В середине января возглавляемая США международная коалиция по борьбе с террористической группировкой «Исламское государство» (запрещенной в России) начала вывод войск из Сирии. О победе над боевиками не раз сообщалось в течение прошлого года, но о полном соблюдении перемирия пока говорить рано. 16 января пришли сообщения об обстрелах Алеппо и Латакии, а также о взрыве в Манбидже, где погибло шесть человек.
Тем не менее мирная жизнь в Сирии постепенно восстанавливается. В декабре прошлого года там по семейным обстоятельствам побывала журналистка Наталья Фролова — она поехала навестить тяжело больного отца, в 70-е годы учившегося в СССР. В интервью «МБХ медиа» она рассказала об особенностях послевоенной жизни в Сирии — о спасительных буржуйках, о «Борьбе нанайских мальчиков» в сирийской глубинке и о рождественских хиджабах.
— Насколько сложно сегодня попасть в Сирию?
— Раньше, то есть до войны, в Сирию российских граждан пускали без визы. Теперь посольство рекомендует получить визу, особенно женщинам. В консульском отделе надо заполнить анкету, виза готовится примерно три недели. В Дамаск из Москвы сегодня можно долететь двумя сирийскими авиакомпаниями — одна государственная, другая — частная. Но билеты нельзя купить в интернете, только за наличные деньги прямо в офисе. Самолеты летают туда-обратно раз в неделю. Я как раз неделю в Сирии и провела.
— Где ты была? В Дамаске?
— Я прилетела в Дамаск, а дальше ехала на обычном рейсовом автобусе на север от Дамаска, примерно 220 км. Отец, которого я так и не успела застать в живых, жил в небольшом курортном городке в христианском районе Сирии. Доехала до Тартуса — там тоже живут родственники.
— Страшно было ехать?
— Конечно! Правда, друзья отца говорили, что сейчас уже тихо, можно ехать. Там, где жил отец (это горная местность между Хомсом и Тартусом), войны как таковой и не было.
— И действительно оказалось не страшно?
— Тем, кто пережил войну, им не страшно. Мне было, мягко говоря, не по себе. В первую очередь потому, что кругом очень много военных. На въезде в Дамаск, на стратегически важных точках, на крупных перекрестках, на съездах с трасс — везде блокпосты. На въезде в любой более-менее крупный населенный пункт — обязательно блокпост. Обычный блокпост — это металлические бочки или бетонные блоки, разделяющие встречные полосы движения, и бетонная будка. Все обязательно окрашено в цвета сирийского флага — красный, белый, черный. Солдаты с автоматами через плечо просят предъявить документы, саперы проверяют машины на наличие взрывчатых веществ.
В рейсовом автобусе, в котором я ехала к родным, примерно треть пассажиров — военные. Остановились на трассе Дамаск-Хомс у известного своими сладостями кафе, вся площадка перед ним, внутри него — кругом военные, и тоже с оружием. Невольно начинаешь вспоминать про ружье, которое висит на стене. К счастью, при мне ни разу не выстрелило.
Но последнюю ночь перед вылетом в Москву я провела у папиных друзей в пригороде Дамаска. Мы ужинали — и вдруг несколько залпов. Хозяйка выходит покурить на балкон и спокойно мне сообщает: вот, мол, ракета пролетела, видела ее красный хвостик. Буквально в течение получаса пришло официальное сообщение сирийского правительства, что израильские ракеты прилетели со стороны ливанских земель, а российским противоракетным комплексам С-300 их удалось сбить (Израиль тогда сообщил, что все было ровно наоборот. — «МБХ медиа».)
— Да, после такого не заснешь…
— Я лежала и думала: скорее бы домой. Но мои хозяева сказали, что такие залпы — это ерунда. Во время войны они, например, вообще не закрывали окна, чтобы взрывная волна, если неподалеку разорвется снаряд, не разбила стекло. Сначала, говорят, было страшно, потом привыкли. Гораздо страшнее было, когда игиловцы (террористическая группировка «Исламское государство» запрещена в России) в их районе просто так убивали мирных жителей, могли ворваться в больницу неподалеку и там всех перерезать, стреляли по детям, идущим в школу.
Но жизнь при этом как-то продолжалась: дети ходили в школу, взрослые — на работу. Хуже всего было тем, кто работал в самом Дамаске и был вынужден проезжать кусок трассы, который обстреливался снайперами. Это участок — а там до сих пор с обеих сторон стоят дома с пробоинами от снарядов и разрушенными стенами — надо было проскочить на скорости не меньше 130 км в час, иначе «снимет» снайпер. И это не просто страшилки. Есть множество реальных историй, когда снайперы попадали. Например, папа вез дочку на машине из школы в Дамаске, а привез безжизненное тело.
— В чем сейчас, кроме собственно обилия людей в форме, проявляются последствия войны?
— Много в чем. С одной стороны, инфляция. Деньги сильно обесценились. Если до войны доллар стоил 50 сирийских лир, то теперь 500. Правда, официальные обмены валюты сейчас все закрыты. Средняя зарплата — примерно сто долларов. А литр бензина при этом стоит 50 центов.
На уличных прилавках полно овощей и фруктов, в избытке крупы, бобовые. Среди мяса, конечно, больше всего покупают курицу — она самая дешевая. Друзья рассказывали, что в мясных лавках сейчас большей популярностью пользуются обрезки, остатки костей — все то, что до войны выбрасывалось, а сейчас разбирается «на ура» беженцами, особенно многодетными мусульманскими семьями.
Дефицитные товары сегодня — это, например, сливочное масло и растворимый кофе. Мы заходили в обычный торговый центр в пригороде Дамаска: по нашим меркам, это возврат в середину 90-х. В супермаркете на первом этаже полупустые прилавки. По качеству промтоваров — если это не сирийский текстиль — как будто в торговый центр только-только переехал китайский рынок.
Кстати, что меня поразило в торговом центре, это возможность курить абсолютно в любом месте. Ты можешь зайти в магазинчик, стрельнуть сигарету у продавца, например, пижам и неторопливо вместе покурить.
— Насколько я понимаю, во время войны в Сирии была уничтожена большая часть инфраструктуры в сфере энергетики. Как это сегодня отражается на жизни людей?
— Пожалуй, это сегодня одна из самых главных проблем. Я была в декабре, и все проблемы с энергоносителями ощутила на себе — в буквальном смысле. На севере Сирии тогда были перебои с поставками газа. Мои родственники очень переживали, хватит или нет оставшегося баллона на неделю — до 1 января, когда обещали дать газ. А готовка-то — вся на газе!
Некоторые держат про запас и электрические плитки, но электричество стало дорогим и его регулярно отключают. Центрального отопления в домах, естественно, нет, греться электрическими обогревателями теперь дорого, поэтому у всех стоят буржуйки: они работают на мазуте (а он тоже периодически пропадает). Электричество отключают три раза в день примерно по два часа, бывают и непредвиденные отключения. Так что вся жизнь делится на «со светом» и «без света». Люди к этому тоже приспособились: надо успеть все сделать — постирать белье в машинке, приготовить еду, подзарядить телефоны и аккумулятор, который теперь есть в каждом доме, помыться, пока в баке есть горячая вода. Везде расклеены светодиодные ленты, которые потребляют мало электричества. Когда ток пропадает, аккумулятор питает эти полоски и, обязательно, роутер для вайфая. Что еще делать, когда все вырубается, как не сидеть в интернете?В Сирии популярны Facebook и Whatsapp, Viber не работает.
Зато какая радость, когда дают электричество — включается телевизор, люстры, начинают работать лифты и домофоны. Начинается жизнь! Мы были с родственниками в гостях, а там хозяйка — мама двухлетнего ребенка — тайком выключила телевизор и сказала малышу, который от него не отходил: «Все, нет электричества». Ребенок это воспринял как должное и пошел играть … в телефон. Но что еще смешнее, в смартфоне он фактически на автореверсе смотрел видео знаменитого эстрадного номера «Борьба нанайских мальчиков» в исполнении актера ансамбля Моисеева. Видео, снятое на сцене зала имени Чайковского, опубликованное в Youtube кем-то из Японии, смотрел двухлетний мальчик в сирийской глубинке!
— Российские военные сообщают, что в Сирию возвращаются беженцы. Ты их видела?
— Специально не искала, я же не как журналист туда ездила. Но, говорят, действительно возвращаются целыми автобусами. Едут домой и жители Дамаска, поэтому значительно выросли цены на недвижимость. Кстати, постепенно беженцы-мусульмане покидают и христианские населенные пункты, куда они вынуждены были перебраться во время войны. Но многие там и остаются, потому что, в среднем, в христианских селах и небольших городках уровень жизни все равно лучше.
— Закономерный вопрос про христиан. Как они себя чувствуют?
— Тут важно понимать, что руководство страны — как при Хафезе Асаде, так и при его сыне Башаре Асаде — в своей политике всегда опиралось на религиозные меньшинства, поскольку само тоже принадлежит к небольшому ответвлению в исламе — к алавитам. Поэтому, если брать именно религиозный и культурный аспект, то местные христиане всегда себя чувствовали в Сирии комфортно. Не изменилось это и сейчас.
Местных христиан отличишь сразу, особенно женщин: девушки носят распущенные длинные волосы, ходят в брюках, в целом, ведут себя более раскрепощенно. Так же могут прийти и в церковь на службу — без длинных юбок и платков на голове (и никто никому не делает замечаний!). Одна знакомая, кстати, рассказала, что в Латакии незадолго до Рождества (в Сирии его отмечают 25 декабря) на витрине магазина, торгующего хиджабами, появилась вывеска «С Рождеством!», а самом магазине — серия красных «рождественских» хиджабов!
Да и само Рождество в Сирии отмечается бурно и шумно. За несколько дней везде торжественно зажигают елки. В сочельник молодежь переодевается в костюм Санты и разъезжает по городу на машинах, украшенных красными шариками, и громко гудит. Но что меня поразило больше всего: когда я приземлилась в аэропорту Дамаска за несколько дней до Рождества, наш пилот по традиции пожелал всем приятного пребывания на сирийской земле и поздравил с Рождеством.
— Как относятся к русским? Кто мы в глазах сирийцев: друзья или враги?
— Лично ко мне отношение везде было очень хорошее, к тому же, я «своя». Сирийцы, в целом, очень доброжелательные и открытые люди. Удивительно, что даже после восьми лет войны они не разучились улыбаться.
Когда меня только везли из аэропорта, военный на блокпосту спросил откуда я. Узнав, что русская, очень обрадовался. В самом аэропорту на вылете в сувенирных лавках (нечто вроде duty free) продаются восточные шкатулки с сирийским и российским флагом и декоративные металлические тарелочки с тремя портретами – Башара Асада, Владимира Путина и лидера движения Хезболла Хасана Насраллы.
Но при этом в частных беседах я слышала жалобы, что российские пограничники не раз отказывали во въезде сирийцам (им приходилось улетать обратно), и такие фразы: «Мы прекрасно понимаем, что Путин сюда пришел вовсе не затем, чтобы христиан спасать». Так что, я думаю, сирийцы давно научились понимать, что государство и народ — это не одно и то же.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.