Тень Мейерхольда в Мещанском суде. Почему общество вновь должно вспомнить о фигурантах «театрального дела»

 

 

В «черную судебную пятницу» 6 декабря у двери Тверского-Мещанского дворца правосудия на Каланчевке меня остановил радостный крик молодой рыжеволосой девушки: «Три  года условно, три года условно!». Я спросила: «Кому?». Она посмотрела на меня как на невежественную, отставшую от жизни гражданку: «Три года условно Егору Жукову!», и добавила: «Впрочем, это было ожидаемо!»

На часах было 10.40. Я знала и следила по социальным сетям за вынесением приговора Егору Жукову, но не думала, что  его огласят с такой скоростью.

Удивилась словам незнакомой девушки об ожидаемом условном сроке, но не стала спорить. За последние 15 лет репортерской работы в судах я научилась не делать прогнозов касательно судебных  решений. Я уже давно ненавижу ходить на приговоры, просто физически не могу слышать и видеть, когда именем государства заведомо невиновных осуждают на реальные сроки. В Тверском-Мещанском дворце правосудия  в эту черную пятницу должны были вынести приговоры шести фигурантам «московского дела», народ потихоньку собирался, но аншлага пока не было.  

Я же  приехала на «театральное дело», на повторный процесс, который уже второй месяц идет в  Мещанском суде в маленьком зале.

На последнем заседании, оглядев поредевшую публику, судья заметила: «Как-то вас совсем мало». И это правда. Потеря интереса к этому процессу понятна: фигуранты дела не под стражей, у них нет  никакой меры пресечения, ни подписки о невыезде, ни домашнего ареста. Формально они свободны. Но обвинение с них не снято, и для меня, например, очевидно, что в прениях, которые состоятся в самое ближайшее время,  прокуроры попросят для подсудимых реальные сроки лишения свободы.  

«Коммерсант»мужественно ведет онлайн  всех судебных заседаний, и при желании можно ознакомиться с тем, что происходит на процессе. Если же читать стенограммы судебных заседаний или присутствуя на процессе, слушать показания свидетелей защиты (а сейчас адвокаты подсудимых приглашают своих свидетелей), покажется, что фигурантов «театрального дела» надо немедленно оправдать. Все приглашенные свидетели дают показания в их пользу. Известные артисты и театральные деятели Игорь Костолевский, художественный руководитель РАМТ Алексей Бородин, главный редактор журнала “Театр” Марина Давыдова чрезвычайно высоко оценивают и сам проект «Платформа» и подсудимых. 

Судья Олеся Менделеева у каждого из приглашенных театральных деятелей спрашивает, как они могут охарактеризовать подсудимых, и получает в ответ превосходные характеристики: «Софья Апфельбаум — «профессионал высочайшего класса, таких в министерстве культуры больше нет», «человек компетентный, после ее прихода в театр изменилась  атмосфера, появилась светлость и ясность», — это говорит о своем директоре художественный руководитель РАМТа Алексей Бородин.

Свидетели, которые участвовали в мероприятиях «Платформы» и успели поработать с Малобродским (который работал там меньше года), говорят о нем как о «нечеловечески дотошном человеке, очень пекущемся о том, чтобы все ставилось в нужном качестве, но не тратилось куда попало» (так о Малобродском говорит  режиссер Евгения Беркович).

Юрий Итин, со слов его заместителя (по Ярославскому театру имени Волкова) Валерия Русина,  «один из лучших директоров России, локомотив всех идей». 

Естественно, о Кирилле Серебренников и о «Платформе» все свидетели, люди театра, говорят только в превосходных степенях. Алексей Бородин, один из самых авторитетных деятелей  российского театра (50 лет режиссерского стажа), объясняя судье позицию театрального сообщества, заявил: «Я не встречал ни одного человека, который бы не относился предельно сочувственно к этому делу». 

Судья слушает Бородина внимательно и уважительно, как, впрочем  и других свидетелей, а потом вдруг спрашивает, не обсуждал ли Бородин с театроведом Видмантасом Силюнасом (экспертом по второй экспертизе) дело «Седьмой студии». 

Бородин отвечает, что, наверное,  обсуждал, как обсуждал его с множеством других людей театра, и дает понять, что не верит в виновность подсудимых. 

Случайно ли  судья задает вопрос о Силюнасе? Напомним, Силюнаса в качестве эксперта для второй экспертизы из большого  списка кандидатов выбрала судья Мещанского суда Ирина Аккуратова, так же, как и второго эксперта директора МХТ имени Чехова Марию Андрейкину. Очевидно, что Силюнас, как и Андрейкина, как и любой другой представитель театрального сообщества, еще до участия в  проведения экспертизы были в курсе «театрального дела» и имели о нем свое мнение, что ни в коей мере не говорит о какой-либо их заинтересованности, что могло бы поставить под сомнение проведенную ими экспертизу, заказанную судом. 

Но вопрос судьи не может не вызывать беспокойство. А когда прокурор Михаил Резниченко вдруг спрашивает у свидетеля защиты: «Как вы считаете, если у проекта такой сумасшедший успех, то зачем ему помощь государства? Мейерхольд ведь денег у государства не просил?» — в зале раздается смех, хотя ничего смешного в вопросе прокурора нет. 

Ведь по сути «театральное дело» не отличается от «московского дела». И в том и в другом случае  речь идет о придуманных следствием преступлениях. О преступлениях, которых не было.  

Мирные протесты против недопуска независимых кандидатов на выборы по воле обвинителей и суда становятся «массовыми беспорядками», и защита избиваемых бойцами Росгвардии и полицейскими мирных демонстрантов превращается  в «применении насилия в отношении представителя власти».

Точно так же один из самых масштабных проектов по развитию  современного искусства, осуществленный по заказу правительства и с одобрения президента, превращается в «хищение денежных средств, полученных из Минкульта, которыми, согласно обвинению,  фигуранты «театрального дела» распорядились по своему усмотрению».  

И пока не постановлен оправдательный приговор, режиссер Кирилл Серебренников, бывший гендиректор «Седьмой студии» Юрий Итин, директор РАМТ Софья Апфельбаум  в одночасье могут оказаться под стражей.

Чем больше свидетелей приходит в суд, тем больше мы узнаем о методах ведения следствия: на прошлой неделе еще одна свидетельница — сотрудница департамента господдержки искусства и народного творчества Минкульта Александра Балашова (уже третья свидетельница, и снова сотрудница Минкульта) — заявила, что под давлением следствия была вынуждена оговорить себя и Софью Апфельбаум. После допроса она просила следователя исключить часть ее показаний, но он отказался.

В эту черную судебную пятницу в Тверском-Мещанском суде было неуютно, я то  и дело отвлекалась от нашего процесса и по социальным сетям следила за теми приговорами, которые выносились в это  самое время в том же самом здании. 

Первые три приговора по «московскому делу» удивили своей мягкостью. 120 тысяч рублей штрафа Павлу Новикову, которого обвинили в том, что он якобы ударил полицейского пластиковой бутылкой по шлему, один год колонии Никите Чирцову, якобы ударившему  полицейского. Два года условно Владимиру Емельянову за то, что он якобы удерживал росгвардейца и мешал ему «исполнять свои обязанности».

Весь день, что мы слушали рассказы артистов «Гоголь-центра», игравших на «Платформе»,  о том, в каких спектаклях они играли и как получали зарплату и расписывались за нее в ведомостях, о том, как аудитор Инна Лунина по просьбе руководства «Седьмой студии» восстанавливала бухгалтерию, которую бухгалтер Нина Масляева привела в ужасное состояние, в соседнем зале № 433 у судьи Ирины Аккуратовой  шел очередной процесс по «московскому делу». Я очень ждала, какое же решение вынесет Аккуратова. Ведь это она вела первый процесс по «театральному делу», и она была инициатором второй экспертизы, которая постановила, что «Седьмая студия» деньги экономила, а не расхищала.

Так вот, судья Ирина Аккуратова  приговорила двух из трех фигурантов совершенно фейкового эпизода о нападении на полицейских во время акции 27 июля к реальным срокам.  Есть показания очевидцев о том, как Егор Лесных, Максим Мартинцов и Александр Мыльников защищали Ингу Кудрашеву и ее друга, которого на землю повалил росгвардеец. Но судья Ирина Аккуратова почему-то им не поверила, а встала на сторону Росгвардии. 

Она приговорила Егора Лесных к трем годам колонии, Максима Мартинцова — к двум с половиной годам колонии и «пожалела»  Александра Мельникова — три года условно (он единственный кормилец в семье) 

Приговор судьи Аккуратовой оказался самым суровым из всех вынесенных в тот день по «московскому делу».  Очередь из желающих попасть в Мещанский суд на этот приговор была огромной. Оглашение было назначено на 18.30, но уже в 17 часов, когда  я выходила из суда, публику в здание не пускали. Толпа стояла на улице, и люди кричали «Оправдай! Оправдай!»

Судья Аккуратова их не услышала. А может быть, «лимит» на мягкие решения был уже исчерпан. Но не потому ли, что в суды пришли десятки людей ,  в тот день все-таки были вынесены относительно мягкие решения, которых не было раньше? 

«Какое это имеет отношение к «театральному делу», спросите вы. 

Самое прямое.  Свое решение судья Олеся Менделеева, коллега Аккуратовой,  скорее всего, вынесет до нового года. Впереди еще неделя свидетелей защиты. Потом прения и приговор. 

В суде, который заботится о своей репутации,   фигурантов «Седьмой студии» должны были бы оправдать. Обвинение не представило никаких доказательств хищения ими денег Минкульта. 

Но можем ли мы после «черной судебной пятницы» 6 декабря думать, что суд заботится о своей репутации?  

Можем ли  мы вообще надеяться на более-менее благополучный исход, если мы не показываем власти, что нас волнует судьба того или иного резонансного дела?  

И правильно ли то, что дело «Седьмой студии», которое год назад называли «одним из самых резонансных дел года», в судебной афише стоит на последнем месте и слушается при 15 слушателях? 

И общество, в том числе и театральное сообщество, о нем практически забыло? 

Предполагаю, что сообщество мобилизуется когда, что вполне предсказуемо, госообвинение запросит реальные сроки наказания для фигурантов. 

Но не будет ли поздно?