Вышедший на свободу фигурант «московского дела», 21-летний Самариддин Раджабов читал на своих заседаниях суда рэп и, находясь под арестом, сумел записать трек с Оксимироном. Мы поговорили с Раджабовым о его будущих треках, о том, что позволяло ему выживать в СИЗО, о бросившей его во время следствия девушке и отношении к власти.
«Хочу трек с Фейсом, с Окси»
— Чем ты планируешь теперь заниматься?
— До того, как сесть, я занимался ремонтом квартир в основном, делал двухэтажную кальянную за полтора месяца. Сейчас хочу реабилитировать этот бизнес, а все деньги откладывать в творчество.
Мы работаем по договору и с дизайн-проектом. Заказчик не платит ни копейки больше, чем указано в договоре, а квартиру мы делаем точно такой, как указано в проекте. Я еще знаю таджикский язык, поэтому мне с рабочими проще, недопониманий нет.
Кто-то будет бояться со мной работать. С другой стороны, может, у людей наоборот доверие будет ко мне, потому что за мной правда, я человек публичный. Строительный бизнес для меня — способ иметь деньги.
— Какие треки планируешь записывать?
— Моргенштерн жестко высказывался насчет показаний полицейских (музыкант записал видео в инстаграме, в котором сказал: «Дорогая власть, если у вас работают люди, которые из-за пластиковой бутылки чувствуют тревогу и испуг, то типа может что-то там поменять надо?» — «МБХ медиа»). Я жду, когда у меня будет возможность зайти в свои соцсети, чтобы написать ему: «Бро, спасибо за мнение! Го трек?» Хочу с ним сделать трек. Он все так легко делает. Со мной записывать трек сложно. Я в кабине боюсь чуть ли не как на приговоре. Как-то со мной надо поработать, чтобы я этот страх преодолел.
Хочу трек с Фейсом, с Окси. Треки будут разные, не только про политику. Я буду в своих треках высказывать свое мнение против этой х***и. Я уже написал дисс на этого *** (полицейского — “МБХ медиа”), когда сидел. Меня попросили не читать его на суде. Там такие строчки:
«Чего ты боишься больше — бутылки или звука?
Что ты там мямлишь? Бойся меня, сука.
Ведь у меня бутылок много и разных величин.
Кинуть их на землю у меня сотни причин».
Я сниму клип, в котором буду издеваться над звуком бутылки.
— Когда ты начал писать рэп?
— Я, как и все рэперы, “отравился” в детстве. Это было в далеком детстве, мне было лет 15-16. Я выпустил шесть треков, последний — четыре года назад. Из них три годных, которые даже сейчас можно послушать. Их форсили разные паблики, в которых больше миллиона подписчиков. Мне было приятно, даже люди мне писали, что мои треки крутые. Тогда я и о любви писал, хотя ничего не понимал, просто смотрел фильмы. И про жизнь писал. Там такие строчки были:
«Жизнь забила на нас, городская суета в низах.
Ты чего хотел, брат? Правду на словах?
Взаимно забей на нее, купим этот дым.
Мама, прости меня, что убиваю себя молодым».
— Можешь назвать пять своих любимых треков?
— Мой любимый трек Оксимирона — «Где нас нет». Там мощная история, я видел картину, когда слушал этот трек.
Второй — PLC «Бонусы». Он там говорит, что главное, что он делает — это музыка, а все остальное — бонусы. И он там говорит, что для него счастливая дорога — оплачивать маме отдых, когда долгов нет.
Третий — Schokk «Так надо». Там такие строчки:
«На*** ментов – я молод
Мне хочется жить, и я голоден
Нас объединяли вопросы, где
Где твоя мать или твой отец?»
Четвертый — Face «Никакой любви». Пятый — Скриптонит «Трата времени».
— Планируешь дальше поддерживать других фигурантов «московского дела»?
— По-любому. Но не так, чтобы всю жизнь на это потратить.
— То есть правозащитой заниматься не хочешь?
— Нет, я не такой. Если Егора Жукова за какие-то фразы начали хейтить, то я же вообще е*****й (ненормальный. — «МБХ медиа»), я рэпер. Я в своих сторис такое показываю, что если я стану правозащитником или политиком, то я либо сразу же взлечу, либо е****ь (упаду. — «МБХ медиа»). Это не мое. Мне нравится зарабатывать деньги, читать рэп, хочу стать актером.
«Верю в летающего макарона»
— Почему ты вышел на митинг?
— Против беспредела. Это же был беспредел, когда не пускали независимых кандидатов на выборы. Они не имели на это права.
— Зачем ты тогда бросил эту бутылку?
— Я з******я (устал. — «МБХ медиа») смотреть, как п****т (бьют. — «МБХ медиа») людей. Меня самого чуть не о*******и (избили. — «МБХ медиа»). На эмоциях я кинул эту бутылку. Я хорошо кидаю, и был уверен, что ни в кого не попаду.
— А до 27 июля ты в митингах участвовал?
— Я на митинги ходил два раза и оба раза был пойман. Я ходил в 2018 году пятого мая на «Он нам не царь». Тогда я устал ходить и решил сдаться — будет, что рассказать пацанам. И меня забрали, отвезли в ОВД Коньково, в жопу мира. Нас было человек 17, мы сидели в большом актовом зале, а утром нас отпустили.
Нам еду приносила пастафарианская церковь. Тогда я про эту церковь и узнал. Такой: «О, летающий макаронный монстр». Я приезжаю к пацанам, начинаю про эту религию говорить. А двое моих близких тогда уже приняли эту религию.
Я говорю: «Все, я готов, принимаю». Я тогда стал пастафарианцем, и до сих пор им являюсь.
И вот прикинь, заходишь ты в хату (в СИЗО. — «МБХ медиа»), там 20 человек преступников: мусульмане, христиане. А у тебя на руке написано «п***й» (плевать. — «МБХ медиа»), таджикское имя, и ты говоришь, что веришь в летающего макарона. Если б можно было, меня б зарезали там. Потом-то мы все уладили. Я объяснил, что за религию, прическу, нацию никто тебе предъявить не может — это твой выбор. Если нормально объясняешь, они отходят.
«Все, братан, ты сидишь»
— Расскажи, как тебе предъявили обвинение.
— Две ночи я отбывал административный арест в спецприемнике (за митинг 27 июля. — «МБХ медиа»), потом меня забрали в СК. Приезжаю туда, следователь говорит: «Он же свидетель, что вы с ним так жестко? Снимите наручники». Мне снимают наручники и говорят: «Рассказывай, что делал на митинге». «Гулял, прыгал, пел песенки», — отвечаю. Говорят: «Ты свидетель по уголовному делу». Я говорю: «По какому уголовному делу?» «Неважно», — отвечают. «Ну тогда я ничего такого не видел», — говорю. Мне показывают эпизод, где я бросаю бутылку. Я такой: «Ага, вот что за уголовное дело. Тогда у меня 51 статья Конституции, помните такую? Я теперь свободен? Я же теперь не могу сидеть тут». «Стой, теперь ты подозреваемый», — говорят.
Ночью я уже стал обвиняемым по 212 статье УК (массовые беспорядки. — «МБХ медиа»). Не давали мне адвоката своего вызывать, телефон отобрали. Приехал адвокат по назначению, пытался меня уговорить признать вину. Говорили: «Признай вину — домой пойдешь».
Так как чуваки за первый месяц получили сроки, я бы уже в колонии сидел, если бы вину тогда признал. А я сказал: «Не, пацаны, я так не играю».
— А как у тебя появились адвокаты от «Правозащиты Открытки»?
— Меня скрывали, адвокатам не говорили, где я.
Они приезжали в Следственный комитет, спрашивали, где Раджабов. Там говорили: «Мы не знаем, сами ищем».
Меня нашел на третий или четвертый день адвокат Анри Цискаришвили.
Я открываю дверь, спрашиваю, точно ли это мой адвокат, я же с ним раньше не был знаком. Поворачиваюсь, хочу уйти обратно, мне говорят: «Иди». Мы поговорили, он все объяснил, и мы начали работать. Я отказался от того адвоката. У него фамилия была Чертин или какая-то такая. Я его уволил в зале суда, а он дальше пугал мою семью, хотел бабок заработать. Говорил, что мне 18 лет светит, надо работать, для этого нужны деньги. Моя сестра повелась — сразу скинула ему десятку. Через час он попросил еще пятерку. И вообще он где-то лям (миллион. — «МБХ медиа») хотел за мое дело, а мне говорил, что за 50 тысяч полгода защищает. Он был государственным, по соглашению, но именно за работу просил платить.
— Когда тебя отвезли в СК, какие были ожидания?
— Ватные ноги. Начали пугать: по одной статье пять лет получишь, по другой пять. Тогда же две статьи было. А я чутка знаю, как люди сроки получают, что один срок хавает другой. Следователь на меня посмотрел: «Ты просветленный. А выглядишь, как черный». «Ну извини, братан, не все черные как черные», — говорю. Потом он прие******я (докапывался. — «МБХ медиа») к тому, как я одет. Говорил, что я одет как о******й (офигевший. — «МБХ медиа»), прическа не мужская. Я говорю: «Хочешь, я скажу, как ты одет? Как маменькин сыночек. И я не удивлюсь, если ты до сих пор живешь с мамой». Через некоторое время ему позвонила мама, он сказал: «Через 40 минут буду, мам». С этим следователем мы больше никогда не виделись. Остальные следователи были нормальные.
— А когда ты уже был в СИЗО, было ощущение, что все, посадят?
— Да я уже сидел. СИЗО — это и есть тюрьма. В лагере даже лучше, чем в СИЗО. В первое время я не понимал, что уже в тюрьме. Ходишь-ходишь, а потом в голову приходит: «Все, братан, ты сидишь». Мне оставалось просто улыбаться. Я понимал, что никого не ударил, видел, куда бутылка полетела, и понимал, что это беспредел.
Когда все начали сроки ловить, я думал: «Когда же я?» Потом понял, что они не могли меня посадить, потому что бутылка никого не коснулась. Потом 212 статью УК отменили. Народ смог, поднялись. Так бы мы все были подельниками.
Меня больше беспокоила моя любовь, я хотел быть рядом со своей девушкой. Я, когда заехал, начал писать трек. Потом, когда мы расстались, я свернул половину трека. Теперь половина трека будет любовной, половина антилюбовной. Это будет прикольно.
— То есть было ощущение, что тебя закроют?
— Я был готов, мы все были готовы сесть. Когда в первый день Миняйло, Подкопаев, Егор и Кирилл Жуковы и я ехали в СИЗО, никто не жаловался на жизнь. Все ехали садиться за доброе дело.
Мы вышли отстаивать свои права, против беспредела. Может, войдем в историю, давно же такого не было. (смеется)
Так получилось, что забрали целый слиток общества — со всеми было интересно общаться. Миняйло тогда сказал, что у них будет проект «Любовь сильнее страха». Егор говорил: «Я не буду топить за Любовь». А я не знал про Любовь Соболь и сказал: «Если вы меня сделаете лицом проекта, то я буду топить за любовь». Потом узнал, что это про Любовь Соболь.
Егор вообще тревожился за мою жизнь, потому что я много люблю болтать. А болтаю, не фильтруя базар. Он думал, я там долго не проживу.
— Когда пришло понимание, что ты не уедешь на большой срок, что тебя отпустят?
— Когда первая статья (212 УК — массовые беспорядки. — «МБХ медиа») отлетела, была переквалификация, начали говорить обо мне. А точное понимание пришло, когда Новиков (шестого декабря получил штраф в 120 тысяч рублей за то, что, по версии следствия, на акции 27 июля ударил полицейского полной пластиковой бутылкой по шлему. — «МБХ медиа») получил штраф. Я-то вообще не попал. Но я не на штраф рассчитывал, потому что отсидел больше. Думал, мне дадут, сколько я уже отсидел.
— У тебя есть предположения, почему тебя отпустили на свободу?
— Потому что шуму становилось все больше и больше. Потому что это выглядело смешно и абсурдно. Видно было, что эти товарищи терпилы внаглую врут. Если бы бутылка хоть чуть-чуть коснулась его, меня бы скорее всего посадили. А там еще Фадеев заступился.
Перед приговором Бадамшин подошел и сказал: «Ты видел, мы сделали все, что могли». И они сделали больше, чем могли. Мы выиграли. И я сказал, что не буду обжаловать. Да, нам не нравится, что приговор обвинительный, но в России меня никогда не признают невиновным. Но все понимают, что я выиграл. К этим *** (полицейским — “МБХ медиа”) уже нет никакого уважения.
«Говорят, я уголовник»
— Как твои родные отреагировали на эту историю?
— Когда я зашел в Следственный комитет, мне на время дали телефон. Мне мой партнер по бизнесу скидывает фотку, где по «России 1» я в наручниках показан. Я сам этот скриншот выкладываю к себе в инстаграм: «Говорят, я уголовник».
Я успел позвонить своей девушке, сказал: «Люблю не могу, что-то на меня шьют, какое-то время я буду без связи». Позвонил сестре, она сначала не поняла, начала орать на меня: «Сейчас тебя посадят за что-то, да?» Я говорю: «Успокойся, пожалуйста, адвокат завтра подъедет, поговори с ним». Потом, как оказалось, от моей семьи в основном бегала моя сестра.
— То есть все поддерживали, никто не отвернулся?
— Девушка ушла, йоу. Такая смешная ситуация была. Говорит: «Так тебе будет лучше». Прикинь, я тогда не понял прикола: я в тюрьме сижу, что же должно здесь лучше стать? Может, обои перекрашу в розовый? Что лучше будет? Я постоянно представлял, как она рядом. Попросил ее остаться: «Я хочу, чтоб ты осталась, но если ты хочешь уйти — уходи».
Я даже строчку написал:
«Я просил ее остаться, она попросила оставить ее одну.
Крысы прыгают за борт первыми, когда корабль начинает тонуть».
— Сейчас вы не поддерживаете с ней связь?
— Она попросила ей набрать. Я набрал: «Что хочешь мне сказать?» «Поздравить тебя хотела», — говорит. «Ты закончила? Теперь исчезни из моей жизни так, чтобы я тебя вообще не видел», — говорю.
“Жизнь ворам”
— А с кем ты был в СИЗО?
— Когда я заехал, там были все виды преступников. Только убийц не было. В основном были мошенники, воры, были те, кто за наркотики попал. Через десять дней меня перевели из большой камеры в хату на четырех человек. Там было комфортнее. Мы вчетвером сидели с разными статьями: я с 318, у другого была часть пятая статьи 228.1 УК (производство, сбыт или пересылка наркотиков в особо крупном размере. — «МБХ медиа»), еще у одного 159 статья УК — мошенничество, а у последнего часть 6 статьи 290 УК — получение взятки в особо крупном размере. Эта статья применяется к чиновникам, а этот чувак вообще не чиновник, он сидит по заказу.
— Чем ты занимался под арестом?
— Я читать не мог, когда телевизор работал. А телевизор работал постоянно. Читал в основном в ИВС (изолятор временного содержания. — «МБХ медиа»), Там я частенько бывал, потому что следственные действия проходили там, и следователи могли меня заказывать на десять суток, из которых видеться только один раз. Остальное время я просто лежал. А там нет ни телевизора, ничего. Мне приходилось читать и курить еще, потому что я нервничал. У меня еще правая рука стала больше левой. Я научился дрочить без порнухи. Нужно было как-то успокаивать себя, поэтому это вообще первое, чему я научился.
Еще я следил за «дорогой» (межкамерной связью, по которой передают письма или предметы. — «МБХ медиа»). У меня были шмоны минимум раз в неделю, еще по ночам залетали в хату. Срывали эти «дороги». Я эти «дороги» держал и делал: это длинная веревка из простыни, которая кидается в соседнюю хату.
Чифир пробовал. Все вставали в круг и пускали по кругу чифир и говорили: «Я такой-то, жизнь ворам».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.