Высокие стебли и желтые зонтики борщевика Сосновского встречал почти каждый россиянин. Кого-то о его опасности в детстве предупреждали родители, кто-то обжигался и получал шрамы на всю жизнь. Каждое лето в газетах появляются заметки о «борщевике-убийце» и фотографии страшных волдырей.
Но ожоги — не самое страшное, что может сделать с нами борщевик. Самое страшное — им может зарасти вся Россия. Таня Ускова побывала в деревнях, утонувших в борщевике, поговорила с людьми, которые занимаются борьбой с сорняком десятки лет, и рассказывает, как борщевик может отравить всю страну.
Мы останавливаем машину на обочине шоссе, идущего от Сергиева Посада до города Калязин, и выходим на улицу в деревне Василево. Она выглядит вымершей и пустынной, как в американских вестернах. Кажется, что сейчас из-за железных ворот выйдет ковбой в кожаных сапогах и направит на тебя дуло пистолета. Вдалеке — несколько русских мужиков в спортивных штанах и шлепках. Они равнодушно смотрят на одну из тысяч машин, каждый день проезжающих мимо.
Земля тут желтая, будто выжженная, ее покрывают гигантские растения. Издалека можно подумать, что это колосится рожь, просто очень высокая — такая, что в ней тонут целые дома. Растения высотой в два-три метра почти не двигаются на ветру. Желтые зонтики высохших цветов горят под самым солнцем, не давая лучам пробиться вниз.
Это борщевики Сосновского, и деревня Василево Тверской области, в 178 километрах от Москвы, заросла ими почти полностью — поля простираются до горизонта. Встреча с борщевиком чревата последствиями — страшные фотографии волдырей на теле часто размещают в «народных» газетах и пишут, что пострадать можно «вплоть до летального исхода».
— Гриш! У тебя ожоги от борщевика остались? — кричит одному из русских мужиков Александр, коренной житель Василево, с которым мы подошли поговорить.
Гриша деловито поднимает майку, демонстрируя красные пятна на животе.
— Вон, человек месяц назад обжегся, до сих пор шрамы, — говорит Александр. — Чтоб вы понимали, раньше просматривалось все до леса, можно было в любую сторону пойти.
Во время разговора я с холодом смотрю в сторону его участка, единственного не заросшего клочка земли вокруг. В самом его конце виднеются трехметровые стебли борщевика. Зловещими пугалами они сторожат стальной забор.
— Сейчас вы никуда отсюда не пройдете, поля заросли. Он везде стеной стоит.
Заросли борщевика правда напоминают стены. Он окружает новые и старые дома, колючей проволокой стоит вдоль дорог и на три метра возвышается позади детской площадки. За домами вместо лесов и лугов желтеют бескрайние поля зонтиков. Земля тут заражена целиком, чистые участки только те, которые регулярно косят. Зараженной почву называют сами жители деревни.
— Мало того, что я кошу здесь, у меня еще два участка тут, чтоб вы понимали, — рассказывает Александр. — Сколько одних только денег тратится на наем людей, чтобы это как-то косить… Я кошу даже не свою землю. Где в соседних домах люди не живут, там тоже кошу. С каждым годом его все больше и больше. Где мы косим, он прорастает, но хотя бы не разрастается. Стоит только один год не покосить — все. Вон там сзади пруд, — показывает на те борщевики, которые я заметила вдали на его участке, — там раньше косили. В этом году не успели покосить: все, заросло, уже вон какие палки стоят.
— Это не то что я жути нагоняю, — смеется Александр. — Я просто с ним много-много лет борюсь. Сколько я себя помню, столько мы с ним боремся. Мне 35, помню я себя лет с 15, и все это время мы с ним боремся.
— И далеко он растет?
— Прирост… — задумчиво тянет житель деревни. — Вот если один куст есть, там от двадцати до ста тысяч семян. И летят они на несколько километров. Сейчас как раз сильный ветер, представьте, куда они долетят.
Я представляю. За два часа до этого мы были в деревне Верханово, примерно в ста километрах отсюда, и видели коровник, окруженный такой же стеной борщевика. Может быть, семена прилетели туда из Василево. А может, из другой деревни или даже другого региона — ведь заражена уже практически вся европейская часть России. И вся она скоро может выглядеть как Василево.
— Я часто езжу в Москву, в Дмитровский район, в Талдомском бываю, — продолжает Александр. — Скоро у Красной площади он будет стоять. По-русски могу сказать, что п***ец нам всем скоро будет.
Сок
«Большинство людей, которые этим занимаются, они с борщевиком сами столкнулись», — рассказывает мне Анна Пищелева, участница движения «АНТИБОРЩЕВИК» во Вконтакте.
Анне около 45, она многодетная мать, живет в подмосковном Королеве. Дача у нее в Новгородской области, неподалеку от Селигера. С борщевиком Анна борется около десяти лет. Перед нашей встречей в кафе в Королеве женщина забегает в хозяйственный магазин за гербицидом — на следующий день она едет на дачу и собирается обрабатывать очаги борщевика вокруг.
— Моему старшему сыну было лет шесть, маленький еще, то ли дошкольник, то ли в первый класс пошел, и племянник такого же возраста. Они обожглись борщевиком очень сильно. Я знала, что это опасное растение, сказала им к нему не подходить ни в коем случае. Это было на даче, мы ездили в деревню Полново за земляникой, и как-то разбрелись по этому земляничнику. Бывает, что мальчишки рубят крапиву — вот они и борщевика, такого гада, “наказали”, изрубили палками. Сказали потом, что близко к нему не подходили, издалека рубили. Они были все в ожогах — руки, лица. Вытирали свой богатырский пот и перемазались в соке, на следующий день выглядели как жертвы пожара».
После того случая семья Анны за земляникой в деревню Полново не ездила. Погрустили, что больше не будет земляничника, но решили, что раз деревня не своя, то нечего волноваться. «А потом нам отсыпали дорогу с карьера, который рядом с этим земляничником был. И много-много километров дороги зазеленело по обочинам этими кучерявыми растениями».
«Кучерявыми» борщевики выглядят только в период цветения. Цветут они белыми пушистыми облаками. В конце июля — начале августа борщевики отцветают и превращаются в высокие стволы, увенчанные безжизненными зонтиками с десятками тысяч семян на каждом. Семена легко распространяются на сотни километров: они путешествуют на колесах машин, попадая туда с обочин дорог, плавают по рекам, перелетают с ветром. Борщевик роняет тысячи семян рядом с собой, образуя очаги заражения. С каждым годом они разрастаются, захватывая всю прилегающую территорию. Ходить через заросли без защиты опасно: сок растения при попадании на кожу не ощутим, но может оставлять сильные ожоги.
Анна Пищелева начала бороться с борщевиком, когда заражение дошло до их деревни в Новгородской области. Сначала она делала это одна, но потом вступила в сообщество «АНТИБОРЩЕВИК», которое создала жительница подмосковной Балашихи Мария Попова. Когда через неделю я встречусь с Марией для интервью, все руки у нее будут в ожогах. Она скажет, что они не сильные и скоро пройдут. Но у кого-то ожоги не проходят, шрамы остаются на всю жизнь. От сока борщевика можно ослепнуть, а если он попадет на слишком большой участок кожи, то и умереть.
В соке борщевика Сосновского содержатся светочувствительные вещества фуранокумарины. Под ультрафиолетовыми лучами они переходят в активную форму, и если в это время окажутся на коже, то серьезно ее повреждают — воздействие оказывается на клеточные структуры на уровне ДНК. Попавший на кожу сок сначала не вызывает никакого дискомфорта, его можно даже не заметить. Ожог проявляется только через несколько часов после воздействия солнечного света. К этому моменту часть кожного слоя уже разрушена. Регулярно в российских новостях появляются сообщения о серьезных ожогах борщевиком — им обжигаются взрослые, дети и целые семьи.
«Костюм, маска, вот это все, — перечисляет Александр свое снаряжение, в котором обычно выходит косить борщевик. — На кожу попадает — под солнцем моментально ожог будет. Открытых мест не должно быть».
«Особенно опасный момент, когда ты его головы срезаешь, тогда сок течет, — говорит Анна. — Мы перчатки скотчем к рукавам приклеиваем, чтобы не дай бог никуда не попало. Лицо шарфиком завязать, платочком, как ковбой. Очки или маска для триммера, вроде пластикового забрала. Кепка на голове, штаны плотные, куртка или ветровка, чтобы тоже не попало ничего».
Но даже при такой защите иногда бывает, что сок попадает на кожу:
«У меня был очень неприятный момент недавно: перчатка чуть надорвалась, а я не обратила внимания — ну, маленькая дырочка, за что-то зацепилась. И туда за два часа натекло (сока) и впиталось. А когда снимаешь перчатки, руки все равно мокрые, потные от резины. Я помыла руки, конечно, но не заметила эту дырочку, и в результате у меня у вот тут был большой ожог, действительно неприятный. Такой, как показывают в интернете — волдыри, покраснения, потом еще вокруг все чешется».
Александр из Василево говорит, что люди так часто обжигаются, что в местных аптеках уже продаются специальные средства от таких ожогов: «Люди постоянно обращаются в больницу. Там даже у нас в приемном отделении памятка висит по поводу борщевиков».
Памятка в районной больнице соседнего Калязина действительно висит. С ожогами правда поступают часто — это нам подтвердила местная врач-анестезиолог.
«Есть очень точное слово по поводу него. Это “жопа”, — говорит Александр. — Я понимаю, что люди, живущие в квартире, в Москве, например, ходят по асфальту, они никогда не задумаются, что где-то там, в ста километрах от МКАДа, происходят такие печальные вещи. А у нас тут просто жуть».
С места, где мы говорим с Александром, видно гигантское поле с борщевиками. Я говорю редактору Кате, что надо попробовать проехать к нему или пройти, чтоб снять масштабы. Мы долго ищем въезд, но найти не можем — везде просто упираемся в стену из борщевика. В итоге около одного из дачных тупиков, где вдоль зонтичной стены играют дети с собакой, мы находим какой-то проход. Но оказывается, это не проход, а проломанная на несколько метров тропа сквозь борщевик — сломленные толстые стволы еще свежие и блестят соком на солнце.
Катя идет вперед, чтобы сфотографироваться около одного из зонтов и показать его размер. Мне становится плохо, когда я понимаю, что мы стоим посреди опасного сока без какой-либо защиты, с голыми руками, в простых кроссовках, в джинсах, которые я заправила в носки. Я оборачиваюсь, чтобы понять, далеко ли идти назад. В десяти сантиметрах от моего лица качается гигантский зонтик борщевика.
Корни
Борщевик Сосновского для России — относительно новая проблема, хотя знают о нем с советских времен. Растение открыла в 1947 году в грузинской Месхетии советская исследовательница Ида Манденова. Она назвала его в честь Дмитрия Сосновского, кавказского ботаника. «Ему, наверное, на том свете икается теперь», — говорит мне Наталья Николаевна Лунева, герболог из Всероссийского научно-исследовательского института защиты растений в Санкт-Петербурге.
По ее словам, борщевиком Сосновского сейчас заражена вся европейская часть России, за исключением черноземных зон на юге. На этой территории борщевик Сосновского стали культивировать уже во второй половине XX века — для прокорма скота.
«После войны встал вопрос восстановления народного хозяйства, в том числе животноводства и кормопроизводства для него, — объясняет Лунева. — А тогда уже был случай, когда вместе с семенами красного клевера — это такой хороший корм, — во время войны по ленд-лизу (государственная программа, по которой США в годы Второй мировой войны поставляли странам-союзникам оружие, продукты и другую помощь — “МБХ медиа”) из стран-союзников случайно занесли амброзию, и она стала хорошо у нас прорастать. И вот думали о том, что можно использовать какие-то растения из других стран в качестве кормов. Тут кто-то вспомнил, что на Северном Кавказе есть такое растение — борщевик, и люди его там на силосование используют. У него большая масса, вырастает быстро, в этой массе много питательных веществ, витаминов, микроэлементов. Снарядили экспедицию, собрали семена и стали испытывать».
Рос борщевик хорошо, и вскоре его стали использовать для силоса. Силос — это сочный корм для скота, который получают методом заквашивания. Его складывают в силосные башни или ямы, где трамбуют вместе с сеном и другой травой. Силос хранят там даже зимой.
Борщевик разослали по всей европейской части России. «Семена получили все растениеводческие институты, от Сыктывкара до Еревана», — говорит Лунева. Не рос он только в средней черноземной зоне — Тамбовской, Белгородской, Воронежской областях — и на югах, там ему слишком сухо было.
«Сейчас понятно, что если бы люди не перенесли его и не стали бы искусственно распространять, то вот эту территорию — Краснодарский край, Ростовскую область, Ставрополье, Дагестан, — эту жаркую полоску от Черного до Каспийского моря борщевик сам бы не перешел, — объясняет герболог. — Но человек перенес его и посадил в хорошие условия. Даже на Сахалине были посевы, и там сейчас тоже есть очаг».
В послевоенные годы разные виды борщевика заносили не только в СССР, но и в Европу.
«Когда нечего кушать, все хозяйство рухнуло, то конечно, что дали, то и ели все. Потом, когда экономика и сельское хозяйство стали более-менее восстанавливаться, стали обращать внимание, что если кормить коров силосом из борщевика, телята молоко плохо пьют. И люди тоже. Оказалось, привкус у этого молока неприятный, — говорит Наталья Николаевна. — В Европе прекратили его выращивать. А у нас использовали вплоть до перестройки».
В Василево на одном из заросших борщевиком полей все еще стоит силосная башня. Была еще одна, но, по словам Александра, в 1990-х — начале 2000-х она упала и ее растащили.
«Почему борщевика здесь так много? Потому что он сюда одним из первых завезен был, в Калязинский район, — говорит житель деревни. — Здесь много коровников было, колхоз-миллионер был, на стенде даже висел в Москве».
Хотя привезли борщевик в советские годы, его распространение — наследие перестройки и упадка 1990-х. Денег на обработку полей и поддержание их границ не было, сельское хозяйство было разрушено. «Конечно, тогда про борщевик никто не думал. Хотя он считался кормовой культурой до 2012 года. Но поля его были брошены еще в начале 1990-х, и он пошел распространяться с этих полей», — говорит Лунева.
«Двадцать лет назад уже все падало вниз со скоростью света, — рассказывает нам Александр, показывая издалека последнюю силосную башню. — Пятнадцать лет назад я пришел с армии, уже все плохо было».
Семена
«Борщевик — это тот же самый мусор, только в отличие от него он не лежит себе спокойно на месте, а разбегается», — говорит мне Анна Пищелева.
«Разбегается» борщевик с помощью семян, которых на одном зонтике может быть от двадцати до ста тысяч. Конечно, вырастают не все, а большинство падает вблизи растения-родителя. Но многие перемещаются на большие расстояния, в том числе с помощью человека.
«Обочины дорог — это один из способов разноса семян на огромные расстояния, — объясняет мне Мария Попова, основательница движения “АНТИБОРЩЕВИК”, занимающегося борьбой с борщевиком в России. — Семена приклеиваются к боковой поверхности колеса и уезжают далеко-далеко от того места, где упали. Прорастают, и там новый очаг образуется».
Мы с Марией сидим в кафе в подмосковной Балашихе, уже после моей поездки в Василево. Я вспоминаю, сколько видела зонтиков по дороге туда и обратно. Так много, что в какой-то момент мы перестали выходить из машины и фотографировать каждый очаг — они встречались каждые 10-20 минут.
Марии около 40, она маленькая, энергичная и на удивление жизнерадостная. Сообщество «АНТИБОРЩЕВИК» она создала около пяти лет назад, хотя популярным, по ее словам, оно стало только в последние два-три года. Когда мы встречаемся на автобусной остановке, Мария ведет меня по кустам смотреть на местный борщевик. Его много и в Балашихе, он растет вдоль маленького ручья и в подлеске.
«Семена по рекам тоже распространяются, — объясняет Мария. — Вот, например, тут недалеко есть река Пехорка, которая вытекает из Лосиного острова. Сначала там крупный очаг был, а теперь борщевика и вниз по течению очень много. Там, где я когда-то не углядела. Он по течению приплыл, уже к нам в город. И поплывет дальше, если ничего не делать».
Борщевик Сосновского разрастается в России по двум причинам. Во-первых, для него тут чаще всего очень подходящие условия. Во-вторых, по словам Натальи Луниной, тут у него абсолютно нет природных врагов.
«В каждом растительном сообществе — тайге, степи или в горах, — все растения, животные, грибы и микроорганизмы притираются друг к другу в течение миллионов лет. У борщевика в Месхетии тоже было свое место: свои болезни, свои насекомые, которые его поедали, другие сдерживающие факторы. Он был вписан в пищевую цепочку, и такого обилия, как здесь у нас, не было. А сюда никаких его врагов не заносили — привезли одного, без насекомых, которые его едят, без болезней, которые его на родине уничтожают».
Лосиный остров, по словам Марии Поповой, тоже заражен, хоть и является заповедником федерального значения. Если с борщевиком там не бороться, то все биологическое разнообразие просто погибнет — борщевик не дает расти другим растениям, образуя «монозаросли».
«Борщевик дает много семян, растет на свету и в тени, а всходит быстро и рано, как подснежник, — объясняет герболог Наталья Николаевна. — Вылезают маленькие листики, не успеешь оглянуться — они выросли и сомкнулись. Остальные растения всходят позже, оказываются в тени этих листьев и уже не выживают. Вот так он вытесняет наши местные растения, затеняя их еще на стадии всхода».
Проблема, говорит Мария Попова, не в том, что борщевик токсичен и опасен — его можно было бы просто обойти. А в том, что он быстро и неконтролируемо распространяется, угрожая захватить всю европейскую часть России. И не только европейскую. По прогнозу Натальи Луневой и ее коллег, борщевик может быстро распространиться и в Сибири — за Уралом его очаги тоже начали находить.
Цветы
Мария Попова почти всегда носит с собой лопатку или нож. На случай, если встретит одиночный борщевик — чтобы сразу его выкопать и «обезвредить». «Первый борщевичок если увидели, его убить раз плюнуть. Это вообще не проблема. Это когда их уже поля, тогда все гораздо сложнее и совсем другие ресурсы нужны», — объясняет Мария.
С лопатой и ножом она ходит и по родной Балашихе, и по Калязинскому району Тверской области — неподалеку от Василево, куда ездит отдыхать каждое лето. Это по ранней весне, пока растения маленькие.
Поздней весной, когда они немного подрастают, приходится брать опрыскиватель с гербицидом. У другой активистки, Анны Пищелевой, даже есть свой собственный, с которым она летом ходит вокруг своей деревни в Новгородской области:
«Профессионалы опрыскивают с ранцевого опрыскивателя, полностью одетые в скафандр, или даже с машины — например, распылители на трактор вешаются. Я уже тоже мечтаю о ранцевом, потому что носить тяжело: у нас ручной помповый опрыскиватель на шесть литров. Такая бадья на плечо вешается, в руках от него шланг и длинная трубка с форсункой, которая распыляет гербицид».
Кроме гербицида, можно срезать цветущие головки: главное убить борщевик до того, как он даст семена. После выброса семян растение погибает, но из образовавшегося в земле очага на следующий год вырастают новые растения. Чтобы семена не распространялись дальше, зонтики можно собирать, а семена сжигать или складывать в мусорные мешки, чтобы они там сгнили. Но и это непросто: зонтик с семенами может весить около полутора килограмм. Справиться в одиночку с целым полем просто невозможно.
Обрабатывать гербицидом — пока единственно эффективный вариант борьбы с большими зарослями борщевика. Но и тут есть ограничения: использовать гербицид в водоохранных зонах нельзя, чтобы не загрязнять реки. Покос, считает Мария Попова, не эффективен — за тот же сезон борщевик просто вырастает снова, а сбрасывает семена он либо до, либо после покоса. Чтобы площадь не зарастала, косить приходится регулярно: Александр, живущий в Василево, делает это каждые две недели — на каждый гектар у него уходит по 200 рублей.
Деньги в борьбе с зарослями борщевика — основная проблема. Как рассказала нам глава Алферовского поселения Ольга Кудряшова, к которому относится Василево, при имеющихся средствах борьба с борщевиком просто не эффективна.
«У нас бюджет не такой огромный, чтобы на это глобальные суммы тратить. Что позволяет, тратим: подкашиваем, проверяем земельные участки, предписания выписываем, обрабатываем. Но то, что мы обрабатываем — гектар-два всего, и это капля в море. Обработка наша вся бесполезная получается, потому что всего там около тысячи гектар», — говорит она.
Такая же ситуация и в других регионах. Анна Пищелева несколько раз ходила в местные сельсоветы Новгородской области, чтобы получить помощь в борьбе с борщевиком.
«Я туда пришла, к главе этой поселковой администрации, имела с ним продолжительную беседу. Пела соловьем, чуть не плясала. Он сказал, что выделяются какие-то деньги, они нанимают на них подрядчика и обрабатывают территории. А обрабатывают они до смешного просто. Там село их целиком борщевиком заросло — это то самое село, где земляничник был и карьер. Там он сидит, этот глава администрации, а вокруг него растет борщевик. Он нанимает подрядчика, и тот обрабатывает маленький кусок. Я говорю, какой смысл так обрабатывать? Нужно же какую-то буферную зону создавать, выкашивать, делать какой-то многолетний план работы. Нет смысла кусками делать, оно тут же зарастет. Он отвечает: нам сколько выделили денег, столько мы и обработали».
Зонтики
«Есть организация, которая этими полями заросшими владеет, у нее там пределы в 1000 гектар, — говорит нам глава Алферовского поселения, рассказывая про ситуацию с борщевиком в Василево. — ООО “Агрорезерв”. Мы через Калязинскую прокуратуру на них подали в суд, суд постановил, что они должны привести свои земельные участки в нормальное полноценное состояние. Но вот уже прошло два года, никаких результатов нет, никто этим не занимается».
По данным кадастровой карты, большинство из заросших борщевиком участков действительно находятся в частной собственности, по крайней мере два с 2008 года принадлежат ООО «Агрорезерв». Это московская компания — по данным базы данных «СПАРК-Интерфакс», часть офшорной фирмы WHPA Limited, расположенной на Кипре. 90% компании принадлежат предпринимателю Сергею Сударикову, чья фирма «Регион» входит в ТОП-5 эффективных управляющих компаний по версии «Коммерсанта». При этом самого Сударикова участники рынка связывают с «Роснефтью». По всей видимости, «Агрорезерв» в Василево сельского хозяйства не ведет — только если не выращивает борщевик, который признали сорняком в 2012 году.
«Заросшие участки очень часто бывают частными. Это либо предприятия, либо от жадности кто-то нахапал земли, думал там коттеджный поселок построить, бизнес сделать, — говорит Мария Попова. — А потом что-то не поперло, он забросил и уехал, а поле стоит и зарастает. Таких полей довольно много. То есть они далеко не все государственные. Люди привыкли по старинке думать, что если земля не под дачу, то она государственная».
По словам Марии, многим собственникам заброшенных земель, зарастающих борщевиком, легче заплатить штраф, чем бороться с растением. Платить надо от двух до тридцати тысяч рублей. А программы по борьбе с сорняком — региональные, и на всю Россию их, говорит Попова, сейчас насчитывается около 12.
При этом бороться с борщевиком на чужой территории легальными способами нельзя — ни сами жители, ни сельские администрации не имеют на это права, потому что это частная собственность. Владельцев многих заброшенных домов и участков даже нельзя найти. Для борщевика же законов нет, он кадастровых границ не видит и быстро распространяется на близлежащие территории.
По словам Марии, даже региональные штрафы — это воля самих регионов, никакой федеральной программы для борьбы с борщевиком не существует. Даже в заросшем Василево администрация обрабатывает участки под предлогом благоустройства территорий, потому что специальной статьи на борьбу с борщевиком в бюджете нет.
На ранних стадиях борщевик в теории можно было бы признать карантинным объектом — с такими организмами по российскому законодательству нужно бороться специальными методами, на это выделят финансирование. Мария Попова писала по этому поводу в Минсельхоз, в Минприроды, в Администрацию президента. «Мне ответили, что не могут признать борщевик карантинным видом, потому что он слишком широко распространен», — говорит женщина.
Но то, что борщевик есть везде, не отменяет необходимости с ним бороться, считает Мария Попова. В «АНТИБОРЩЕВИКЕ» уверены: нужна выработка федеральной программы по сохранению не зараженных территорий и предотвращению появления новых очагов. Программа, которая позволяла бы обрабатывать частные участки и выдавать сельским поселениям финансирование для борьбы с борщевиком.
Апокалипсис
В этом году Анна Пищелева создала настольную игру, которую назвала «Борщеапокалипсис». В ней борщевиком заросла вся Россия, а когда с ним начали бороться, он мутировал и принялся охотиться на россиян. Мы с ней смеемся, представляя борщевик, который пожирает людей.
— Ладно, а на самом деле, как вы думаете, такое возможно? Что Россия вся зарастет? — спрашиваю наконец я, отсмеявшись.
Анна тут же становится серьезной и задумывается. Через некоторое время отвечает:
— Когда борщевика становится слишком много, решение становится непосильным даже для государства. Пока это еще локальные очаги, это можно решить. А когда он будет целиком везде — а борщевик имеет тенденцию все заращивать, — дальше мы будем так жить: расчищать какие-то кусочки природы для своей жизни и жить там, в резервациях. Зато, может, у нас другое отношение к нашей природе будет. Мы так привыкли к нашим лугам, ромашкам и колокольчикам, что они везде, а их не будет. Будут только в садах и парках, поддерживать можно будет только какие-то локальные участки. Мы будем гулять по закрытым территориям, наши детки будут гулять по специально огороженным каким-то площадкам — в лучшем случае, если на это будет хватать денег. Богатые люди будут за заборами у себя эти ромашки и колокольчики поддерживать. А вокруг все будет просто равномерно, одинаково кучерявиться этими листьями и белеть летом, превращаясь в трехметровые зонты. Вот и все.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.