in

«Новая трактовка сроков давности». Директор Центра защиты прав СМИ Галина Арапова — об обысках у журналистов «Проекта»

Галина Арапова
Галина Арапова. Фото: агентство социальной информации

Утренние обыски 29 июня у сотрудников издания «Проект» проводились в рамках следственных действий по делу, сроки давности по которому формально вышли. О том, насколько обоснованы действия силовиков, «МБХ медиа» рассказала Галина Арапова, директор Центра защиты прав СМИ, адвокаты которого представляют интересы главреда «Проекта» Романа Баданина.

— Насколько законным было проведение следственных действий по делу с истекшим сроком давности? 

— Мы как раз сейчас гадаем, как ванги. Адвокаты по уголовному праву говорят, что, если рассматривается публикация 2017 года, то и событие преступления произошло тогда же. И в тот момент действовала редакция статьи 128.1 УК «Клевета», которая была более легкой. Там не было лишения свободы. И она, соответственно, относилась к преступлениям небольшой тяжести, и поэтому срок привлечения к уголовной ответственности составлял два года. Поэтому все и говорят, что срок привлечения по этой публикации истек в 2019 году.

В декабре 2020 года в эту статью были внесены изменения — это было на волне «клеветы на ветерана» (речь идет об уголовном деле в отношении Алексея Навального по обвинению в клевете на ветерана Великой Отечественной войны Игната Артеменко. — «МБХ медиа»). Изменения в том числе касались санкций — добавили туда наказание в виде пяти лет лишения свободы. А раз до пяти лет, то статья сразу перетекла из категории небольшой тяжести в среднюю тяжесть. А по делам средней тяжести срок привлечения к уголовной ответственности — шесть лет.

Но поскольку статья была ужесточена только в феврале 2021 года, а публикация была в 2017-м, специалисты по уголовному праву говорят, что не должна эта ужесточенная статья применяться к событиям и преступлениям, произошедшим до этого. Это тот самый случай, когда уголовный закон, ужесточающий наказание, обратной силы не имеет. 

По идее, должно быть ровно так, как мы сейчас рассуждаем. Даже если бы в этой статье про Трабера что-то было, срок давности уже истек в 2019 году. Но мы же видим, что многие вещи сейчас происходят не так, как по логике должны. Я даже не всегда могу назвать это беспределом — иногда это бывает какой-то абсурд, иногда говорят:  «теперь мы читаем этот закон вот так». Конституцию поменяли, и теперь конституционалисты не понимают, что такое конституционное право. И я не исключаю, что они сейчас нам предложат какую-то новую трактовку сроков давности. Кто знает, а вдруг? Вдруг они скажут, что это точно так же, как по делам об административных правонарушениях, то есть публикации, которые лежат в интернете — это длящееся правонарушение. 

Но на самом деле такого не должно быть. К вопросу законности проведения обыска за пределами сроков привлечения к уголовной ответственности — конечно, адвокаты будут говорить, что это незаконно. Всегда так было. А как теперь будет в наших новых реалиях — даже не знаю, страшно подумать.

Понятно, что триггером, скорее всего, выступил анонс публикации расследования по Колокольцеву. Даже если следователям сказали: «Плевать на сроки давности, поезжайте, проводите обыски, изымайте, а там что-нибудь накопаем». Хорошо, вот они провели, например, обыск неправильно — ну что им за это будет? Ну, признают обыск незаконным, выплатят компенсацию Роману Баданину и его журналистам за незаконно проведенный обыск. Но они получили доступ к телефонам, компьютерам, и сейчас будут копать что-нибудь новое. Поэтому мы ждем, что будет дальше. На этом этапе журналисты находятся в статусе свидетелей, то есть их будут, возможно, еще допрашивать, а дальше нам стоит ожидать каких-то новых следственных действий, потому что уголовное дело-то возбуждено. Как часто это будет происходить, трудно сказать.

— Были ли какие-то еще нарушения со стороны силовиков? Например, насколько законны обыски в квартире родителей Михаила Рубина?

— Следователь может проводить обыски во всех помещениях, где, как он считает, может находиться информация, полезная для расследования. Это может быть квартира самого свидетеля, других людей, хоть соседей — если есть подозрения, что там могут что-то скрывать. Поэтому в принципе это укладывается в рамки допустимого, и сама по себе возможность такого обыска в законе предусмотрена. 

Другое дело, что обыск был проведен без судебного решения. А вот это возможно только в том случае, если есть неотложная необходимость, очень исключительный случай. Например, если есть подозрение, что человек скроется или уничтожит следы. Но тут четыре года прошло, они ничего не проводили, и вдруг, неожиданно, на следующий день после анонса расследования в отношении главы МВД, исключительная необходимость возникла. Они часто довольно проводят обыски, которые санкционируют постфактум. Другое дело, что Европейский суд (имеется в виду Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) — «МБХ медиа») к этому относится очень критически, потому что любой обыск без предварительного судебного разрешения является серьезным нарушением. А обыск у журналистов — вдвойне, потому что у них на всех носителях есть информация, которую они обязаны по закону хранить в конфиденциальности. А как только правоохранительные органы получают доступ к этим носителям, то под риском оказываются не только журналисты, но и все их источники.  

— Собирается ли защита обращаться в ЕСПЧ?

— В любом случае все эти обыски будут обжалованы на национальном уровне нашими адвокатами. Мы же «верим» в справедливость, российский суд и закон. Если российский суд не признает незаконность обысков и не восстановит в правах трех журналистов, тогда мы, безусловно, будем обжаловать это в Европейском суде. Так же, как мы делали это по Светлане Прокопьевой, по Игорю Рудникову и по нескольким другим журналистам, у которых были проведены обыски, в том числе без предварительного судебного разрешения и с изъятием оборудования.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.