Активистов Бессрочного протеста и журналиста «МБХ медиа» задержали во время акции, посвященной дню рождения президента Путина, вместе с гробом. Шесть часов в автозаке и ночь в отделении — и никто так до сих пор не понял, кого собирались хоронить. Корреспондент Никита Масловский рассказывает, как он мерз в автобусе, а полицейские обещали ему выходные.
В момент, когда мы заходим в ОВД, я судорожно ищу в телефоне меню «архивация и сброс». Через минуту с моего телефона исчезнут все данные. Пока же я сажусь напротив полицейского и, ссылаясь на 51 статью Конституции, отказываюсь от объяснительной. Афанасий Афанасьев и Саиданвар Сулаймонов — активисты «Бессрочки» — молча стоят у стены за моей спиной. Семнадцатилетнюю Олю Мисик оставили снаружи, в автозаке. Там не работает печка, за окном крупными хлопьями падает снег, в салоне чудовищно холодно. Нас задержали ровно шесть часов назад. Ночь после дня рождения Владимира Путина мы готовимся провести в Дорогомиловском отделении полиции.
«Бессрочный протест» — не организация и не движение. С точки зрения ее участников это непрерывная серия акций, которая объединяет людей по всей России. Бессрочники протестуют уже год против всего плохого — начали они прошлой осенью с пенсионной реформы, потом был храм в Екатеринбурге, выборы в Мосгордуму, свалки в Шиесе. Теперь они собираются в тихом дворике на Кутузовском проспекте отметить день рождения Путина — но что-то пошло не так. Когда мы встречаемся с Афанасием, он сразу указывает мне на автозак, стоящий на заправке в нескольких десятках метров от нас. «Не боишься?» — спрашиваю я. «Пока нет», — отвечает он. В течение следующего часа активисты бессрочки распускают своих сторонников по домам. Появление полицейских заставляет большую часть активистов разъехаться, толком не собравшись.
Саиданвар Сулаймонов разрешает называть его Саша. Он заказывает оставшимся бессрочникам такси. Оля Мисик, единственная из тех, кого уговорить не удаётся, остаётся с Сашей и Афоней. Она не подает виду, но ей явно очень холодно. Мы стоим на ступеньках у входа в бизнес-центр. Активисты не выкрикивают лозунги. На вид это просто группа молодых людей, которые просто догуляли вечером до набережной с видом на Москва-Сити. В тот момент автозак, который показывал мне Афоня, уезжает с заправки в сторону метро. Активисты выдыхают — теперь они поедут домой. Саша даже уходит от нас, чтобы встретить таксиста — въезд во двор устроен сложно и водитель просит его подойти. В следующий раз я увижу Саиданвара уже в автозаке.
И вдруг нас со всех сторон окружают полицейские. Двое в штатском и четверо полицейских в форме и с оружием — наш конвой до полицейского автобуса, внезапно оказавшегося опять рядом. «Где Эмиль?» — кричит на меня, как я потом пойму из разговора, полицейских, сотрудник уголовного розыска в штатском. Я ничего не отвечаю, я не знаю, кто такой Эмиль, и тогда он переключается на активистов. С момента задержания я держу в руке редакционное задание — документ, который обозначает мой статус журналиста. По идее, меня задерживать не должны.
«Забираем всех», — машет рукой в нашу сторону сотрудник в штатском после быстрого взгляда на бумагу. На полпути к автобусу полицейские с криком «смотри, побежал», бросаются от нас в сторону, куда ушёл Саша, оставляя нас без присмотра. Только последний из правоохранителей, уже отбежав от нас на семь метров, вспоминает про нас и бросается обратно. Его спешка окажется излишней — никто не пытается убежать. Афоня и Оля будут наблюдать за происходящим с улыбкой.
Тут я первый раз вижу гроб. Он был спрятан в кустах, заметить его можно было, только если подойти совсем близко.
Нас досматривают и заводят в автозак.
Саша уже там, он жалуется на боль в руке — ее ему вывернули во время задержания. Вскоре к нам в автобусе присоединяются двое прохожих, которых приводят — якобы их тоже задержали — полицейские. Новые пассажиры снимают происходящее на телефон и пытаются выяснить, за что мы здесь. Разговора не получается, и через несколько минут полицейские выводят их из машины.
В тот момент я наконец-то могу рассмотреть гроб, который должен был, по словам правоохранителей, участвовать в акции. Полицейские в буквальном смысле бросили его на Афанасия и Саиданвара, и мне приходится помочь переложить его на скамейку. Обыкновенный гроб: внутри обит белой мягкой тканью, снаружи — синим бархатом. Очень тяжелый.
Несовершеннолетнюю Олю Мисик — ту самую, которая на июльской акции на Тверской читала полицейским Конституцию, — в тот момент уже пересадили в кабину автозака.
Полицейские не говорят, куда нас повезут. Вместо этого они кричат на активистов и пытаются отобрать у нас телефоны. «Тебе что, непонятно, что ли? По-другому объяснить?» — угрожает Афанасию сотрудник второго оперативного, когда тот отказывается отдавать телефон без протокола изъятия. «Бить будете?» — спрашивает активист. «Буду, ага», — отвечает полицейский. Телефон в итоге отнимают только у Саши, а правоохранитель позже добавит, что угрозы были «сарказмом».
В начале одиннадцатого мы заедем во внутренний двор ОВД Дорогомиловское, где сидим следующие несколько часов в автозаке. Периодически полицейские ругаются с активистами, и Ольга Мисик всех успокаивает. В какой-то момент меня с фразой «иди сюда, репортер», выводят из автозака и просят показать редакционное задание.
«Прости, Никитос», — говорит после недолгих раздумий сотрудник в штатском, и меня отправляют обратно в автобус.
Следующие часы мы ждем оформления — все еще в автозаке. Через три часа после фактического задержания, когда нас должны или уже оформить, или отпустить, сотрудники полиции только пожимают плечами. В какой-то момент мне, единственному из присутствующих, неожиданно разрешают покурить. На обратном пути я жалуюсь полицейскому на долгий рабочий день, а тот весело отвечает: «Не беспокойся, завтра у тебя выходной».
У КПП собралось не меньше человек 15, они приехали поддержать задержанных, а нас после пяти часов сидения в автозаке начинают по одному выводить из машины.
Сперва увели Саиданвара, затем Афанасия. Каждый раз, когда открывается дверь, люди у ворот нам кричат. Саша пытается помахать им, но полицейские толкают его в направлении ОВД. Когда в автобусе остаются только я и Оля Мисик, воздух в кабине окончательно становится ледяным. Активистка просит сотрудников включить обогреватель, но те отказываются: «Это российский автопром. Мы всегда так работаем».
Через час после Афони меня наконец заводят в ОВД. У парней к тому моменту уже изъяли все вещи. Сашу при мне сажают в обезьянник. Мне же сообщают, что отпускают под обязательство о явке для «дачи разъяснений». Поняв, что я выхожу на свободу, Афанасий говорит: «Передай нашим (активистам бессрочки, — «МБХ медиа») что полицейские обнаглели. И что мне угрожают». «Косыми взглядами угрожают», — усмехнулся сотрудник, заполнявший мои бумаги. Афанасий просит меня позвонить его отцу и сообщить о его задержании. На часах три ночи.
Когда я оказываюсь за калиткой ОВД, то узнаю, что в здании действует план «Крепость», из-за которого к задержанным не пускают адвокатов. Через час после меня отпустили Олю Мисик. Еще через полчаса в здание допустили адвоката для Афанасия и Саиданвара. На свободу они выйдут только к полудню.
Редактировал Семен Кваша
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.