фиксируют на видеокамерах учреждениях. Пока мы едем в скорой, я пытаюсь ее обработать, женщины-медработницы надевают вторую маску, настолько жуткий запах из-за того, что ей ничего не обрабатывают. И нет никакой связи с врачами, мне обещали позвонить, но я жду уже неделю».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.