О том, что в Россию из других стран ввозят радиоактивные отходы обогащения урана, стало известно в октябре. Экоактивисты выступают против поставок: проводят пикеты, а их задерживают и разбивают им окна. «МБХ медиа» поговорило с одним из участников протестной кампании, руководителем проекта энергетической программы «Гринпис» Рашидом Алимовым, чтобы узнать, в чем опасность так называемых «урановых хвостов», зачем их везут в Россию и почему на самом деле они тут не нужны.
— Что вообще такое «урановые хвосты»?
— Для того, чтобы использовать уран на атомных электростанциях или для каких-то иных целей, его обогащают. В природном уране содержится 0,7% урана-235, и почти все остальное — это уран-238, используется в основном первый. При обогащении концентрацию урана-235 повышают до нужных значений: для атомных станций это порядка 3-4% содержание урана-235, для плавающих вроде «Академика Ломоносова» нужно около 20% урана-235, а все, что выше — это уже высоко обогащенный уран, для вещей, связанных с ядерным оружием.
Обогащение происходит на центрифугах, в специальной химической форме, получается такое летучее соединение — гексафторид урана. После центрифуг выходит «обедненный» гексафторид урана, или иначе это называют еще «урановые хвосты». Может, это не совсем корректно, но такое название устоялось на практике.
В этих остатках содержание урана-235 ниже, чем в природном, но еще есть — около 0,2-0,3%, которые можно еще «дообогатить» до природного состояния. Содержание урана-235 в «хвостах» может быть ниже, мы точно не знаем. Атомная индустрия нам не раскрывает эти подробности. Потому что если представлять, сколько там урана-235, то можно сосчитать, какая часть урана-235 в результате в обогащенном, эквивалентном природному, виде, отправляется обратно в Германию, и какая часть остается. По нашим расчетам, в любом случае не больше 10% отправляется обратно в Германию, а остается 90%.
«Росатом» говорит — и мы в общем-то этому верим, — что они извлекают из этих «урановых хвостов» некоторое количество урана-235, так, чтобы содержание было эквивалентно природному, а большая часть (это называется «бедные хвосты»), где основное содержание — уран-238, — остается в России. Понятно, что уран, что 235, что 238, это радиоактивные элементы. Период полураспада у них очень длинный, соответственно, хранить это все нужно очень долго — при этом и через сто, и через тысячу лет радиоактивность будет примерно одна и та же. Но и гексафторид урана — химическая форма, в которой хранятся «урановые хвосты» — тоже очень опасное, химически активное соединение. И когда в прошлый раз Сергей Кириенко, тогдашний глава «Росатома» обещал, что контракты продлеваться не будут, он сказал, что они услышали аргументы экологов о химической опасности этого вещества. Контракты решили больше не продлевать, пока у нас не будет налажена технология обесфторивания, то есть перевода «хвостов» в менее опасную форму. С тех пор у них в 2009 году появилась одна установка по обесфториванию, французская, в Зеленогорске. Но она за десять лет перевела порядка 7% того, что в России находится — а в России уже накоплено большое количество «урановых хвостов», 1 миллион 200 тысяч тонн. Это все можно найти, все видно на спутниковых снимках и гугл- или яндекс-картах.
— Вы говорите, в прошлый раз. В прошлый раз, это когда? К нам уже возили «урановые хвосты» раньше?
— Да, были контракты, по которым это все свозилось с заводов той же немецкой компании Urenco, и тогда еще из Франции вывозили. Эти контракты действовали с конца 1990-х, и вот в случае Германии — до 2009 года, с Францией на год дольше. Тогда еще до окончания контрактов «Росатом» сказал, что новые контракты заключаться не будут. И вот какое-то время не ввозили, а теперь снова начали.
— Тогда вы тоже участвовали в кампании против ввоза «хвостов» в Россию?
— Да, тогда тоже была кампания. Тогда еще активно выступал покойный член-корреспондент РАН Алексей Яблоков (советский и российский эколог, председатель фракции «Зеленая Россия» партии «Яблоко». Скончался в 2017 году. — «МБХ медиа»), с которым мы работали. Он говорил: мы видим весь процесс, и мы против него, потому что по его итогам Россия становится «насыщена» радиоактивными отходами, а это неприемлемо не только экологически, но и политически. Мы тогда давали рекомендации как экологи, выходили доклады, депутат Госдумы Сергей Митрохин направлял запрос к министру атомной энергетики Румянцеву (Александру — «МБХ медиа”), и Румянцев ему отвечал, с цифрами. Сейчас на наши запросы «Росатом» говорит, что вся эта информация или коммерческая тайна, или для служебного пользования.
Например, сейчас в рамках этого общественного совета мы задавали им вопросы, и там в частности был вопрос о том, сколько было за последние 10 лет случаев разгерметизации контейнеров. Нам ответили, что эта информация для служебного пользования. Ну и как нужно реагировать на такой ответ? Понятно, что первая мысль — и наверное, правильная, — что если скрывают, то наверное, есть что скрывать.
— Когда в этот раз, получается, начался ввоз «урановых хвостов»?
— По нашей информации, с мая уже начались транспортировки. И сейчас уже можно говорить о том, что порядка 6 тысяч тонн ввезут, когда она закончится. Насколько мы понимаем, основная часть идет в Новоуральск, но какая-то может попасть и в Северск, и в Ангарск, и в Зеленогорск.
— А что с этими остатками, «бедными хвостами», с неиспользуемым ураном-238 дальше происходит?
— Есть вопрос: считать эти отходы отходами или ценным сырьем. Экологические движения — не только «Гринпис», еще «Экозащита» этим активно занимается, и другие различные организации, например, в Германии или Голландии — считают, что это скорее отходы. И в таком случае мы говорим фактически об импорте радиоактивных отходов. Компания Urenco сама занимается обогащением. Если бы им так нужен был именно уран из этих «хвостов», то они могли бы сделать это у себя сами, а не направлять их так далеко. Кроме того, если они заинтересованы именно в дообогащении, то они могли бы потом обратно собирать те же 10% урана, эквивалентного природному, и все вторичные отходы, которые образовались — если бы они все это собирали, то была бы другая картина.
Но сейчас есть основания полагать, что все это сделано для того, чтобы эти 90% остались в России, а у компании Urenco не было таких расходов на их хранение. Доклады, которые делали в 2005 году «Гринпис» — и примерно тогда же был подобный доклад «Экозащиты» — приводили расчеты, которые показывали, что для компании Urenco дешевле (а тогда было больше данных о финансовой составляющей контракта) и просто выгоднее отправить это в Россию, чем хранить у себя, там же переводить это соединение в менее опасную химическую форму. Все эти «хвосты» стараются перевести в менее опасное соединение. Но это не значит, что то, что перевели — в закись-окись урана, — становится ценным ресурсом, сильно востребованным промышленностью. Только химическая опасность становится меньше.
— А у Германии таких установок по обесфториванию разве нет?
— Это все есть, и в Германии, и во Франции. Но понятно, что это все деньги, и еще — экологические риски. А экологические риски тоже равняются деньгам, которые причем заплатят не только ныне живущие люди, но и будущие поколения. В Германии в принципе пытаются отойти от ядерной энергетики и атомных станций. В 2011 году станций было семнадцать штук, сейчас их семь, одна закроется в этом году. Еще через год закроются три, и последние три — в 2022 году. График у них выполняется, поэтому многие говорят, что существование в Германии предприятия по обогащения урана противоречит политике выхода из атомной энергетики. Поэтому, возможно, в каком-то обозримом будущем оно тоже будет закрыто.
В Германии есть национальная программа удаления радиоактивных отходов. В ней делается вывод и о том, что «урановые хвосты» следует расценивать как радиоактивные отходы, если им не будет найдено применение. Поэтому там пытаются найти им применение на рынке и отправить их в Россию, чтобы не нести лишние расходы на обращение с «урановыми хвостами» как с радиоактивными отходами.
Кстати, в Америке это соединение тоже признают радиоактивными отходами. А у нас «Росатом» говорит, что это стратегический запас для атомной энергетики будущего, что когда-то будут строить большое количество реакторов на быстрых нейтронах (Для них как раз нужен уран-238, содержащийся в «бедных хвостах». Россия занимает первое место в мире по развитию технологий этого типа реакторов. — «МБХ медиа»). Но надо сказать, что везде, где были программы по развитию таких реакторов, они были свернуты по тем или иным причинам: по экологическим или экономическим.
В России есть два таких реактора. Экологические движения и Гринпис выступают против ядерной энергетики вообще, но про реакторы на быстрых нейтронах можно сказать, что они во-первых, дороже, во-вторых, есть основания полагать, что и опаснее. Кроме того, с помощью реакторов на быстрых нейтронах может производиться наработка плутония, который является высокотоксичным и может использоваться для создания ядерного оружия. И конечно, тут важен и вопрос контроля за распространением таких ядерных материалов, это одна из причин, почему реакторы на быстрых нейтронах почти не производятся.
То есть Германия выходит из атомной энергетики в конце 2022 года, и скоро у них вообще никакой атомной энергетики не будет. А нам говорят, что в России в какой-то момент начнут массово реакторы на быстрых нейтронах делать. И это только где-то после 2050 года, только тогда в них якобы смогут использовать уран-238 из этих «урановых хвостов». Вопрос-то такой: а что делать, если окажется, что все эти прогнозы не верны? Очевидно, что сегодня это скорее отходы, чем какой-то ценный ресурс.
— Чем именно такие отходы опасны?
— Возможна разгерметизация, при нагреве вещество сразу переходит в летучую форму. Есть расчеты, которые говорят, что при выбросе этого вещества смертельные концентрации могут устанавливаться в радиусе тридцати двух километров, есть и другие, которые говорят о меньших радиусах — километре или трех. Но даже если мы говорим о десятках или сотнях метров, то в условиях, когда это все едет через густо населенный город, или даже при хранении на площадках, это все равно существенно, риски есть и вещество опасное, отрицать это нельзя.
К тому же само хранение их, даже если ничего не случается, это еще и финансовые издержки по предотвращению этого риска. Если учесть все эти издержки, то не факт, что это все оказалось бы выгодно. Собственно, в атомной энергетике, которую критикуют экологи, главный вопрос в том, что большое количество расходов не ложится на саму отрасль, а ложится на государство и налогоплательщиков. Например, то, что не произошла реабилитация пострадавших после Чернобыля территорий — это в том числе последствия того, что такие вещи финансируются по остаточному признаку. По той же причине люди, которые еще живут в этих районах, получают лишь скромные льготы.
— И уменьшать такое количество опасных отходов власти не планируют?
— Такие обещания были раньше, еще во времена «Минатома» (Федеральное агентство по атомной энергетике, упразднено в 2008 году — «МБХ медиа.). Когда мы это сейчас вспоминаем, они говорят, что госкорпорация «Росатом» создана в 2007 году, а все, что было до этого, их не касается. Понятно, что это некорректно. У «Минатома» в 2001 году тоже была концепция по обращению с «урановыми хвостами», и в ней они обещали, что рост количества радиоактивных запасов прекратится к 2010 году — за счет того, что будут установки по обесфториванию, и часть «хвостов» будет переведена в менее опасную форму. Сейчас они обещают — с нами обсуждали проект новой программы, которая будет действовать в «Росатоме» с 2021 года, — что рост и накопление будет происходить до 2024-2027 годов. А дальше роста уже якобы не будет, только стабильная цифра и постепенно сокращение до 2080 года. Но вопрос возникает: что «Росатом» сделал такого, что это обещание будет выполнено, а не случится, как раньше, то же самое, что и с концепцией 2001 года?
— А как общественность реагирует на это все? Есть ощущение, что по сравнению с историями в Северодвинске или даже со строительством Юго-Восточной хорды через ядерный могильник, резонанс, да и протест меньше.
— В Германии люди десятилетиями ведут контроль за предприятиями компаний, подобных Urenco: выходят по воскресеньям с небольшими митингами, ходят вокруг этих предприятий, смотрят внимательно, что там происходит, отправляют запросы через депутатов и вообще пытаются добиться закрытия предприятий. Потому что понятно, что соседство с таким предприятием ничего хорошего не несет. В России же такие предприятия располагаются чаще всего в закрытых территориальных образованиях, это города за колючей проволокой. И то, что сейчас в Новоуральске люди стали выходить на пикеты против ввоза «урановых хвостов» — я десять лет назад такого не помню, это достижение. Важно, что эти люди не боятся, их зовут в полицию и суд, комбинат на них жалобы пишет, но они выходят. Но все равно понятно, что общественный контроль в этих закрытых городах гораздо меньше. К тому же проблема и в том, что правительство Германии дает более подробную информацию в ответ на запросы об этой отрасли, это гораздо более подробная информация, чем то, что получаем мы в ответ от «Росатома»
Насчет протеста — тут вопрос в том, откуда смотреть и какова видимость. Я думаю, что в Свердловской области это все видится немножко по-другому. Понятно, что выступление против строительства Юго-Восточной хорды через фактически бесхозный могильник вызывает резонанс в Москве. А для Свердловский области «урановые хвосты» это большая тема, и вообще довольно много людей там сейчас выступают против. Да, это в основном форма одиночных пикетов, но много людей выходит. И другие экологические движения в регионах в это включается: это и СТОП ГОК в Челябинске, и люди, выступающие против мусоросжигательного завода в Казани. На самом деле, таких групп гораздо больше. Я бы сказал, что по сравнению с кампанией, которая была десять-пятнадцать лет назад, сейчас люди гораздо активнее выступают.
— Вы думаете, есть шанс, что власти прислушаются к населению и прекратят ввоз «урановых хвостов»?
— Мы думаем, что шанс есть. Вчера мой коллега Владимир Чуров был на встрече «Росатома», там присутствовал глава «Росатома» Алексей Лихачев, и он сказал, что госкорпорация постарается отыскать возможность проводить транспортировки не через порт Петербурга. Мы выступаем в принципе против ввоза в Россию, но для этого нужна еще более сильная реакция. Кампания продолжается. Я думаю, что рано или поздно такие вещи все-таки прекратятся и возникнет серьезный разговор о том, что со всем этими «хвостами» делать и как дальше хранить.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.