Россия пережила уже как минимум пять волн эмиграции. Первая — во время революции в начале ХХ века, другие две в Советском союзе, четвертая, экономическая, в период распада СССР в 90-х. Пятая — после событий на Болотной площади. Несколько лет назад Комитет гражданских инициатив опубликовал доклад, в котором говорилось, что только с 1989 по 2015 годы Россию покинули 4,5 млн человек. Один из основных мотивов для эмигрантов — политика и политические преследования. «МБХ медиа» поговорило со старыми и новыми эмигрантами, почему они уезжают и как живут там, где их зачастую никто не ждал.
28-летний анархист Святослав Речкалов был уже сутки в пути — без сна и отдыха. Он был одет в камуфляжный костюм типа «Горка», на голове панама с москитной сеткой, за спиной рюкзак. Цель — пешим ходом добраться до Европы. Речкалов шел без навигатора и компаса, вскоре он понял, что заблудился — перешел границу не в том месте и весь день бродил по обе ее стороны.
Когда начало смеркаться, впереди показалась поляна, на которой стоял дом. Рядом с ним флагшток. Речкалов понял, что наткнулся на пограничную базу и мгновенно юркнул в кусты. Прилег на землю и раскрыл карту, чтобы попытаться понять, где он находится. А заодно прислушался — нет ли рядом пограничников. Где-то неподалеку, со стороны леса, послышалось шуршание. Речкалов затаился, но шум от шагов только усиливался. И тут он увидел огромного медведя прямо перед собой. Внутри Речкалова что-то екнуло, а рука потянулась в карман за файером…
Речкалов. Исход
С 2017 года ФСБ активно взялась за российских анархистов. Все началось с дела «Сети», по которому были арестованы, а потом осуждены несколько человек из Пензы и Санкт-Петербурга. Их признали виновными в планировании террористических актов и насильственного захвата власти, при том, что фактически никаких реальных акций против органов власти фигуранты дела не совершили.
Для анархистов дело «Сети» стало началом волны репрессий. Это подтвердилось уже в начале 2018 года, когда в Москве начались аресты по делу о разбитом окне в офисе «Единой России». В начале 2021 года суд вынес приговор по этому делу трем фигурантам, в том числе аспиранту МГУ математику Азату Мифтахову (получил шесть лет колонии). Однако во время следствия фигурантов было больше. То, как оно велось, и агрессия силовиков в целом стали толчком для новой волны эмиграции из России.
Дело, по которому проходил Азат Мифтахов, еще называли делом «Народной самообороны». Это анархистское объединение, созданное Святославом Речкаловым, своей целью ставило борьбу с риэлторами и нерадивыми работодателями. Но у силовиков на «НС» своя точка зрения, они считают его гнездом анархистского подполья, а Речкалова — едва ли не современным Петром Кропоткиным, одним из отцов русского анархо-коммунизма. Что в пользу этой версии сыграло больше — взгляды Речкалова или его пушистая борода и характерные очки — сказать сложно.
Накануне президентских выборов в 2018 году в 6 утра к нему домой вломился вооруженный спецназ. «Надели мешок на голову, сковали руки наручниками и возили так в белом фургоне по Москве. Меня били и пытали электричеством, требуя, чтобы я назвал себя лидером анархистов и сознался в организации анархистских акций, и выдал им всех причастных к ним», — рассказал «МБХ медиа» Речкалов.
Пару дней он провел в ИВС. Дав на допросе формальные показания, он вышел на свободу под подписку о невыезде. Уже тогда он понимал, что вскоре его запишут в лидеры анархистов всея Руси, поэтому действовать нужно было быстро и решительно.
«Так как я был под подпиской, то покинуть страну легальными способами не мог, — вспоминает Речкалов. — Я выбросил телефон и уехал в провинцию, где снимал квартиру, ожидая, пока немного потеплеет, чтобы можно было перейти границу. Первый месяц было довольно стремно. Я тогда находился в полной изоляции, ни с кем не общался, в том числе через интернет. Изучал способы нелегально покинуть страну. В то, что это удастся, не верилось. Думал, меня поймают, будут пытать снова».
Подготовка к эмиграции, вспоминает Речкалов, было нервной. Он почти не спал. «Больше всего беспокоило даже не то, что меня могут поймать, а то, что после моего задержания деятельность анархистов в России заглохнет. И тогда все пережитое мною будет напрасным», — сказал он.
Через пару месяцев Речкалов покинул страну. Все границы он пересекал нелегально. Говорит, что сейчас уже не помнит, через какие именно страны и города приходилось проходить или проезжать по пути во Францию. «Обходил все эти ловушки пограничников, типа натянутой нити на тропинке. Заденешь такую, и на обходе они увидят, что кто-то пошел в ту сторону. Несколько раз был близок к тому, чтобы попасться», — рассказал Речкалов. Тогда-то и произошла встреча с медведем. Но все обошлось.
«Я же в принципе перед тем как идти границу штурмовать, больше всего беспокоился из-за медведей. Поэтому погуглил, что делать в случае такой встречи, истории там всяких охотников, рыбаков. Взял файеров, петард помощнее», — рассказал Святослав Речкалов.
История с медведем кончилась так: «Стою, смотрю на медведя. Он тоже стоит смотрит. Потом разворачивается и отбегает в кусты. Оттуда оглядывается на меня. И начинает орать испуганно». Видимо, у медведя был неудачный опыт общения с пограничниками и он испугался человека больше, чем человек его.
После этого, чтобы из-за шума не попасться пограничникам, Речкалов быстро двинулся в путь. До утра он пересек границу в нужном месте и уверенности в успехе предприятия прибавилось. Он оказался в небольшом городке, из которого на автобусе планировал поехать дальше. Целью была Франция. Он стоял на остановке и смотрел по сторонам, как вдруг неожиданно возле него появились три мужских силуэта. Пограничники все-таки его нашли…
Даниил Галкин. Лагеря беженцев
1 февраля 2019 года в дверь анархиста Даниила Галкина постучали. После визита к нему домой силовиков он, по его собственным словам, под пытками дал показания против Азата Мифтахова по делу о подготовке взрыва в Балашихе, публично отказался от этих показаний и принял сложное для себя решение — покинуть страну. «Быть “крысой” мне очень сильно не хотелось, как и сидеть, ибо это почти стопроцентная вероятность “красной” зоны с “козлами” и “педерастами”, — сказал «МБХ медиа» Галкин. — Единственное, что оставалось, чтобы сохранить честь и достоинство, это рассказать публично о том беспределе, который царил в Балашихинском отделение полиции». После того как Даниил записал свое видеообращение, он двинул в Белоруссию автостопом, рассчитывал на помощь местных анархистов.
«Прожил [там] где-то месяц, три дня прятался в сарае, в котором была сауна, в дачном кооперативе. Потом через границу «Три сестры» вместе с правозащитником из “Вясны» подался на беженца в Украине. Мы простояли в нейтральной зоне в общей сложности 10 часов ночью в пятиградусный мороз, ожидая, когда приедет сотрудник, который имеет полномочия зарегистрировать мое заявление»,— рассказал Даниил Галкин.
Потом его повезли в Черниговскую миграционную службу, зарегистрировали и отпустили. А через 10 минут Галкина задержали сотрудники СБУ и повезли в отдел, где его пообещали «накормить гвоздями», потому что он, дескать, напоминает им агента ФСБ. Но переубедить украинских чекистов удалось. Галкина отпустили, предупредив о надлежащем поведении. Это, впрочем, была не последняя встреча анархиста с СБУ.
«Какое-то время я жил неплохо, — рассказал Галкин. — Помогали товарищи, работал в веганском кафе. Потом на ЛГБТ-парад приехал антифашист из Москвы Алексей Сутуга, мы погуляли, потусили и сфоткались. Один человек выложил эту фотографию в инстаграм. И моментально нацисты сделали скриншот и опубликовали досье на меня и него с призывами физической расправы. Так я понял, что [относительно нормальная] жизнь в Украине подходит к концу. А когда из Украины депортировали [белорусского анархиста] Александра Францкевича, я начал собираться в Европу».
Перевозчика нашли активисты анархистского Черного креста. В назначенный день Галкина положили в фургон, груженный досками, и через два дня он был уже в Брюсселе. В пути было страшно: «Молился богу и черту, очень начал ценить жизнь, спустя все эти перетряски».
В Брюсселе Галкин подал документы на получение статуса беженца. В тот же день ему сделали прививки, завели дело и отправили в транзитный лагерь, а спустя неделю — в постоянный.
В Бельгии существует два типа лагерей. Открытые — для тех, кто ждет ответа по поводу предоставления политического убежища, и закрытый — для тех, кто получил негативный отклик в своем деле и ожидает депортации. Открытый лагерь, в котором жил Даниил, — это военная база, где четверть территории предоставлена беженцам. Из лагеря через проходную можно выходить в близлежащие села. В неделю обитателю лагеря выдают 7,9 евро.
Люди живут в бараках. Там есть комнаты на восемь, четыре и два человека. «В каждой палате шконка, стол и личный шкафчик. В целом довольно уютно, если регулярно поддерживать чистоту. В каждом бараке есть кухня, также есть государственная столовая», — рассказал Даниил Галкин.
В лагере есть футбольное поле, парикмахерская, прачечная, технический сервис, зал с игровыми настольными играми и тренажерный зал. «У нас всегда была проблема с бесплатным интернетом. Ведь без паспорта сим-карту не купишь. Стояли несколько точек, но там всегда толпились люди и свободно дышать было невозможно», — вспоминает анархист свою жизнь в лагере.
Через месяц после регистрации запроса на беженца обратившемуся выдают документ, удостоверяющий личность, Orange Сart. С ним можно устроиться на работу, если знаешь язык. «Я языка не знал и работал в техсервисе в лагере. За 25 евро в неделю, три или четыре дня по пять часов, — рассказал Галкин. Это, конечно, копейки, но на контрасте было ощутимо поярче жить, да и самое главное, появлялась активность. Вообще, можно было работать еще в столовой баландером, мыть туалеты и бараки». В столовой беженцев кормили самыми дешевыми полуфабрикатами, но компенсировали это фруктами и «прочими приятными мелочами».
«Были и революции. Помню как-то раз знакомый эритреец устроил бунт на кухне. Пришел директор, рукой зачерпнул еду из тарелки, демонстративно съел всю порцию и ушел. А через неделю бунтарю поменяли лагерь — отправили в менее, так скажем, комфортный», — рассказал Галкин. В лагере, рассказал он, много «сумасшедших и бандитов», а атмосфера «чем-то схожа с тюремной».
«[Здесь] были бандиты, которые прятались от Интерпола, албанская мафия продавала героин, африканская марихуану, а гепатитные грузины обворовывали супермаркеты», — описал контингент своего лагеря Даниил Галкин.
В этом лагере он прожил больше полутора лет. После чего, получив статус беженца, переехал в социальное жилье, предоставленное государством.
Париж
…Когда Святослав Речкалов, окруженный пограничниками, отошел от испуга, то сообразил, что те не заподозрили в нем нелегала. Они всего лишь что-то спросили его насчет автобуса. Русский беженец улыбнулся и ткнул пальцем в расписание, закрепленное на остановочном павильоне: мол, нужный автобус ходит только по выходным. Расписание изучить он успел всего за несколько минут до появления незнакомцев, и сейчас это помогло ему остаться на свободе.
Через несколько дней Речкалов приехал в Париж, не имея при себе никаких документов. «В принципе, если ты белый, то здесь можно жить нелегалом. За все время моей жизни здесь полиция останавливала меня для проверки документов только неподалеку от акций протеста. В обычной жизни же, вне политических акций, они никогда не подумают остановить белого человека», — рассказал Речкалов.
Он все равно решил подать документы на получение статуса беженца. Ведь это пособие, медицинская страховка и различные небольшие социальные льготы, не говоря уже о полном отсутствии проблем с полицией. Как оказалось, получить статус во Франции — не проблема.
«Я даже удивился тому, насколько просто здесь легализоваться, — сказал Святослав Речкалов. — Вчера еще я был нелегал, а сегодня пошел и попросил убежище, и никто меня даже не спросил, что я здесь делаю, как вообще в страну попал». Очереди и сроки рассмотрения дела стали, пожалуй, главной неприятностью: французская бюрократия похлеще российской. Но она не идет ни в какое сравнение с тем, что анархист пережил до приезда в Париж.
Первые месяцы жизни там он слонялся без дела по улицам, жил в анархистских сквотах. Однажды под окна съехалась армия жандармов, которые во Франции, по словам Речкалова, больше походят на хипстеров.
«Здесь полиция — это модные прически, дреды, заплетенные в косы бороды до пояса, татуировки, аккуратные белые рубашечки и солнцезащитные очки, — рассказал собеседник «МБХ медиа». — И вот они съезжаются все к нам под окна, и начинают целоваться друг с другом — это приветствие такое французское. А мы стоим на верхнем этаже и смотрим, как внизу армия копов целуется. Они нам кричат, чтобы мы выходили, иначе отправимся в тюрьму. Ну, в итоге они провели штурм и выбили нас оттуда».
Святослав Речкалов менял сквоты, было время, когда приходилось жить на улице. Но его это несильно напрягало. Большей проблемой стало отсутствие понимания, как жить дальше и… Родина, которая пришла за ним и в Париж.
«Политизированная среда [в России] в целом довольно аморальна, — продолжил Речкалов. — Если ты занимаешься чем-то, и что-то представляешь собой, у тебя будет множество недоброжелателей. Это так в любых движениях, хоть у националистов, хоть у либералов, хоть у анархистов. Они много говорят о солидарности и прочем, но на деле, еще до того, как я прибыл в Европу, они начали слать сюда письма с просьбами не помогать мне, развернули травлю в социальных сетях. Это буквально ситуация, когда ты оказываешься на улице в чужой стране после пыток, в родной стране тебе грозят огромные сроки, тебе пишет с угрозами ФСБ, тебе негде жить, ты наблюдаешь, как все, чем жил раньше, рушится и как анархистское движение в России в принципе перестает существовать. И тут тебя добивают травлей в интернете светлые люди из оппозиционных тусовок».
Психологически бороться с этим помогло ведение телеграм-канала «Бомжи в Париже», где он описывал политические процессы в анархистской среде: «Такая самотерапия». Кроме того, к Франции за два года он успел привыкнуть. Сейчас он живет в сквоте, общается с другими эмигрантами, которых, по его словам, из-за репрессий в России становится все больше. «Это, конечно, мешает социализации и адаптации во французском обществе, — сказал Речкалов. — Но не дает почувствовать себя одиноким». Он также добавил: «Я видел старых беженцев, которые бежали в Европу задолго до нас. И многим из них так и не удалось социализироваться. Большинство все время подавленные, ненавидят местных, Европу».
«Наверняка сейчас есть какой-нибудь поезд из Москвы»
В 2016 году в Комитете гражданских инициатив презентовали доклад «Эмиграция из России в конце XX — начале XXI века». В нем сообщалось, что с 1989 по 2015 год Россию покинуло около 4,5 млн человек. Причем миграционный отток, отмечалось в докладе, имел «высокие показатели качества человеческого капитала — высокий образовательный и профессиональный уровень, молодой возрастной состав».
Основными мотивами эмиграции эксперты называли нестабильные экономические условия ведения бизнеса, низкий уровень зарплат, слабую поддержку государством науки, отсутствие карьерных перспектив, а также политические мотивы. К примеру, выезжающие за границу люди боялись быть подвергнутыми преследованиям за участие в оппозиционных акциях или даже просто из-за своей политической позиции и не доверяли силовикам и судебной системе.
В 2019 году Левада-Центр провел опрос для оценки эмиграционных настроений в стране. По результатам опроса 21% россиян выразили желание переехать за границу на постоянное место жительства. Среди мотивов переезда респонденты называли желание обеспечить будущее своим детям, негативную экономическую обстановку в России и высокое качество медицины за рубежом. Политика среди популярных ответов шла лишь на четвертом месте.
Через год свой аналогичный опрос провел ВЦИОМ. По его данным, желание эмигрировать выразили 17% респондентов. Но в качестве причины для переезда вслед за низким уровнем жизни в России россияне называли недовольство правительством и политикой, проводимой российскими властями.
О политическом климате и репрессиях говорили и сами уже состоявшиеся российские эмигранты, принявшие участие в опросе американского исследовательского центра «Атлантический совет» в 2019 году. В том же году Генпрокуратура признала центр нежелательной организацией. В докладе под названием «Путинский исход: новая утечка мозгов» говорится, что в исследовании приняли участие 400 российских эмигрантов из США, Великобритании и Германии. Один из авторов исследования Джон Хербст отмечал, что «при Путине Россию покинули от 1,6 до 2 миллионов людей». «Мы знаем также, что после того, как он опять стал президентом в 2012 году, количество уехавших было больше, чем во время его первых восьми лет президентства», — отметил Хербст, представляя свой доклад. В нем, в числе прочего, сказано, что 29% респондентов из числа эмигрантов упомянули как причину отъезда из России политические преследования.
Политический активист, на тот момент член демократического движения «Солидарность» (основателями ее были в том числе Борис Немцов и Илья Яшин) Всеволод Чернозуб покинул Россию в 2013 году, после возбуждения «Болотного дела». Как он рассказал «МБХ медиа», об отъезде задумался после ареста активиста Ильи Гущина, который был с ним на Болотной. «Помню, что покупал девушке подарок в районе Белорусского вокзала и, услышав про арест Ильи, подумал: “Вокзал рядом, паспорт с собой, наверняка сейчас есть какой-нибудь поезд из Москвы…”», — вспомнил Чернозуб. Через пару недель он уехал в Киев, а оттуда — в Литву.
Его условно можно назвать эмигрантом «первой путинской волны». Как и он, тогда Россию покидали многие либеральные и левые активисты, а также националисты. Некоторые, как Алексей Сахнин из «Левого фронта», уже вернулись. А кто-то, как Чернозуб, Даниил Константинов, Михаил Маглов — продолжают жить за границей. Чернозуб в Литве уже устроился и в целом привык к жизни в эмиграции. По его словам, он долгое время работал во всевозможных проектах, связанных с Россией. Пару лет перебивался случайными заработками, что давалось тяжело, как-то даже играл самого себя в литовском спектакле про мигрантов. Теперь работает в вильнюсском офисе одного международного института.
«Все эмигранты несчастливы одинаково, — сказал Чернозуб. — Ты должен найти жилье, работу, не провалиться на дно депрессии или бутылки, постепенно, по кусочку вылепить жизнь заново из того, что есть. Я не люблю советскую пропаганду и штампы про белую эмиграцию, тем более, что эмигрировали тогда миллионы и цвета их сильно различались, но важно не зацикливаться на теме возвращения. Детей сразу отдавать в сады и школы на местном языке. Если есть возможность — самому учиться».
Михаил Маглов уезжал из страны как политический активист, член «Солидарности», сейчас занимается расследовательской журналистикой и тоже живет в Литве. Эмиграция, по его словам, бывает двух видов — экономическая и спонтанная. Первый тип это когда человек готовится к отъезду из страны, заранее подыскивает работу, копит деньги. А спонтанная, это та, с которой чаще всего и сталкиваются политические активисты: «Еще вчера они ничего не планировали, а завтра у них уже билет на руках». Хорошо, когда есть друзья и знакомые, которые могут поддержать и помочь деньгами и связями. Еще лучше — если есть хорошее знание английского, без этого в Европе довольно тяжело.
По словам Маглова, беженцы второго типа, как правило, до последнего момента не знают, в какой стране им в итоге предстоит жить. Ему самому, когда из России он уехал на Украину, в управлении Верховного комиссара по делам беженцев ООН предлагали убежище в Канаде или США. В Литву же Маглов попал, потому что так сложились личные обстоятельства. «Я приехал в Литву без денег, — вспоминает Маглов. — Мне вообще сразу после выезда из России было 24 года. Не самое, скажем так, денежное время. На счете было ноль рублей. Но я благодарен людям, которые меня поддерживали». По словам собеседника «МБХ медиа», сейчас его жизнь в Литве обрела некую стабильность.
Чернозуб собирается назад в Россию: «При первой возможности хочу вернуться в Россию. От того микрокосма, где я жил, уже мало что осталось. Придется очередной раз начинать жить заново, интегрироваться, искать работу и жилье, притом уже совсем не молодым человеком. Я думаю, выход на свободу политзаключенных и вообще исчезновение такого феномена, будет достаточным сигналом для возвращения».
Михаил Маглов несколько категоричнее. «Я не вижу ни одной причины, чтобы возвращаться, — сказал он. — Режим Путина стал еще более деспотичным». При этом полностью вероятность своего возвращения Маглов не исключает. «Россия — это моя страна, — добавил он. — И когда российское общество все же развернется от деспотии и диктатуры к демократии, думаю, мне будет чем заняться в стране, в том числе с точки зрения ее улучшения».
Нацболы
В апреле 2020 года в ангарской колонии произошел бунт заключенных. Его жестко подавил спецназ ФСИН. Поддержать зэков тогда решил бывший нацбол Михаил Пулин. Он приковал себя наручниками к зданию Минюста и перерезал себе вены, как он объяснял, «в знак солидарности с восставшими заключенными». Пулин рассказывал, что потом к нему приходили сотрудники ФСБ и Центра «Э» — обещали неприятности. Обещания не заставили себя долго ждать. Вскоре в отношении Пулина возбудили уголовное дело. Тогда он и решился на эмиграцию. «Самым трудным для меня был сам переход границы», — сказал активист «МБХ медиа». Как и анархист Речкалов, границу Пулин переходил нелегально, шел «лесами и болотами».
Сейчас он обосновался в Вильнюсе, снимает жилье, работает на стройке — помогли знакомые, есть и подработка — пишет тексты для некоторых изданий. «Надо сказать, жизнь постепенно налаживается, — сказал Пулин. — Многие, переехав в другую страну, испытывают депрессию, пьют антидепрессанты, ходят к психологам. Про себя не могу такого сказать. Я рад светлому небу над головой и тому, что нахожусь на свободе и в безопасности».
В Вильнюсе есть приличная русская община политэмигрантов. Она проводит культурные и политические мероприятия. «Все друг друга знают, — рассказал Михаил Пулин. — Но нельзя сказать, что мы уж совсем тут замыкаемся в своей среде, словно русские эмигранты на Брайтон-бич из произведений Лимонова. Стараюсь поддерживать социальные связи и с коренными литовцами».
Пулин признался, что хотел бы вернуться в Россию. «Как бы мне не была бы симпатична Литва, все же моя родная земля там, где я провел детство и юность, родные и близкие. К сожалению, пока наша страна оккупирована чекистско-олигархической бандой, вернуться я не могу. Смысл? Сразу по возвращению отправиться в тюрьму? Плюсы от этого получит только условный товарищ майор. Но российская история штука непредсказуемая. Верю, что я, да и многие другие эмигранты еще вернутся в нашем пломбированном самолете (по аналогии с тем, как в апреле 1917 года в пломбированном вагоне поезда возвращались из Швейцарии Владимир Ленин и его соратники. — “МБХ медиа”). Революция будет рано или поздно», — считает Михаил Пулин.
Его бывший товарищ по НПБ (признанной экстремистской и запрещенной в России организации) Алексей Макаров живет в эмиграции уже больше 10 лет. Он участвовал в радикальной политике, когда был подростком. В 15 лет его впервые задержали на акции, а в 18 лет посадили в тюрьму. После освобождения он эмигрировал на Украину, а затем в Швецию. Макаров живет в небольшом городке Стаффансторп, пригород Лунда и Мальме. «Я считаю, что в плане социальной адаптации трудностей у меня не было совсем, — сказал Макаров. — У меня быстро появились шведские знакомые и друзья, сначала через занятия спортом, а потом через работу, учебу, участие в анархистских и левых проектах».
Алексей Макаров несколько сожалеет, что за столько лет проживания в Швеции он все еще не получил гражданства этой страны. Так случилось, что в эту процедуру вмешалась местная Служба государственной безопасности (SÄPO) и написала в миграционную службу, что Макаров не может быть шведским гражданином, поскольку представляет угрозу национальной безопасности из-за его «левого экстремизма». Этого оказалось достаточно, чтобы в гражданстве ему отказали.
«Свободы нет и в Швеции. Так что я все еще живу тут по постоянному виду на жительство и статусу беженца. Отсутствие гражданства накладывает некоторые ограничения, например в области трудоустройства. В остальном на повседневной жизни это не сказывается, — рассказал Макаров. — Несмотря на отсутствие гражданства, Швеция — единственная страна, где я чувствую себя частью общества».
Макаров рассказал, что в России и Украине его постоянно арестовывали, в обеих странах он успел посидеть в тюрьме. В Швеции же он смог работать и учиться на историческом факультете. Кроме того, в мае 2019 года он стал чемпионом страны по кикбоксингу, успешно выступал на международном уровне: «Правда, отсутствие шведского гражданства не позволяет представлять эту страну на чемпионатах Европы и мира».
Алексей Макаров работает кондуктором в поезде регионального значения, раньше работал сотрудником колл-центра и почтальоном. В свободное время тренируется сам и тренирует других. Как он говорит, старается участвовать в кампаниях солидарности с российскими и белорусскими анархистами и антифашистами. Также принимает участие в деятельности российского издательского кооператива «Напильник». В прошлом году Макаров хотел вернуться в Россию, но помешали коронавирусные ограничения. «Никаких иллюзий по поводу возможной оттепели в России у меня нет. Свое возвращение я никак не привязываю к политическому климату, — сказал Макаров. — Я верю в перемены в России, но сами по себе они не предопределены, за них надо бороться. Поэтому и хочу вернуться».
Анархисты на передержке
После того как анархист Даниил Галкин переехал из лагеря для беженцев в социальное жилье в Брюсселе, власти поставили перед ним задачу: за два месяца найти арендодателя, который бы согласился за деньги сдавать ему квартиру. Ее тоже оплатит государство. Если не найдешь — отправят жить в семью, которая согласится приютить беженца, это может быть любая точка страны. По словам Галкина, найти квартиру он не может уже четыре месяца. «Сложность заключается в том, что большинство людей отдают приоритет съемщикам, имеющим рабочий контракт, — объяснил Галкин. — Это залог долгосрочного съема, а беженцы могут бесконечно и спонтанно менять квартиры. Плюс — многие не хотят иметь дела с государством, оно платит безналом, нужно присутствовать в банке при получении залога».
Так что уже два месяца Даниил Галкин, как и Речкалов в Париже, живет в бельгийском сквоте. «Здесь комфортно и уютно, крысы только напрягают. Их тут армия. Я охочусь на них, и топлю печку, когда грустно и холодно, — делится Галкин. — Семья рада, что со мной все хорошо, но грустит от того, что мы не можем видеться часто. Привезу их, когда карантин кончится».
По словам Галкина, ему бы хотелось вернуться на Родину, но возможности такой нет. «Я считаю, что моя жизнь сломана. Мы проиграли бой в России», — сказал он.
Святослав Речкалов тоже признался, что в Россию хочется даже сейчас: «Каждую ночь снятся сны, что возвращаюсь туда, снова границы перехожу». К Франции он уже привык, а если представится шанс вернуться, придется привыкать и к изменениям в российском обществе. Вернулся бы,если бы на родине не грозили «пытки и тюрьма».
В конце нашего разговора Святослав Речкалов сказал такую фразу: «Думаю, мы так и застрянем в маргинальном состоянии где-то между Россией и Европой, станем чужими и там, и здесь».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.