Художница Анжела Аганина 18 февраля провела акцию с иконой с изображением Владимира Путина у спецприемника в Сахарово. Также она использовала в качестве реквизита гроб и золотые ершики вместо траурных цветов. Акционистка прочитала псалом, который читают в православной традиции для изгнания нечистой силы. За это ее оштрафовали за 10 тысяч рублей.
Перед судом мы поговорили с Анжелой про ее творчество, жизнь, поддержку ее детей и смысл акций в современном искусстве.
— Перфоманс с иконой Владимира Путина у спецприемника в Сахарово — это ваша первая политическая акция?
— Это далеко не первая моя акция. Полтора года назад, в начале августа 2019 года у меня уже был молебен на Красной площади с другой иконой «царя» за отмену крепостного права — это из последних моих акций.
Вообще я сделала достаточно большое количество акций. В Петербурге, где я жила до этого, был молебен на коленях у Смольного, была акция «Роды новейшего искусства» на Дворцовой площади в 2018 году…
— Это все политические акции?
— Я их политическими не называю, они для меня, скорее, социальные. Потому что я не про политику, я художник из народа, я про народ, про то, о чем он думает. Я обычная женщина, которая живет с тремя детьми в своем доме, у меня нет «Майбаха». Я живу искусством, работаю только в сфере искусства и сижу с детьми. Я обычный среднестатистический русский человек, поэтому мне, наверное, проще понять человеческие проблемы русского человека.
— Получается, ваши акции стали более политизированными из-за того, что политика стала чаще проникать в жизни людей?
— Конечно. Ведь, получается, что без этого никак. Кто нам, многодетным матерям, платит пособия? Наше правительство. Кто отменяет нам пособия? Наши правительство, определенные чиновники.
Естественно, меня эти вопросы тоже волнуют. У меня на руках старшая дочь, 15 лет, с инвалидностью. У меня даже есть картина, посвященная Пенсионному фонду России и всем взаимодействиям с этой структурой. Была такая история, когда у меня заблокировали пенсию дочери судебные приставы, хотя они по закону не имеют права это делать. И я в ответ на это написала картину. Чтобы не негативить, а как-то с продуктивом выплеснуть эти эмоции.
— Как вы готовили акцию около Сахарово? Как к вам пришла идея? Вы выбрали дату неслучайно?
— Идея пришла недавно. 1 февраля у меня была однодневная выставка, которая называлась «Реквием по стране». Она была очень закрытая, потому что я понимала, что если я ее сделаю открытой, то там точно будут сотрудники [полиции], ну и, конечно, найдут состав преступления, потому что сейчас его находят даже в самых безумных вещах.
Очень срезонировала история [с арестом главреда «Медиазоны» Сергея] Смирнова. И я не осталась к ней равнодушной. Я сама много взаимодействую с соцсетями, репощу какие-то вещи, комментирую, лайкаю. И если за ретвит могут посадить, то для меня это апогей политического безумия.
На выставке 1 февраля были прямо такие поминки нашего режима. И после этой выставки в ближайшие дни в связи с историей Смирнова родилась идея этой акции. Гроб как раз, с которым я была, с этой выставки. «Икона царя» написана достаточно давно, она просто лежала и ждала своего часа.
Я поняла, что я могу эту историю сгладить каким-то юмором, молитвой. Я решила, что пора изгнать бесов из спецприемника Сахарово и поставить там гроб с ершиками как символы нашего режима. Ершики как признаки изобилия. Помогала разработать концепцию акции Катя Бочарова, искусствовед и куратор моих проектов.
— Когда на вас составили протокол? Полиция потом уже пришла к вам домой и вы не пустили сотрудников? Как в итоге это разрешилось?
— Я живу в пяти минутах от Сахарово. Я поняла, что это знак, что мне даже никуда далеко ехать не надо. Я думаю, что полицейские нашли информацию обо мне по публикациям в СМИ об акции и приехали ко мне. Первые сотрудники пытались выяснить мою политическую позицию, я им сказала, что в дом не пущу, у меня ребенок с сахарным диабетом, пандемия… Сама вышла к ним. Они долго не понимали, что мне предъявить. Я спрашивала, что я нарушила, они сказали, что потом приедут другие сотрудники.
К вечеру приехали [полицейские] из РОВД. Они сразу пришли со статьей 20.2 ч.5 — это несогласованный пикет. Я говорю, что это не пикет, а я всего лишь вышла и помолилась. Я никого ни к чему не призывала, только бесов уйти от лика божьего. Бесы — это же все-таки метафизическое понятие, вряд ли обращение к ним подойдет под определение призывов. Мне ответили, что территория возле спецприемника Сахарово — особого назначения, и ходить там с чем-то в руках запрещено.
Когда я акцию планировала, я разговаривала со своими друзьями-юристами, которые помогают делать мои акции в законном поле. Для меня это важно. Тут в первую очередь надо начинать с себя и соблюдать законы.
И в этот раз ничего, нарушающего закон, не было, но, тем не менее, у меня будет суд. Мне грозит штраф 20 тысяч рублей, и это для меня грустная история, потому что я живу на пособия и алименты от бывшего мужа, а также на случайные заработки от картин.
Я немного волнуюсь, потому что, судя по последним событиям, по какой-то агонии нашего государства, может быть, завтра мне скажут, что я экстремистка и «закроют».
— Какие были ощущения, когда приехала полиция? Страшно было?
— Было страшно, старшая и средняя дочь испугались. Вообще дети меня всячески поддерживают и неравнодушны к моему творчеству. Я, как мама, стараюсь их не вовлекать в политические дискуссии, но даю им право выбора.
— К каким проблемам вы стремитесь привлечь внимание своим творчеством? Насколько я знаю, ваши работы посвящены не только политической тематике, вы также занимаетесь помощью детям с проблемами со здоровьем. Расскажите, каким образом?
— Наверное, можно выделить два основных направления в моем творчестве. Во-первых, это про социалочку, про нашу жизнь, про русское поле экспериментов, если такая отсылка к «Гражданской обороне» уместна. Вторая тема — это про женщину. Поскольку я женщина, многодетная мать и мне очень близка тема женских прав… Я не отношу себя к феминисткам в их таком обличии, но я за женские права, за то, что закон о домашнем насилии должен быть. И вообще то, что происходит с женщинами у нас в стране, это совсем не хорошо.
У меня есть ряд картин, посвященных женщинам. Там даже есть некоторые метафорические расчленные части женского тела, как аллегория того, что происходит сейчас с женщинами в России.
По поводу помощи детям… Я делаю это по той же причине, что я мать, и очень трепетно отношусь и к своим, и к чужим детям. И я всегда хочу помочь, когда у меня есть силы и ресурсы. Например, у меня была выставка в сентябре. Я помогла фонду «Подари жизнь», мы делали большой арт-проект, выставку вместе с аукционом, где продавали картины в поддержку фонда. До этого я делала много таких проектов, и, в том числе, на своей родине в Саратове.
— Вы давно занимаетесь творчеством? Когда оно стало перерастать в акции? А именно приобретать политическую окраску?
— Вообще творчеством я занимаюсь всю жизнь, но не сразу сделала это своей профессией. У меня был свой магазин в Саратове, я занималась бизнесом в какой-то период своей жизни. В 2015 году я закрыла все, когда поняла, что хочу писать картины и заниматься только этим. И с тех пор последние шесть-семь лет я занимаюсь этим. У меня нет другой работы, все свое свободное время я посвящаю аналитике арт-рынка, современного искусства, походам на выставки и сама выставляюсь.
Мне кажется, акции — это уже про современное искусство. Оно вышло за рамки картины, оно стало более эмоциональным. А как передать эмоции? Просто на картине? Даже если я изображу что-то очень красивое или некрасивое, оно вызовет эмоции, но если я выйду и помолюсь — это вызовет еще больше эмоций. А если я выйду и помолюсь с картиной, это будет уже художественная акция. Это такой микс современного искусства из живописи, акционизма, перфоманса. Я называю это «новейшим искусством». Это больше цепляет зрителя.