in

Жанна д’Арк поневоле: интервью со Светланой Тихановской

Светлана Тихановская. Фото: Mindaugas Kulbis / AP

 

 

Легендарный французский журналист и философ Бернар-Анри Леви первым из западных корреспондентов встретился в Вильнюсе со Светланой Тихановской. Кандидатка в президенты Белоруссии бежала из страны после начала массовых протестов против фальсификаций на выборах, на которых официально, по заявлению центризбиркома страны, победил в шестой раз Александр Лукашенко. Материал Леви вышел в Le Journal du Dimanche, с любезного разрешения автора “МБХ медиа” публикует перевод интервью.

 

Именно в Вильнюсе, столице Литвы, я встретился со Светланой Тихановской, лицом революции, которая сегодня вот-вот пошатнет — в 200 километрах отсюда, в Белоруссии — последнюю диктатуру в Европе.

Мы встретились в среду 19 августа, она пришла с опозданием в несколько минут в офис местной неправительственной организации, которая, будто во времена «холодной войны», занимается отношениями «Восток-Запад» и держит свой адрес в секрете.

Вместе с ней — ее помощница по избирательной кампании и охрана, предоставленная Литвой, не сильно бросающаяся в глаза, но довольно серьезная. Рядом представитель американской НКО Freedom House, похоже, взявший ее под свою опеку с момента ее приезда в Литву десятью днями ранее, после завершения выборов в Беларуси, на которых она победила, но победа была украдена Александром Лукашенко (Freedom House — американская неправительственная организация, занимающаяся продвижением демократии по всему миру; российские сенаторы требовали признать ее нежелательной, но пока этого не произошло — “МБХ медиа”). 

Помимо ее молодости, которая заметна в ее манерах, и которую немного корректирует бежевый брючный костюм, в котором она напоминает молодую Ангелу Меркель в начале карьеры, первое, что бросается мне в глаза — ее необычная застенчивость, как у тех, кто вечно извиняется за свое присутствие, эта застенчивость вынуждает ее трижды подходить и выбирать себе место на одном из стульев у столов, стоящих буквой «П», на которых лежит бумага для заметок и стоят тарелки с печеньем.

«Я не привыкла», — оправдывается она на неуверенном английском, пересаживаясь в четвертый раз, возможно, чтобы не сидеть напротив окна (главный российский оппозиционер Путина, Алексей Навальный, не был ли он отравлен? Противники Кремля, нет ли у них в нынешние времена досадного свойства ломаться, как маленькие деревца?)

— Я общалась по телефону с большим количеством дипломатов, — продолжает она, — но с прессой еще нет. Вам надо понимать, что я нахожусь здесь в Вильнюсе с 9 августа во временном изгнании. До вчерашнего дня я еще была на карантине из-за эпидемии COVID-19. Так что вы — первый иностранец, с которым я встречаюсь.

Она бросает быстрый взгляд в сторону литовца-представителя гуманитарной организации, который разместился в другом конце комнаты и будет с нами все полтора часа беседы, словно чтобы убедиться, что она не слишком много сказала.

Светлана еще раз извиняется за свое небольшое опоздание: она записывала видео, в котором призывает Европу не признавать официальные, но сфальсифицированные результаты выборов и которое она сразу загрузила в сеть перед тем, как начнется саммит Европейского союза в Брюсселе.

— Я видел ваше видео, сказал я, кивая на свой iPhone. — Оно очень сильное. От всей души надеюсь, что президент моей страны сможет выступить в вашу поддержку (дословно во фр. faire l’avocat, «быть адвокатом» кого-л., чего-л. — прим. пер.)

Она подскакивает:

— Адвокат?! Вы имеете в виду адвокат как lawyer? Что, будет судебный процесс? Суд?

Она снова поворачивается к литовцу из НКО, который успокаивает ее, объясняет по-русски, что «адвокат» также означает борец, защитник и что писатель, с которым она беседует, надеется, что Франция, как защитница прав человека, сможет стать защитницей белорусского народа, представителем которого Светлана является.

И тут я вспоминаю, что до того как окунуться в эту безумную политическую авантюру, она была учительницей английского и переводила с английского на русский. Но она не оставляет мне времени задать ей вопрос об этом.

— Франция — первая страна, которая меня поддержала. 14 июля, в разгар кампании, я получила открытку от вашего посла. Затем приглашение. Это было важно. Мы были так одиноки в тот момент!

Я же решаю перейти к делу: пытаюсь понять, как этот человек, похожий на персонажа Музиля, женщина без особых амбиций или заметной харизмы, стала олицетворением восстания против президента Лукашенко, мертвая хватка которого, вкупе с помощью российского «старшего брата», позволили ему удерживать под собой президентское кресло несколько десятилетий.

Светлана Тихановская. Фото: AP

— Экс-президент — перебивает меня она, резко меняя тон на сухой, в то время как в ее взгляде появляется величественное выражение победителя. — Выборы, на которых его «переизбрали», были сфальсифицированы. Никто и нигде не признал их легитимность. Поэтому его следует называть экс-президентом.

— Хорошо, — говорю я, — экс-президент. Но объясните мне такую вещь: 80% голосов за него… и 9,9% за вас… Разница все же огромна, и фальсификация тогда получается колоссальная. Как он осмелился?

Молодая женщина, которая вначале вела себя застенчиво, теперь почти в ярости:

— Но он может все! Абсолютно все! В стране, где нет счетной комиссии, нет международных наблюдателей на избирательных участках, что ему мешает? Он наполняет урны как считает нужным.

— А доказательства есть?

— Конечно, есть. У нас есть результаты экзит-поллов с сотни избирательных участков, и мы могли убедиться в том, что реальные результаты выборов дают обратный результат: 80% за меня, 10% за него. Уже не говоря о том, что 45% избирателей проголосовали по почте заранее, и совершенно случайно именно за него — это какая-то шутка!

Ее голос изменился. И поведение тоже. 15 минут назад передо мной был новичок, стесняющийся собственного присутствия. Теперь передо мной был энергичный и боевой человек, распутывающий лабиринт цифр и готовый ответить на любой удар.

— Это просто, понимаете? У Путина было 78% «да» месяц назад на голосовании по конституционной реформе, которая позволит ему сохранить полную власть до второго пришествия. Я вас уверяю, что Лукашенко, большой самовлюбленный мачо, просто подумал: «Я должен сделать еще лучше, так что пусть будет 80%».

Именно она произнесла фамилию “Путин”.

Я не решаюсь сказать ей, что утром того же дня, когда мы прогуливались в ожидании предыдущей встречи от бывшего гетто, где находится статуя Гаона Виленского, до улицы Басанавичюса, где стоит родной дом Ромена Гари, молодой ученый-социолог сказал мне, что позиция Тихановской по отношению к Кремлю не совсем ясна и литовские спецслужбы не исключают ни одной гипотезы. В том числе, что их белорусские коллеги, возможно, были не так уж и недовольны, когда в ту историческую ночь 9 августа на пограничный пункт «Котловка» за рулем своей машины и с готовой визой приехала эта неудобная пассионарная фигура, которая, если задуматься, никогда ничего не говорила против Путина.

Но я все же спрашиваю ее, если акции протеста и забастовки, которые она поддерживает, пусть теперь и на расстоянии, положат конец власти экс-президента Лукашенко, какими она видит будущие отношения ее страны с Москвой.

 

— Понятно одно, — отвечает она мне своим новым голосом, без дрожи и хорошо поставленным, голосом человека, отвечающего за каждое свое слово, — Россия — это наш сосед. Мы много с ней торгуем. Куда больше, чем с Европой. Почему? Тому есть свои причины. Я их не знаю, так как я не экономист и не политик, но причин много. И никто не пойдет против этого, никто, даже я, не сможет сделать поворот на 180 градусов. Беларусь — не Украина.

 

Я ей рассказываю о неприятной истории, которая произошла со мной накануне. Я хотел перед Вильнюсом посетить Минск, столицу восставшей Беларуси. И вот я в аэропорту «Шарль де Голль», на стойке регистрации «Белавиа», национальной авиакомпании. И тут — на экране компьютера всплывает оповещение. Тревога на экранах компьютеров! Оказывается, что мое имя в списке «нежелательных» и посадка мне запрещена! Почему? Потому что Россия шесть лет назад, во время украинского Майдана, занесла меня в черный список, а Беларусь поступила аналогично, ведь когда заходит речь о спецслужбах, ФСБ, КГБ и т.п., это то же самое, что и Россия… Нет ли в этом, говорю, урока политики? И не является ли это двойной игрой Лукашенко, который в один день делает демонстративные выпады в адрес Путина, а на следующий зовет на помощь, как когда-то главы Польши и Чехии звали на выручку Брежнева?

 

История, кажется, ее завораживает. Она кивает головой, словно говоря: «Вот видите! Все понимаете!». Я же продолжаю:

 

— Я пытаюсь понять кое-что.

— Да?

— Вот, вы сказали, что вы не экономист и не политик.

—  Это правда. Я простой человек. Домохозяйка.

— Но вы хотите свергнуть тирана и тем или иным образом прийти к власти.

 

Она колеблется, морщится и снова начинает, тоном учителя, который в очередной раз объясняет что-то кому-то, кто не хочет понимать:

— Прежде всего, я не одна. Нас трое. Мария [Колесникова], Вероника [Цепкало] и я. Три женщины, в приход которых не верил мачо Лукашенко, которых он обозвал «тетками, неспособными к политике» и приход которых спровоцировал первые массовые акции протеста в белорусской истории.

 

Ее тон снова меняется. «Домохозяйка», увлеченная ролью, которую она считала слишком большой для себя, говорит теперь как феминистка, которая видит женщин мотором революции.

— К тому же, я не обязательно хочу именно управлять страной. Я, конечно, вижу себя в роли национального лидера. Но с тремя приоритетами: освободить политических заключенных; посадить на скамью подсудимых преступников из полиции, которые разгоняли демонстрантов; а затем, организовать настоящие выборы, действительно, свободные, которых никогда не было в нашей стране…

 

Я ставлю свой вопрос по-другому.

 

— Допустим, что вы не будете управлять страной. Как молодая девушка, которая, как вы мне сказали, никогда не занималась политикой, решилась полностью изменить свою жизнь? Расстаться со своими детьми четырех и десяти лет, чтобы искать убежища за границей? И стать, хотите того или нет, белорусским Вацлавом Гавелом или Лехом Валенсой?

 

Сразу получаю ответ:

— Из-за любви.

— Не понял?

— Да. Это мой муж — Сергей Тихановский — был кандидатом. Он — влиятельный блогер. Он снимал людей на улицах и спрашивал у них, что не так в их городах, в их жизни. И выкладывал эти интервью в Youtube. Власть испугалась его успеха. Они заметили, что его эфиры часто заканчивались несакционированными акциями. Поэтому они его бросили в тюрьму один раз. Второй раз. Затем, когда он выразил намерение идти в президенты, его посадили уже в третий раз и надолго. Я заняла его место. Так, из-за любви, я приняла эстафету. Вот такая история.

 

Вдруг, она задумалась. Повернула голову и посмотрела в окно, на деревья, на улицу, как будто видела их впервые. После чего продолжила:

 

— Но чудо в том, что это сработало. В нашей стране надо было собрать сто тысяч подписей. Настоящих подписей…

 

Она берет лист бумаги и делает вид, что подписывает.

 

— И, к большому удивлению, в городах были очереди, чтобы оставить подпись. Люди приходили рано утром. Они стояли часами под дождем, на базаре, перед входом в кинотеатр. Иногда появлялись сотрудники милиции с волчьими глазами, которые пытались разогнать людей, говоря, что это не сбор подписей, а манифестация. Но люди скандировали: «Свобода!» или «Мы любим Беларусь». Или фамилию моего мужа. Они вели себя хорошо. 19 июля у меня были все подписи. Народное движение родилось. Из ничего. Это невероятно!

Фото: Дмитрий Ловецкий / AP

Ее пыл исчез. Она рассказывала историю своего оглушительного успеха, как будто речь шла о ком-то другом, о другой жизни, или о подарке с небес. Следующий вопрос не давал мне покоя:

 

— А вы не боялись, что вас арестуют, как мужа?

— Да, боялась. Все время. Просыпалась утром и ложилась спать вечером со страхом.

— И что тогда?

— Тогда я думала о муже. Он давал мне смелость и вдохновение, которые были мне нужны.

— Вы с ним общались? Ездили к нему?

— Нет. Потому что он в изоляторе, в камере 6 квадратных метров, слишком маленькой для такого здорового парня, как он. Но нам не надо разговаривать, чтобы чувствовать, что мы вместе.

— А теперь?

— То же самое. Вчера был его день рождения. Его сторонники собрались на улице у окон его камеры, чтобы он чувствовал, что люди думают о нем. Но полиция это предусмотрела и накануне его перевезли.

 

Я бы хотел еще поговорить об этой паре, которая оказалась в самом центре революции, о том как разделились их роли в столь уникальной для истории революции «по доверенности» (или, как написал бы великий уроженец Литвы Эммануэль Левинас, «с заменой»)… Но литовец из НКО уже нетерпеливо делал мне знаки, что пора заканчивать: через несколько минут Тихановскую ждет телефонный разговор с одним из министров ЕС. Поэтому я ускоряю темп.

— Был ли какой-то момент, когда вы боялись больше всего? Может быть, вам угрожали?

— Однажды, да. Мне позвонил какой-то человек и сказал, что если я пойду до конца, то разрушу свою жизнь и жизнь своих детей. Его голос не был таким уж грозным — наоборот, очень мягким. Это меня напугало больше всего.

— В тот день вы думали все бросить?

— Конечно. Я вообще-то не очень смелая. Но я подумала о Сергее. Я сдержалась.

 

Я ее еще спросил, не боялась ли она покидать страну, что ее обвинят в дезертирстве:

— Конечно. Но люди отнеслись к этому по-доброму, они прекрасно поняли, какой смелости стоил мой побег.

Еще я спросил о том, чего она ожидает от Запада и, особенно, от Европы: «Поддержки, конечно, и, что вы нам поможете победить Лукашенко. Его время уже прошло и он должен уйти».

Наконец, задаю последний вопрос: как можно заставить уйти диктатора, который держится за власть? Разделит ли он судьбу Чаушеску? На это я получил забавный, но очень странный ответ:

— Давайте, сыграем в одну игру? Я буду играть за белорусский народ, а вы — за Лукашенко.

— Давайте.

— Хотите ли вы, дорогой Александр, чтобы ваша страна была процветающей и счастливой?

— Да.

— Понимаете ли вы, что мы — белорусский народ — устали от вас?

— Допустим.

— Посмотрите в окно. Что вы видите?

 

У меня было желание ответить, что я вижу здания советской постройки, которые после Второй мировой войны изуродовали один из красивейших городов Европы. Но она настаивает.

 

— Не забывайте правила игры. Вы — Лукашенко. И если вы Лукашенко, то вы видите народ, которому вы не давали говорить в течение 26 лет, но который вдруг стал на ноги и больше не боится…

Игра продолжилась в том же духе. Она повторит еще раз, что она просто скромная домохозяйка, не разбирается в политике, но способна увидеть сплоченный народ, который не хочет больше кланяться и уже готов к переменам.

В момент расставания Светлана Тихановская напоминала мне ту самую знаменитую ленинскую кухарку, которую, как говорил Ленин, достаточно оторвать от плиты, чтобы она руководила государством.

Она как солженицынская Матрена, глаз которой видит лучше, чем глаз профессионального политика.

Если бы она не была интеллигенткой, она могла бы со своим немного грустным энтузиазмом быть потомком обездоленного народа, о которых один великий европейский художник как-то сказал, что он выточены в лесу, в котором рождаются Жанны д’Арк.

Давайте же поддержим ее.

Давайте сделаем для нее цепочку солидарности, как та, что спасла когда-то стольких диссидентов советской эпохи.

Тогда, может быть, она начнет говорить уже не только о «переменах», но и о «демократии» — не уверен, что она произносила это слово хоть раз во время нашей встречи.

Тогда белорусский народ освободится, вместе с ней и благодаря ей, от исторической покорности, которая убивает его. Эта покорность, если смотреть из Вильнюса, города смелых, не опускающего головы перед Путиным, может стать очередным ядом, который будет распространяться и дальше.

Здесь тоже решается судьба Европы.

 

Перевод: Даниил Жвирблис

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.