«Если устранят меня, никого не останется»: активистка из Ингушетии о первом аресте женщины в республике

 

 

Нальчикский городской суд арестовал на два месяца активистку Зарифу Саутиеву, подозреваемую в насилии над полицейскими во время акций протеста в Ингушетии. Соратница Саутиевой Анжела Матиева рассказала «МБХ медиа» о новом виде давления на протестное движение — преследовании женщины.

— Что для республики означает арест Зарифы Саутиевой?

— Я уже говорила вам, что женщины — это красная черта, за которую нельзя переходить. Реакция общества показала, что с этим лучше не играть, а они сейчас играют с огнем. Вчера было много людей возле суда. Обращений о том, что нужно массово выехать, не было, старейшины сдерживали людей, чтобы не поддавались на провокации, к тому же в другой республике. Сама республика — как кипящее масло: мужчины очень возмущены, женщины более сдержанны, чтобы мужчинам не было тяжелее, но наши души плачут, боль невозможно передать. Сейчас нашим старейшинам нужно контролировать общество, постараться сдерживать молодежь от необдуманных действий. 

— С чем вы связываете преследование активистки?

— Нет никакого сомнения, что арест Зарифы был осуществлен, чтобы в республике происходили несанкционированные акции, знали, по какому больному месту они бьют. Даже Зарифа заметила, что, когда ее задерживали, ей сказали: «А что вы сидите? Почему вы не выходите?» Зарифа ответила: «Это именно то, что вам нужно. Вы хотите заставить людей выйти, и ударить по нашему народу, по моим братьям, по нашим мужчинам. Вы этого не дождетесь». На заседании она рассказала, что задержали очень жестко, ей угрожали, женщина, которая пыталась обыскать ее, очень дерзко себя вела, а рядом с Зарифой никого не было, не давали позвонить адвокату с шести до десяти вечера, три раза она заставляла переписывать протокол, поскольку в протоколе не отражали все нарушения, указали только на третий раз, и она подписала.

Только в 11 часов ей разрешили позвонить адвокату, и только тогда родные узнали, где она. Это было очень жесткое давление. Те, кто ее задерживал, спросили ее, знает ли она Тимура Хамхоева, который сейчас в заключении. Она ответила: «Да, я читала о нем, это тот, кто пытал людей и понес заслуженное наказание», на что ей сказали: «Мы все Тимур Хамхоев, мы все тимуровцы». Это прямая угроза молодой девушке, она боится за свою жизнь.

— Думаете, на Кавказе к женщине тоже могут применить насилие в заключении?

— Не думаю. Мы постоянно держим ситуацию под контролем, рядом все время адвокаты. Я не допускаю эту мысль, но это была угроза, чтобы ее припугнуть. Ей говорили, что адвокат не нужен, чтобы она «дружила» со следствием. Это психологическое давление, запугивание. Она находится в ИВС Нальчика, все наши мужчины говорили, что там обращаются очень уважительно, в рамках закона, никаких нарушений, никакого унижения достоинства в отношении мужчины, что говорить о женщине — мы все кавказцы, работают там кавказцы. Я не допускаю эту мысль, просто сам факт, что девушке угрожали. 

— Вам не кажется, что это какой-то не местный подход арестовывать женщину, что кто-то другой принимал решение?

— Однозначно это решение никто здесь не принимал. Мне бы очень хотелось узнать, кто эти люди, которые абсолютно сознательно, зная, что они делают, какую волну это вызовет, принял решение. Уверена, они знают, что творят. Другой вопрос: что они хотят от нас и нашей республики? Им мало того, что произошло с нашим народом? Люди спрашивают, что мы сделали, люди требуют соблюдения законов. 

— Само обвинение тоже выглядит странно, учитывая слова ее оппонентов о том, что она, женщина, посмела выйти на протесты, а тут ее обвиняют в организации нападения на полицейских.

— На суде об этом очень подробно говорилось. Следствие приложило какую-то справку без печати и конкретных данных. Лингвистическая экспертиза видео заведомо ложная, защита ходатайствовала приобщить флешкарту с этим видео и получить заключение эксперта, который переведет с ингушского на русский. Обвинение опирается на четыре фразы, адвокаты сказали, что эти фразы наоборот можно использовать в защиту Зарифы. Например, там была фраза «Выровняйте заграждение». Понятно, что она говорила это ребятам, чтобы они не шли за них, а фразу перевели как «Выйдите за ограждение». Как можно эти слова воспринимать как призыв к противоправным действиям? Да, она обращалась, но говорила, чтобы люди не устраивали беспорядки. Какой русский язык у тех, кто это переводил и комментировал?

Было 26 ходатайств и поручительств за Зарифу от общественных организаций. Люди сами за выходные подготовили эти документы, причем среди них было личное поручительство уполномоченного по правам человека в Ингушетии Джамбулата Оздоева, который просил отпустил Зарифу под домашний арест. Мало того, что вина Зарифы не доказана, для следственных действий достаточно было назначить подписку о невыезде, максимум домашний арест, но никак не арест. Дело белыми нитками шито.

— Собираетесь провести какие-то акции в поддержку Зарифы?

— Это сейчас главная тема для обсуждения. Люди с активной гражданской позицией подали уведомление о проведении митинга. Со своей стороны я обратилась к исполняющему обязанности главы республики в соцсетях. Я уверена, что он занимается этим вопросом. Я понимаю, для чего это делается. Хотят беспорядков, чтобы ударить по людям. Мы обязательно освободим Зарифу и наших ребят. Если пройдут какие-то незаконные акции, это будет аргументом против нас. Есть предложение пройтись по городам, селам и собрать подписи под обращением к Путину, рассказать о беспределе в республике, чтобы глава государства обратил пристальное внимание на то, что происходит в Ингушетии.

Мы собрали 51 тысячу подписей в адрес президента еще до всего этого. Мне кажется, госслужащие на местах, которые призваны держать порядок, наоборот, его расшатывают, я уверена, что, если бы это дошло до президента, все бы остановилось. Но очень немногие со мной согласятся. В Дагестане же услышали. Я уверена, что ему говорят, что здесь какая-то кучка людей, которая будоражит население, а протеста нет, их нужно посадить, тогда все успокоится. У меня нет сомнений, что так это и преподносится.

— Сначала задержали активистов, лидеров протеста, а теперь женщин. Вам не страшно, что придут за вами?

— Я не скажу, что надежды у меня не осталось. Нет. Я надеюсь, что врио главы республики не сидит сложа руки. Очень больно и обидно за то, что сейчас происходит. Точки зрения разные, есть обвинения, настороженность, призывы успокоиться, подождать. Я надеюсь, что в ближайшее время ясность по Зарифе у нас будет. В целом я много раз говорила и скажу миллион раз: мы ни в коем случае не должны поддаваться на провокации. Чтобы выразить свое недовольство, есть предусмотренные законом меры. Все должно быть в рамках закона, чтобы не дать возможность людям, которые стоят за этим, воспользоваться ситуацией. Это меня больше всего беспокоит. Больше 30 человек находится в заключении, практически все — члены Ингушский комитет национального единства. В комитете никого не осталось. Все находятся за решеткой, Ахмед Погоров на свободе, но в федеральном розыске.

Я тоже член ИКНЕ, постоянно выражаю свою гражданскую позицию, поскольку закон мне этого не запрещает. Судьей мне определен административный штраф, я буду его оспаривать, потому что нет никаких законных оснований. Я подвергалась преследованиям со стороны лично Евкурова. 8 октября он лично позвонил гендиректору ОАО «Ингушнефть» Руслану Бекову, 9 октября он сказал мне написать заявление по собственному желанию, потому что Евкуров сказал уволить. Я отказалась, потому что я ни в чем не виновата я не должна терять работу. 13 декабря Беков незаконно уволил меня с должности начальника социального отдела, я сужусь, было уже семь процессов, бумаги на кассации, потом буду подавать документы в Верховный суд. В последнем интервью Евкуров дважды упоминал меня, Саутиеву и Евлоеву. Мы у него как кость в горле сидим. Видимо, ему нечего делать, кроме как сводить счеты с женщинами. Вы видите, что происходит с Зарифой, Изабеллы нет в республике, больше никого не осталось, осталась я одна, заявляю это со всей ответственностью. 

Буквально вчера мне говорили: «Мы за тебя переживаем, Анжела, пожалуйста, будь осторожна». Я всю жизнь считала, что есть закон, может, несовершенный, но он позволяет нам выстраивать свою жизнь. Закон не говорит нам убивать, брать взятки, наоборот, он это пресекает. Если бы мы жили по закону, проблем в Ингушетии просто не было бы. Ничего противозаконно я не делала, не делаю и не собираюсь делать. Я защищаю свой народ. Если в отношении меня будут предприняты какие-либо действия, они будут нести сугубо заказной характер. Я никуда не уезжаю и не собираюсь уезжать, я живу в своей республике, хожу по своему городу, общаюсь со своими людьми, нигде не скрываюсь, ничего противозаконного не делаю. Если устранят меня, никого не останется.