Во вторник 13 ноября, на четвертом заседании по «театральному делу» судья Аккуратова решила поработать ударно: с 10 часов утра до 18.30. Как и было запланировано.
В этот день аншлага не случилось. Все желающие поместились в зале.
Среди знаменитостей — только Чулпан Хаматова и Лия Ахеджакова. Они садятся на второй ряд. Первый ряд сегодня свободен — не пришли представители потерпевшего Минкульта — ни бывший артист Никита Слипченко, ни адвокат Александр Лебедев, которого на прошлом заседании безуспешно пыталась отвести сторона защиты. Судья решает проводить заседание без них. Никто из сторон не возражает.
Опять про рояль
Прокурор Игнатова аккуратно раскладывает на столе свои распечатки из материалов дела, похоже, она готовилась к заседанию, страницы испещрены желтым маркером.
Кирилл Серебренников — снова в черной футболке, на этот раз на спине запись: «Русь, чего ты хочешь от меня?» — строка из песни к спектаклю «Мертвые души».
На предыдущих заседаниях худрук «Гоголь—Центра» по очереди появлялся в черных футболках с надписями: «Жги», «Все утопить», «Deus conservat omnia».
Интересно, хватит ли ему футболок на каждое заседание?
Вопросы прокурора Игнатовой незамысловаты. Ей интересно, каким образом ему и директору «Седьмой студии» Юрию Итину были возвращены деньги, которые они внесли для проекта «Платформа».
Серебренников не помнит, как это было, но уверен, что деньги вернули.
Судья Аккуратова стала говорить гораздо громче. Такое впечатление, что кто—то из пресс—службы суда проштудировал прессу и обнаружил, в каждой статье — упоминание о тихом и вкрадчивом голосе судьи.
У судьи к Кириллу Серебренникову концептуальный вопрос, она спрашивает, каким был высший орган «Седьмой студии», и чем он занимался.
Серебренников говорит, что этот самый орган был чисто формальным, а поскольку АНО «Седьмая студия” образовал он вместе с Итиным, они и составляли этот орган. Когда судья спрашивает, какими правами они с Итиным обладали, Серебренников вспоминает, что они могли проводить аудит.
Потом судья задает несколько уточняющих вопросов, ее интересует, изучал ли режиссер госконтракт и поручал ли он покупать рояль. На прошлом судебном заседании Серебренников долго рассказывал про этот выдающийся рояль Yamaha, который «Седьмая студия» купила за пять миллионов, но, видимо, судье захотелось услышать эту историю снова.
«Я не просил: пожалуйста, купите рояль, — терпеливо объясняет Серебренников. — Мы пришли к выводу, что невыгодно его каждый раз арендовывать. Мы разоримся каждый раз туда возить его, он нам нужен.
Судья настаивает: «Кто мог принять решение о его приобретении?»
— Я не знаю, ваша честь. Мое согласие и радость по поводу покупки рояля были абсолютно точно».
Последние слова режиссера вызывают смех. Громче всех смеются Лия Ахеджакова и Чулпан Хаматова. Судья Аккуратова, не глядя на них, делает предупреждение, чтобы смех прекратили.
В зале пахнет лекарством. Это Чулпан Хаматова пьет элеутерококк.
Остальные вопросы судьи касаются зарплаты Серебренникова, зарплаты Малобродского, интересует ее, откуда в «Седьмой студии» были наличные деньги. Серебренников поясняет, что всем этим занималась бухгалтерия, и он только из материалов дела узнал, как бухгалтер Масляева обналичивала деньги через специальные обнальные конторы.
«Раньше вас это не интересовало?» — удивляется судья. Серебренников в тысячный раз объясняет, что он занимался творчеством, а не финансами.
Судья продолжает. Теперь ее интересуют спектакли — шли ли одни и те же постановки на «Платформе» и в «Гоголь—Центре». Серебренников терпелив. Он снова объясняет, что спектакли было невозможно показывать на двух разных площадках.
Судья задумывается: «Вы все время говорите: «Цех Белого». Это что, фамилия?» Зал взрывается смехом.
«”Винзавод” же действительно был заводом по производству вина, и цех белого — самое большое пространство», — объясняет режиссер.
У судьи больше нет вопросов.
Подлог и фальсификация подписи
Допрос Серебренникова закончен, и к кафедре выходит бывший генпродюсер «Седьмой студии» и бывший гендиректор « Гоголь —центра» Алексей Малобродский.
Те, кто следят за «театральным делом», помнят, что Малобродский просидел 11 месяцев в СИЗО, следователи переводили его из одного СИЗО в другое, постепенно и целенаправленно ухудшая условия содержания, недвусмысленно давая понять, что он должен дать «правильные» показания.
А именно оговорить Кирилла Серебренникова, себя и других фигурантов дела. Малобродский хотел давать не правильные, а правдивые показания. Их и давал. Его здоровье за 11 месяцев сильно ухудшилось, за его освобождение развернулась настоящая борьба: письма артистов, режиссеров, пикеты, выступления. Европейский суд по правам человека требовал его освобождения, на судебные процессы по мере пресечения к Малобродскому приезжала «скорая», и в конце весны следствие неожиданно изменило ему арест на подписку о невыезде.
И вот Алексей Малобродский дает показания в суде. Он рассказывает о своей работе. И рассказывает очень подробно и обстоятельно, как он умеет. Слушая его, Кирилл Серебренников говорит, что на эти заседания как на лекции должны ходить молодые продюсеры, чтобы учиться у Малобродского мастерству.
Допрос длится почти восемь часов. За это время мы услышим, как образовалось АНО «Седьмая студия», узнаем , что Малобродский знаком с Юрием Итиным со студенческих времен, они вместе учились. А с Серебренниковым его познакомил Итин, и было это в 2011 году, когда «Платформа» только начиналась.
Вскоре адвокат Карпинская неожиданно прервет хронологический рассказ своего подзащитного и спросит: «Вы подписывали договоры с ИП Синельниковым?»
«Нет», — отвечает Малобродский.
Синельников — это свидетель обвинения, близкий друг бухгалтера Нины Масляевой, у которого была контора по обналичиванию денег, чьими услугами пользовалась бухгалтер Масляева.
Адвокат Карпинская просит судью зачитать документы из материалов дела — договора за подписью Синельникова и Малобродского, а также Итина и Синельникова. Эти договора были изъяты на обыске у Масляевой.
Малобродский разглядывает ксерокопию договора в томе, который показывает ему адвокат Карпинская.
«Подпись не моя, — говорит он. — Я никогда не подписывал этот документ. Когда я знакомился с материалами дела, я уже тогда обратил внимание на фиктивную подпись в этом документе. Тут есть еще обстоятельство — договор датирован 1 сентября 2011 года, то есть первым днем моей официальной работы. Обстоятельства заключаются в том, что, как я показывал в ходе допросов, мы познакомились с Синельниковым в начале или середине октября. Обнаружив эти несуразицы, мой адвокат подавала ходатайство о проведении почерковедческой экспертизы. Нам в проведении было отказано, поскольку этот договор не является значимым для цели расследования. Тем не менее, несмотря на то, что был такой ответ получен, мы видим, что договор вшит в материалы дела.
На прошлом или позапрошлом заседании, когда адвокат Харитонов просил озвучить какие—то материалы, он обратил внимание, что страницы не совпадали с теми, которые у вас в деле, Ваша честь. Это говорит о качестве доказательств. Я, например, обнаружил в обвинительном заключении электронное письмо от господина Синельникова, которое было написано мне в 2013 году, когда я уже давно уволился из «Седьмой студии». И в этом письме якобы есть приложения. Потом я нашел это письмо в своей почте. И в нем нет никаких приложений, на которые ссылается следствие. То есть следствие взяло письмо 2013 года, приложило к нему документы с прошлого года и подшило в дело. Это очередной подлог, чтобы доказать, что я был связан с «Седьмой студией» после 2012 года.
Адвокат Карпинская спрашивает, принимал ли Синельников участие в постановке спектакля «Ария» . Малобродский говорит, что он об этом ничего не знает.
Судья Аккуратова показывает Малобродскому еще несколько договоров, на которых стоит его подпись, и на этих договорах Малобродский свою подпись признает.
Судима, недостаточно компетентна и неработоспособна
Адвокат Карпинская переходит к вопросам об отношениях Малобродского и Масляевой, главного свидетеля обвинения.
— Когда вы познакомились с Масляевой?
«В начале или середине лета 2011 года. Обстоятельства знакомства были следующие: когда все процессы по регистрации АНО «Седьмой студии» подходили к завершению, мы понимали, что должны переходить к стадии практической работы. Она должна была быть связана с финансовым планированием. У кураторов каждого из четырех направлений было множество мероприятий и идей, и нам нужно было оценить их реалистичность и, так как Серебренников не хотел ни от чего отказываться, нам нужны были специалисты. Мы нуждались в грамотном специалисте в области финансов».
Малобродский рассказывает, что с бухгалтером Масляевой его познакомил все тот же Юрий Итин, который раньше работал вместе с ней в театре «Модерн».
— Было ли вам известно о ее судимости? — спрашивает Карпинская.
— Нет.
— Какие у вас сложились отношения?
— Сложные. С моей точки зрения, задачи она выполняла весьма недобросовестно, не соблюдала договоренностей по срокам, я не получал от нее обоснованных оценок и суждений. У меня было впечатление, что Масляева — не тот человек, который нам нужен, она была недостаточно компетентна и недостаточно работоспособна, медлительна. Я имею опыт руководства учреждениями культуры, у меня выработался свой стиль. Один из его признаков: я не скрываю отношения к коллегам. Масляевой было известно об этом, я говорил об этом Итину, и ставил вопрос о другом человеке на должность, но мои предложения не были услышаны, и ее утвердили. Как я уже говорил, я не скрывал, что у меня к ней есть претензии, и наши отношения нельзя назвать дружбой, однако это не было и враждой — мы понимали, что мы обречены существовать в одном проекте. Отношения были корректные и дипломатичные.
— Какие были отношения между Итиным и Масляевой?
— Мне не хотелось бы моделировать чужие отношения. Я знаю, что они были знакомы, работали в одном театре, и, когда я рассказал о своих претензиях, Итин их не услышал. Я понимаю, что найти специалиста сложно, мы не могли себе позволить платить очень большую зарплату. Так что либо у него руки не дошли поискать другого бухгалтера , либо она его устраивала.
— Известно ли вам, какая была зарплата у Масляевой?
— Да, мне известно — 150 тысяч рублей. Не буду скрывать, это вызывало мою ревность, потому что я претендовал на более высокую зарплату. Но я не ставил этот вопрос на обсуждение, чтобы не испортить отношения внутри коллектива.
Малобродский объсняет, что Масляева подчинялась напрямую Итину, кроме бухгалтерских обязанностей, первое время сама занималась и кадрами, пока на «Платформе» не появилась Лариса Войкина. Малобродский никогда не подписывал бумаг, касающихся движения денег, это не входило в его обязанности. Он занимался продюсерской работой, а к Масляевой обращался с запросами по поводу денег.
«Масляева не была моей подчиненной, не будучи обязанной выполнять мои распоряжения, она получала от меня запросы или информацию о потребностях, которые есть у технической дирекции, у продюсерского отдела, — вспоминает Малобродский. — Условно говоря: я заключил 25 соглашений. С каждым из артистов, музыкантов, режиссеров я обговорил размеры гонорара или вознаграждения. Было несколько десятков договоров о гостиницах, проездных, реквизите, декорациях. Я спрашивал у Масляевой — готовы ли мы исполнить обязательства? Масляева говорила: «У вас в договоре написано выдать в 21 час, а я в 17 часов ухожу домой, к дочкам». И она с документами выдавала эти деньги мне. Бывший продюсер говорит, что Масляевой была неинтересна работа, ей было наплевать, обидится артист или нет. Ему приходилось требовать от нее, чтобы она исполняла свои обязанности.
Карпинская спрашивает, как он познакомился с другом Масляевой Синельниковым
Продюсер и обнальщик
«Он был представлен мне как продюсер и предприниматель, который мог бы делать декорации и реквизит, по сути — удаленный технический директор. Но, повторюсь, за время моей работы я не припомню, чтобы мы пользовались его услугами».
Судья прерывает Малобродского, ее явно раздражает, что он слишком подробно рассказывает. Малобродский огорчен, он надеялся, что хотя бы в суде сможет донести свою позицию, о том, как на самом деле все было устроено на «Платформе».
Адвокат Карпинская спрашивает, как Масляева обналичивала бюджетные деньги.
Малобродский объясняет, что это очень легко сделать, достаточно снимать деньги с банковской карты, на которую приходят средства из министерства культуры. Снимать деньги Масляева могла в банкомате «Альфа—банка», где был открыт счет «Седьмой студии».
— Для чего тогда ей Синельников? — удивляется адвокат Карпинская.
— Для меня это тоже загадка. Мне показалось, что нет нужды избирать такой способ, если есть абсолютно легальный способ снять деньги в банке, — соглашается Малобродский.
Карпинская развивает тему отношений Масляевой и Синельникова.
Она спрашивает, почему, по мнению ее подзащитного, Масляева перевела 1,6 млн рублей Синельникову, если он, по факту, ничего не выполнял.
— Это, конечно, очень странное действие, вызывающее подозрение. В то же время я сейчас не помню точно, возможно, в процессе очной ставки со мной, Синельников упомянул, что Нина Леонидовна Масляева приобрела ему автомобиль. У меня нет никакого объяснения такой щедрости.
— А вам не кажется, что она переводила деньги для обогащения вместе с Синельниковым? — с улыбкой спрашивает адвокат Карпинская.
— Кажется, кажется, — смущенно подтверждает подозрения адвоката Малобродский.
«Подпись не моя»
«Если вы не подписывали и Итин не подписывал, кто мог подписать платежный документ?» — вновь возвращается адвокат к подложным документам.
«Мне сложно судить. Я однозначно утверждаю, что подпись не моя, даже не было попытки сымитировать мою подпись. Если Итин скажет то же самое, не знаю, как это было вообще отправлено».
Адвокат Карпинская расспрашивает своего подзащитного о том, как была организована «Платформа», как они обустраивали «Цех Белого» и Малобродский подробно об этом говорит, отчасти повторяя то, что уже ранее рассказывал Кирилл Серебренников.
Теперь о госконтракте: «Мог ли госконтракт выиграть кто—то другой?»
Уникальный коллектив
Карпинская напоминает: в обвинительном заключении говорится, что в техническом задании конкурса были указаны названия спектаклей, которые шли именно на «Платформе», например, «Охота на Снарка».
«Мог ли кто—то кроме Кирилла Серебренникова» поставить спектакль «Охота на Снарка»?» — уточняет Карпинская.
«Мог ли кто—нибудь? Нет, никто не мог. Там была специально написанная музыка, специальный проект».
В зале с каждым часов становится нестерпимо душно. Адвокат Поверинова просит, чтобы включили кондиционер или открыли окно в комнате судьи. Но ни судья, ни секретарь не реагируют на эти просьбы. Алексей Малобродский стоит у кафедры уже почти шесть часов, видно, что он очень устал, у него заплетается язык.
И в какой—то момент он говорит об этом судье. Та предлагает ему сесть.
Малобродский садится на скамейку. Он то и дело возвращается к важной для него теме: денег на проект не хватало, часто возникали задолженности перед артистами, приводит цифры.
Так, например, в в 2011 году «Седьмая студия» получила от государства 10 млн рублей, в то время как потрачено было 30 млн рублей, эта сумма возникла из дополнительных средств, которые привлекал Серебренников и Итин, вкладывая свои деньги и получая кредиты.
«Кто—то другой мог бы осуществить проект «Платформа» за три месяца за 10 млн?», — интересуется адвокат.
«Мне трудно такое оценивать. Если цель — поработать качественно, сформировать зрительскую аудиторию, я думаю, желающих это выполнить за такие скромные деньги нашлось бы немного.
Я думаю, что Серебренников на проекте «Платформа» собрал уникальный коллектив людей, которые только и могли осуществить этот проект… Я горжусь тем, что причастен к этому проекту — он начал и запустил множество важных процессов.
Кроме того, я утверждаю, что стоимость большинства наших мероприятий гораздо ниже рыночной стоимости. Я как профессионал могу это утверждать. Добросовестная экспертиза бы это подтвердила.
Малобродский объясняет: часто ему и другим продюсерам приходилось ограничивать «аппетиты» Серебренникова, который придумывал такие творческие задания, на которые им просто не хватало денег.
«Обладая опытом, я, Итин, исполнительные продюсеры, ребята из технической дирекции, мы могли давать вполне себе достоверные оценки, — объясняет Малобродский. — Мы сами себе готовили ловушки в виде определенных лимитов — если мы посчитали, что спектакль, условно, стоит 1 млн рублей, и выяснилось, что мы ошиблись больше, чем на 10–15%, то тогда мы сами себя ставили в плохие условия. Мы понимали, что если реализуем проект в том виде, в котором хочет худрук, это будет стоить не 1 млн рублей, а три. Но их нет — и мы просили худрука, художников, умерить аппетиты».
Пытка духотой
В какой—то момент адвокат Карпинская останавливает своего подзащитного: «Как вы себя чувствуете?»
— Плохо, я говорил уже два раза.
— Вам вызвать «скорую»? — спрашивает судья.
— Мне не настолько плохо, чтобы вызывать «скорую». Но, если вам это нужно для того, чтобы зафиксировать причину, то вызывайте.
— Если врачи скажут, что вы можете продолжать, мы будем продолжать, — объясняет судья Аккуратова.
Малобродский говорит, что сам прежде всего заинтересован в даче подробных показаний. Адвокаты просят проветрить зал, говорят судье, что у Малобродского были проблемы со здоровьем на следствии, и его уже однажды госпитализировали из зала суда в больницу.
«Пока рабочий день, будем работать», — судья невозмутима.
Она просит открыть дверь в коридор, и допрос продолжается. Малобродский говорит о работе линейных продюсеров, объясняет, какие проблемы возникали при безналичном расчете: поставщики не отпускали продукцию, пока деньги не поступали на счет. Он вновь отмечает недостатки бухгалтера Масляевой, которая не всегда могла оперативно отвечать на его вопросы.
Адвокат Карпинская напоминает, что бухгалтер Масляева на допросах говорила о «черной кассе» , которую она называла «учетом наличных средств».
«Я помню, что она это говорила. На очной ставке я ее просил пояснить, что такое «черная касса», но она не справилась, — вспоминает Малобродский. — В моем понимании Масляева снимала деньги с корпоративной пластиковой карты в «Альфа—банке», либо через чековую книжку. Поступления она должна была учитывать в кассе, я не знаю, что она имеет в виду под «черной кассой».
Адвокат Карпинская расспрашивает своего подзащитного про Ларису Войкину ,которую Масляева взяла на работу, жалуясь, что она одна не справляется с объемом мероприятий, договоров, смет и выплат. Напомним, на следствии именно Войкина давала противоречивые показания, и их исследование вскоре станет предметом обсуждения на суде.
Примерно без двадцати минут шесть адвокат Карпинская просит судью прервать допрос, он длится уже восемь часов, она и ее подзащитный сильно устали.
Судья недовольна: «Вы не допрашиваете его восемь часов». Адвокаты возражают и просят учесть состояние здоровья и адвоката Карпинской, и подсудимого Малобродского. Прокурор соглашается, что заседание можно отложить.
И судье приходится смириться. Она переносит продолжение допроса на 10 утра 16 ноября.
Духота и тоска — вот ощущение от последнего заседания по «театральному делу». Во—первых, поражает, что судья никак не реагирует на заявления адвокатов о подлоге в материалах дела. Во—вторых, поражает абсурдность ситуации. Профессионалы высшей «лиги» уже который день рассказывают в суде об «азах» своей профессии. И это не лекции, не мастер—классы перед профессионалами. И Серебренников и Малобродский вынуждены рассказывать, как устроена работа продюсеров и режиссеров, для того, чтобы оправдываться и доказывать, что на «Платформе» они занимались делом, а не воровали государственные деньги.
Но те, кто их слушает, их не слышат. Они цепляются к несущественным деталям. Во—первых, судью, так же, как и следователей, интересует, зачем «Седьмая студия» купила рояль за пять миллионов.
Во—вторых, за неимением офшорных счетов Серебренникова и Малобродского, на которые они могли бы перевести якобы похищенные ими деньги Минкульта, прокурора беспокоит, почему подсудимый со своей помощницей «троллил Славика». Гособвинитель Игнатова на одном из заседаний безуспешно пыталась выведать у Кирилла Серебренникова потаенный смысл этой фразы из переписки в фейсбуке.
И самое ужасное: почему судье не приходит в голову отложить допрос подсудимого, если он говорит, что ему плохо? Значит ли это, что судья относится к уважаемому человеку, доказавшему свою безупречную репутацию и честность, как к симулянту, и готова вызвать «скорую», чтобы удостовериться, что Малобродскому и правда худо?
Вопрос о банальной человечности не стоит.
Кому будет лучше, если подсудимый попадет в больницу и тогда придется откладывать процесс…
Читайте о том, как прошли первое, второе и третье заседания.