Из-за «оптимизации» медицины, которая началась еще в 2012 году, работать скорой стало еще трудней, чем раньше: вызовов в несколько раз больше, ехать теперь дальше, медиков меньше, платят им тоже меньше. И кроме самих медиков эти проблемы — переработки, нехватка лекарств и оборудования, старые сломанные машины — никто не решает. Обычно помогает только громкий скандал с участием независимых профсоюзов. Кажется, для работников скорой это вообще единственное решение. И не всегда оно обходится без последствий для самого работника. «МБХ медиа» рассказывает, как медики борются за свои права и тем самым спасают жизни своих пациентов.
Сквозь дождь, град и размытую дорогу
В начале мая медсестра Анастасия Алексеева столкнулась с ситуацией, которая характерна почти для каждого региона России — машина скорой застряла на полпути к пациенту в размытой колее. Анастасия и ее коллега — фельдшер Александр — поехали на вызов к 94-летней женщине с аритмией в село Сабурово Орловского района — в 20 минутах езды от Орла. В середине дороги им пришлось выйти из машины, захватив с собой чемодан с оборудованием («укладку»), носилки и кардиограф — и сквозь дождь, град и размытую дорогу, застревая в грязи, идти к пациентке пешком.
Пациенткой оказалась Анна Марковна Валуева — ветеран ВОВ. Всего в Сабурово живет 16 семей: большинство из них — старики. У Анны Марковны и ее дочери большой двухэтажный дом и куры (которых периодически ворует лиса), до ближайшего магазина нужно пройтись по крутому склону два с половиной километра. На 9 мая Анне Марковне обычно присылают поздравительную открытку, иногда дарят продуктовые наборы: подсолнечное масло, молоко, мука.
Пациентке повезло: бригада скорой, хоть и пешком по грязи, но успела вовремя — ветерана даже не пришлось госпитализировать. Анастасия считает, что если бы нужно было везти Анну Марковну в больницу, задача оказалась бы гораздо сложнее — вдвоем по такой дороге так просто человека не дотащишь даже на носилках.
В правилах у сотрудников скорой четко прописано: до пациента нужно добраться любым способом. «Доехать, дойти, доползти», — смеется Анастасия.
Анастасии 25 лет, она живет в Орле. Она уже полтора года работает в скорой помощи медсестрой. Параллельно с учебой на дневном отделении в медицинском университете, она выходит на смены сутки через двое (на полторы ставки). Анастасия работает на одной подстанции с Дмитрием Серегиным — членом профсоюза «Действие», местным общественником. Именно Серегину она и отправила видео размытой дороги, попросив что-нибудь с этим сделать. После того, как ролик появился в сети, об этой ситуации начали писать и снимать сюжеты орловские СМИ, а потом заговорили и местные власти. Через месяц дорогу начали ремонтировать: подогнали технику, подвезли щебень и песок — и стали укладывать.
Оптимизация – ругательное слово
Это не первый и не последний случай, когда скорая помощь просто не смогла проехать в пункт назначения. В марте в марийской деревне Паймыр фельдшеру пришлось нанимать гужевую повозку, чтобы добраться до пациента по нечищенному снегу. Правда, в тот раз все закончилось печально – пациентка скончалась еще до приезда врача.
В начале июня в том же самом Орловском районе в поселке Зареченский у женщины случился инсульт. Вызвали скорую, но машина застряла в грязи, и вытаскивать ее пришлось с помощью трактора. Женщину спасти не успели.
Если раньше сельские фельдшеры чаще всего находились в непосредственной близости от своих пациентов, то теперь во многих регионах сельские станции скорой помощи сократили, а фельдшеры вынуждены ездить в села и деревни из областных и районных центров. Все дело в оптимизации (врачи говорят, что в их кругах это слово стало ругательным). Это реформа, которая проводилась в России с 2012 года. По мнению задумавших эту модернизацию чиновников, медучреждения в небольших населенных пунктах содержать нерентабельно, оснастить каждое из них современным оборудованием невозможно. Поэтому их нужно закрыть, а функции, которые эти учреждения выполняли, передать более крупным районным медицинским центрам. По идее, расходы должны сократиться, а возможность каждого человека получить высококвалифицированную медицинскую помощь — увеличиться. На деле бюджет действительно уменьшился, многих работников сократили, но удобства это не прибавило: теперь жителям маленьких городков, поселков и деревень приходится добираться в больницы за десятки километров.
В Орловской области оптимизация началась в 2019 году. Раньше в Орловском районе была своя скорая помощь, а в самом региональном центре — Орле — своя. В районе фельдшеры получали надбавку за «чернобыльскую зону» — 25% к окладу и льготы. В ходе оптимизации станции Орловского района и Орла объединили и поставили работавших в сельской местности перед фактом — они должны были перейти работать на орловскую станцию. А эта станция вынужденно стала обслуживать новых 60 тысяч человек — из всего района. Надбавки и льготы бывшим сельским фельдшерам обещали компенсировать, но этого не произошло, потому что юридически станция находится в городе. По словам Дмитрия Серегина, фельдшера и члена профсоюза медработников «Действие», после этого половина из них просто уволились и уехали работать в Москву.
Сутки через двое
Серегин работает не только над проблемами скорой помощи, но и всей местной медицины. За общественную работу он ничего, кроме морального удовлетворения, не получает. Сам работает сутки через трое — на одну ставку. В среднем его зарплата составляет 25-27 тысяч.
«Вообще зарплата состоит из четырех основных компонентов: это оклад, стимулирующие надбавки, компенсирующие надбавки и премия, — объясняет Серегин. — Вот, оклад у нас, у фельдшеров, здесь 12,5 тысяч. И уже от оклада идут процентные надбавки. С ними получается около 25-27 тысяч. У молодого фельдшера, который приходит сюда работать на ставку, в районе 20 тысяч зарплата».
Подавляющее большинство сотрудников, как и Анастасия, работает на полторы ставки — сутки через двое. Дмитрий Серегин рассказывает, что в таком режиме он существовал пять лет, но решил немного снизить нагрузку. «Это очень накапливается, тяжело физически и морально, когда у тебя нарушен режим сна и отдыха: ты путаешь дни недели, не ориентируешься во времени совершенно, то есть у тебя рабочие и нерабочие дни, ты не знаешь, какой сегодня день: воскресенье или среда. Для здоровья и для экономии времени на другую деятельность я ушёл на одну ставку».
Чтобы прожить в Орловской области, по словам Серегина, такой зарплаты хватает. «Но говорить о каких-то накоплениях, или путешествиях или еще о чем-то тут не приходится. Надо понимать, что у меня еще нет детей. То есть если бы были дети, тут вопрос, конечно, другой. Именно поэтому многие мои коллеги и работают на полторы-две ставки».
Анастасия говорит, что ей этих денег не хватает, но делать нечего. «Я же молодая, у меня свои потребности, нужно и на проезд, и на покушать, и что-то купить, приодеться как-то по-другому хочется. Ну а что делать? Еще хорошо, что я столько денег зарабатываю. В нашем городе и меньшие суммы зарабатывают». По ее словам, коллегам, которым не хватает денег, приходится брать еще одну ставку и работать в «чуть более усиленном режиме».
Создатель портала «Фельдшер.ру» Дмитрий Беляков говорит, что оклады у работников скорой в регионах очень разнятся: у кого-то ставка может быть 9 тысяч, у кого-то — 15. «В Подмосковье это условно пятьдесят тысяч», – говорит Беляков. «В Москве за эту же работу в среднем получают 90 тысяч. Все выполняют одну и ту же работу, а зарплаты – разные». Беляков убежден, что зарплата должна быть одинаковой на всей территории России. Он считает, что именно из-за этого происходит большой отток кадров из регионов — люди уезжают работать в столицу.
Зона обслуживания у Орловской скорой помощи, где работают Серегин и Алексеева, почти 400 тысяч человек. На них приходится всего 4 подстанции. По словам Серегина, на Южной подстанции, где работает он, около сорока фельдшерских ставок и всего несколько свободных. «У нас за счет притока молодых специалистов, вот конкретно на нашей подстанции, не такой большой кадровый дефицит. Но не нужно забывать, что когда приходит молодой специалист, его нужно еще обучать. А у нас бывает такое, что человек приходит после колледжа, месяц работает и на втором месяце его уже отправляют одного на линию. А он, конечно, не обладает тем багажом знаний, прежде всего практических, которые необходимы».
Полноценная бригада скорой должна состоять из фельдшера или врача, медсестры и водителя. Даже на Южной подстанции Орла бригады не всегда бывают укомплектованными.
Другим подстанциям, станциям и регионам повезло меньше: очень часто бригада может состоять только из одного врача или фельдшера и водителя. «К сожалению, с недавних пор, в принципе, во всем здравоохранении очень сильно сократили санитаров, на скорой помощи не исключение», – объясняет Серегин, который хорошо осведомлен в проблемах не только собственного региона, но и всей страны. «То есть у нас полностью отсутствует профессия санитар. Часто на вызовах нужна поддержка, вторые руки – даже элементарно для того, чтобы можно было донести тяжелого пациента до автомобиля. Зачастую вокруг просто некого позвать. И вот человек работает в неукомплектованной бригаде, приезжает в частный сектор, где если и есть люди, то только пожилые и не в состоянии оказать тебе помощь. И вот пока ищешь людей для того, чтобы транспортировать пациента, уходят драгоценные минуты, секунды, это все потом отражается на инвалидизации и на смертности».
16 июня к зданию областной администрации во Владимире приехала скорая помощь с мигалками. Внутри находился пациент, у которого подозревали коронавирусную инфекцию. По словам местной активистки профсоюза «Действие» Анны Митюковой, все больницы региона отказали в госпитализации этого пациента.
У мужчины к моменту приезда скорой уже отказало легкое. Через 20 минут после того, как машина встала у администрации, место для больного нашли в Муроме, это 130 километров от областного центра, почти два часа без пробок. После этого случая, губернатор региона попросил детально проверить ситуацию, а также привлечь виновных к дисциплинарной ответственности, а может быть даже и уволить.
За что борются профсоюзы
После того, как в Орле и районе началась оптимизация, Серегин и инициативная группа обращались и к губернатору, и к руководителю департамента здравоохранения, но никакого отклика не последовало. Серегин с коллегами решили организовать профсоюз. После они с представителями межрегионального профсоюза «Действие» и вступили в него. «С тех пор успешно боремся за наши медицинские права». Но даже для того, чтобы решить такую несложную проблему, как отсутствие дороги в сельской местности, по словам Серегина, приходится раздувать скандалы федерального масштаба.
Так было и в Окуловке — небольшом городке в Новгородской области. Недавно местный глава профсоюза Дмитрий Соколов объявил, что в Окуловке закончилась забастовка. Местные медики сражались с врачами шесть лет — из-за переработок, низких зарплат и нехватки кадров. По словам Соколова, который фельдшером не работает уже давно, но занимается общественными делами, дело сдвинулось только после того, как медики там объявили итальянскую забастовку (форма коллективного протеста, когда сотрудники организации подходят к работе сугубо с формальной точки зрения – без вовлеченности в дело и переработок, не выполняя ничего сверх нормы. — «МБХ медиа»). «До этого несколько лет писали в различные инстанции», — говорит он. «Писали там и в прокуратуру, в трудовую инспекцию, но и результата вообще никакого не было. Доходило до того, что мы были вынуждены письма отправлять прямо в Санкт-Петербурге, потому что здесь их перехватывали и приносили на стол главврачу».
По словам Дмитрия Соколова, люди начали увольняться: дошло до того, что на одной из бригад скорой помощи просто некому было работать. В ноябре 2018 года в Окуловке тоже началась оптимизация медицины. Вместе с ней сократилось число больничных коек, начали сокращать отделения. Соколов и его соратники начали обращаться в СМИ, к независимым депутатам, а затем обратились в «Альянс врачей». В Окуловку приехала глава этого профсоюза Анастасия Васильева, помогла недовольным снять ролик о происходящем с местной медициной, ролик в своей передаче показал Алексей Навальный.
В марте 2019 года в Окуловке прошел митинг, в городе с населением 10 000 человек собралось 800 человек. «И так-то проблемная была медицина, а тут вообще стали больницы закрывать по области, сокращать, медики стали уезжать в Питер, в Москву, – рассказывает Соколов. — За два года нас покинуло 11 врачей на наш маленький район. И вот решили объявить забастовку. Сначала главврач обещал пойти на уступки и постепенно решать существующие проблемы. Прошел месяц, а люди получили такую же зарплату, и никаких уступок не было сделано. Видимо, он несерьезно воспринял заявление о забастовке».
Соколов рассказывает, что во время забастовки люди не выходили в не свои смены, не выходили с больничных. «Иногда просили, чтоб из больничного вышел поработал, потому что некому. Доходило до того, что в день приходил один диспетчер на скорую — никого не было из фельдшеров. Власти были вынуждены из другого города пригонять автомобиль, чтобы хоть кто-то работал. После этого они не выдержали и пошли на уступки: обещали присоединить окуловскую скорую к боровичской специализированной станции — там больше и зарплаты, и коэффициенты, и лучше с автомобилями, и лучше с лекарствами».
После этого активистов-медиков вызвали в прокуратуру. «С нами беседовали, задавали вопросы: какие претензии, как по оплате, почему не оплачивались часы, отработанные вдвойне. Мы разговаривали с ними три часа. После беседы больница за год пересчитала зарплату фельдшерам и водителям. Правда, людям не доплачивали в течение нескольких лет, но следователь прокуратуры сказал, что это уже только через суд. Наши врачи решили не судиться, это ведь надо нанимать юристов. Плюнули и пошли на уступки».
В итоге окуловских фельдшеров присоединили к Боровичам, увеличили им зарплаты, выдали новые автомобили и новые лекарства. «Таких лекарств в Окуловке не видели и даже не слышали про них. Им стало легче работать: перестали отвлекать всякие лишние занятие, стали заниматься только скорой помощью».
Сор, который нельзя выносить из избы
Татьяна – диспетчер гаража «скорой» в Благовещенске, она занимается выпиской путевых листов и составлением оперативных групп. Она боролась вместе с коллегами за права два года.
Все началось с того, что гараж скорой помощи хотели отдать в аутсорсинг частной компании. Службу гаража должны были сократить, водителей отдать той же компании, а старые автомобили перераспределить на другие подстанции. Такое решение несло за собой определенные риски: если компания в случае плохого финансового состояния или других обстоятельств перестала бы оказывать медицинскую помощь, это могло стоить жителям Благовещенска жизней. Работники гаража были против этого, организовывали митинг, сотрудничали с профсоюзом «Действие», создали местную ячейку — для юридической защиты. «Мы ведь настолько незащищенные, не знаем своих прав, привыкли доверять руководству», – говорит Татьяна.
В итоге передачу гаража на аутсорсинг остановить удалось. Гараж скорой помощи сейчас, по словам Татьяны, находится в отличном состоянии: машины и оборудование новые, всегда чистые. «Мы бились за то, чтобы не ездить на рухляди». А вот саму Татьяну и ее коллегу – уволили, объяснив это сокращением должности. Сейчас она пытается добиться восстановления в должности через суд.
Во время подготовки этого материала я пыталась связаться с несколькими десятками фельдшеров из разных регионов России. Говорить соглашались единицы, остальные – либо не отвечали на запросы, либо просто переставали отвечать в течение диалога, во время которого мы договаривались об интервью.
Артему Борискину 24, он работает медбратом на скорой. В апреле он успел посидеть во владимирском спецприемнике – ездил вместе с Анастасией Васильевой в колонию к Алексею Навальному, когда к тому не допускали врачей. «С одной стороны я думаю: а чего, блин, бояться, что они мне сделают. С другой стороны вспоминается строчка из песни “Кровостока” о том, что тебе не страшно, потому что тебя еще не пугали, – объясняет Артем Борискин свою нехарактерную для работников скорой смелость. — Ну, во первых, уволить меня нельзя попросту, потому что я состою в профсоюзе, и чтобы меня уволить, нужны какие-то очень веские основания — там пьяным на работу прийти или что-то еще. А все остальные поводы для увольнения должны согласовываться непосредственно со мной, но тут я наверное скажу: “Ребят, вот по этому поводу уволить вы меня не можете. Пойдемте в суд — будем решать”».
О том, почему большинство фельдшеров, медбратьев и других сотрудников скорой боятся говорить о своих проблемах, говорит Дмитрий Серегин. «Прежде всего, связано, наверное, с тем, что будут санкции сразу после этого. Скорее всего, просто также не хотят портить отношения с руководством, у руководства есть очень много рычагов влияния на рядового медицинского работника, например, в той же зарплате, той же премии. Никто не хочет этого лишаться и выносить сор из избы. В нашем случае профсоюз у нас в прямом смысле независимый, я не боюсь говорить о проблемах здравоохранения региона, и благодаря тому, что мы просто хотя бы не молчим, уже решаются какие-то вопросы, вскрываются какие-то нарушения. И не только на скорой помощи, но и в целом у нас, в здравоохранении региона. То есть самое главное — не молчать. Когда нам говорят: зачем вы выносите сор из избы, хочется ответить, что уже сора так много, что он вываливается из форточек».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.