Татьяна Лазарева: «Включайте голову и You Tube»

 

Знаменитая телеведущая — о своем новом проекте, о записи ролика в защиту Анастасии Шевченко и том, почему она не смотрит телевизор.

 

— Мне ужасно повезло, я тебя ухватила буквально за хвост, ты оказалась в Москве.

— Я в Москве бываю довольно часто.  

— Но все-таки большую часть времени ты проводишь  в Испании. Можешь рассказать, как это вообще: жить на две страны?

— У тебя такой вопрос абсолютно старорежимный, советский, как это жить на две страны?

 

«Это не политическая эмиграция, климатическая»

— Вопрос мой  очень простой. Ты уехала на время или все-таки эмигрировала? Зачем ты приезжаешь в Москву?

— У меня с моими дружочками, а это  очень приличные люди и далеко не молодые,  в том числе у нас есть такая присказка, что это не политическая эмиграция ни в коем случае, а климатическая, как ни странно. Там просто тепло и мне как сибирскому человеку  нравится тот климат. У меня апельсины растут во дворе. Я из кумкватов своих варенье сварила.

— Что такое кумкват?

— Это такие апельсинчики, только маленькие. У меня, у сибирской дурочки, у которой никогда ничего не росло, они растут в саду, представляешь?  Мы в Испании уже давно снимаем квартиру. И нам там очень нравится. А поскольку мы снимаем квартиру круглогодично, а в основном жили в России, то раньше  эта квартира большую часть времени стояла пустая. Мы приезжали, когда был отпуск или каникулы у детей. А потом моя младшая дочь Тоська пошла в школу. И  у нее начался школьный кризис, который меня очень беспокоил еще со старшими детьми.

— А что тебе не нравилось  в школе, где учились твои старшие?

— Для меня в школе никогда не были важны какие-то знания и количество знаний, даже качество знаний.  Для меня всегда важным было то, чего у нас совсем не стало, а у них там, на Западе есть — это любовь и уважение к человеку.

— Но твои дети же учились в хороших  школах?

— Да, конечно. Для меня поменять школу — это вообще не вопрос. Главное, чтобы детям  там было комфортно, и я как мать могла довериться этому месту и не бегала туда-сюда. Вы делайте с моим ребенком  что хотите, но я вам должна доверять. Мои старшие учились в последний раз в «Золотом сечении» — это очень хорошая школа. Я не знаю, что с ней сейчас. Мы  раньше с Мишкой (муж Татьяны Лазаревой, телеведущий Михаил Шац — «МБХ медиа») вообще не задумывались про заграничное образование. Честно. Да, это было модно, наши друзья-олигархи  давно своих детей поувозили. А мы вообще не думали, но потом на Манежке подростки убили мальчика. Это было убийство на национальной почве. Помнишь?

— Да, я даже знаю подростка, которого осудили за это убийство, хотя он был не виноват, того мальчика убил какой-то взрослый.

— Да, совершенно верно. Это случилось  20 декабря. Тогда еще министр МВД Колокольцев туда приехал. Но они не смогли с толпой ничего сделать. Толпа пошла по Тверской. Мне было ужасно страшно. Моему сыну Степке тогда было, по-моему, 14 лет.  Он уже начинал гулять на улице. И я его на неделю засадила сидеть дома. В школе «Золотое сечение» училось много армян, грузин, чеченцев. А поскольку Степа с ними со всеми дружил, то мне показалось, что либо ему дадут по башке, либо им. И я тогда впервые задумалась, что со всем этим делать.  Школа была далеко от нашего дома, и Степу в школу возил водитель. А после этой истории мы его на улицу даже не выпускали. Прошла неделя, и я Мишке говорю: «Что он, так и будет дома сидеть теперь?». И мы тогда отправили его прямо в феврале в Англию. Мы стали искать школу с сентября, а нам говорят: «Отдайте его прямо сейчас».

— И он  учился в Англии?

— Ну, да. А Соня потом говорит: «Я тогда тоже хочу в Англию». «Да не вопрос», — говорим мы. А  у Тоськи, у младшей дочери, со старшими детьми была большая разница. Они учились в Англии, а она в школу еще не ходила. Потом она пошла в началку. Я спокойно выбирала школу, чтобы поближе. Так она   пошла в 20-ю школу, рядом с домом. Я ее и в подготовительный класс туда водила, подружка у нее там училась. Учительницу мы выбрали молодую. Первый раз у нее был первый класс. Она детей гладила, целовала, обнимала. Я видела, как она с ними общается, они у нее как цыплятки были.  А Тося ее просто обожала. Она себе даже челку выстригла как у учительницы.

 

«В школе учат врать»

— Это правда, в начальных классах главное, чтобы был хороший учитель, который  любит твоего ребенка, я тоже так для своих детей школу выбирала.

— Потом, к сожалению,  эту учительницу как-то поглотило, она совсем потерялась. Она не успела нарастить панцирь. Потому что сейчас система образования в школе настолько давит, что тебе вообще не до чего, не до детей. Тося там два года проучилась. Но потом я поняла, что даже эта замечательная учительница детьми манипулировала. Не от сволочизма своего, нет. Вот она им, например, говорила: «Дети, пожалуйста, сделайте это задание очень хорошо. Если плохо сделаете, то меня будут ругать». Это манипуляция. А для Тоси учительница была как бог, первый социально значимый взрослый  после родителей. И для того, чтобы ее не расстраивать, Тося начала врать. Вот, например, она не сделала задание, а учительнице сказала, что тетрадку забыла дома. Она ей соврала, а мы-то ее врать не учили. Получается, что в школе ее учат врать. Вот такие вещи меня очень беспокоят в российской школе. Потом я перевела Тосю в другую школу, но там оказалось еще хуже. А потом так сложилось, что целый год в Москве у меня не было никакой постоянной работы. И это совпало с тем, что в той московской школе Тося уже больше не могла учиться, я поняла, что ее нужно переводить в другую школу или вообще на домашнее  обучение. И вот в очередной раз я вернулась из Москвы в Испанию и стала думать: «Что мне делать? Денег я ни там не зарабатываю, ни тут». Это было три года назад. И мы по сути переехали с Тоней в Испанию. И она пошла в английскую школу рядом с домом. Там совершенно другой подход к детям, их просто любят и ценят. И следят, чтобы не было буллинга. А в учебу я вообще не вмешиваюсь.

— А на каком языке Тося учится?

— На английском. Я по-английски не говорю.  А она к концу первого года уже вовсю говорила.  У нее сейчас английский, испанский — второй язык.

— А  ты говоришь по испански?

— Мне хватает, я же в школу не хожу.

 

«Ты никто, ты винтик»

— Такое ощущение, что ты ужасно много всего делаешь.

Я читала в каких-то твоих  интервью, что после пятидесяти лет жизнь совсем не кончается, а наоборот,  начинается новая. Ты занималась той самой программой «Возраст счастья» о счастливой жизни после пятидесяти, которую делает Владимир Яковлев? (основатель издательского дома «Коммерсант» —  «МБХ медиа»)

— Он меня пригласил в этот проект  работать, когда мне было 49, это было даже забавно.  Я очень ему благодарна.

— А сейчас ты продолжаешь эту программу?

— Мы несколько лет сотрудничали и расстались. Потом я пыталась делать примерно то же самое сама. Яковлев проводит такие тренинги за границей, а я пыталась их проводить  в Новосибирске и в Москве. Наткнулась на некоторые подводные штуки. Когда мне исполнилось 50, все оказалось не так-то и легко. Как раз это совпало с тем, что я уехала в Испанию. У меня  у самой начался жуткий кризис.

— Ты была идеологом того, что после пятидесяти лет  можно быть счастливым, а потом на своем опыте поняла, что это не так-то  просто?

— Наоборот. Это оказалось не так просто еще тогда, когда я приехала в Новосибирск. Я тогда еще прочухала, что люди не хотят выбираться из того кризиса, в котором они находятся. Мне очень многие звонили, чтобы я взяла  на свои занятия их родителей, а то они, бедные, сидят и целыми днями только смотрят телевизор, ничего не хотят делать. Они апатичны, но они еще молоды, им еще жить и жить, а они ничего не хотят. Смотрят телевизор, решают сканворды и огородом занимаются, а своей жизни нет. Я говорю: «Ну, хорошо, приводите». Я один билет даже разыграла по радио бесплатный. И никто не пришел.

— Это тренинги?

— Тренинг выходного дня. Два дня плотных занятий.  

— И больше ты этого не делаешь?

— Не делаю, потому  что каждый должен прийти к этому сам. Возможностей для этого сейчас очень много. Но я не могу взять человека и приставить ему  свою голову. Я не согласна с тобой, что я эту тему забросила, я просто своим примером и своим присутствием показываю, что после пятидесяти  жизнь есть. Да, она не легкая, но направлена прежде всего на себя, поэтому там нет проигрыша.

— Что ты имеешь в виду?

— Все очень просто: ты  остаешься один на один с собой. Многие поэтому и тухнут. Наше поколение последнее, воспитанное советской системой, это то поколение, которому  не было дано другой альтернативы. Тебе говорили: «Ты никто, ты винтик». И с этим сознанием ты рос.

— Как  ты доказываешь, что ты не винтик?  

— Это очень сложно. Мы сейчас своим детям изначально говорим : «Надо слушать себя, делать так, как хочется. Надо изначально понять,  что ты не можешь всем нравиться. А нас учили, что ты вообще никто, тебе главное делать то, что от тебя требуют. И когда ты приходишь к этому возрасту, от тебя  уже никто ничего не требует. Общество тоже. И ты остаешься один на один с собой. А что делать дальше? У Владимира Яковлева мне открыли глаза на то, что возраст очень удлинился.  Раньше тебе было 55 лет, и ты себя спрашивал: «А сколько мне еще жить осталось? 55 лет, и все. В огородике время скоротаю, как раз внуки, глядишь, да и помру спокойно». Сейчас все не так.

— В прошлом году я была на дне рождения  у Люси Улицкой, когда ей исполнилось 75 лет. Она человек очень моложавый, ей  никогда не дашь 75, и вот у нее на дне рожденья я вдруг отчетливо поняла: возраст отменили.

— Мне 50 лет, старшему сыну, Степе, 23. И мы с ним сейчас как будто в одинаковом положении. Он ищет, кем будет, когда вырастет, и я ищу, кем буду.

— А кем в результате ты стала? Я видела, что ты выступала в Москве в  Центре документального кино. И тема твоего выступления была вот такая пафосная: «Человек, который ничего не боится». Почему тебя так обозначили?

— Я никогда не знаю, как себя обозначать. Вы кто? Я сама не знаю, кто я сейчас. Я была всегда Татьяна Лазарева, телеведущая. Теперь я — не телеведущая. Я не работаю на телевидении. Как я себя могу называть телеведущей? Это ладно. Меня много зовут выступать, но я не очень понимаю, в каком качестве. Я не лектор.  

— А ты пишешь тексты для выступлений? Или это каждый раз импровизация?  

— Это всегда общение со зрителем. Я вкратце рассказываю про свою жизнь и перекидываю мячик на их сторону. Я  говорю: «Вот я вам рассказала. Кому достаточно, можете идти». И начинаются вопросы — я отвечаю.

 

«Человек, который не боится»

 

— Тебя «обозвали»: «Человек, который ничего не боится» Чего ты не боишься?

— Ничего не боялась до последнего времени.

— Ты не боялась безработицы?

— Нет, никогда. Хочешь,  я тебе расскажу свой анекдот любимый про партию пофигистов? Идут выборы в Госдуму, заявляется партия пофигистов, лидер и толпа народу. Все яркие, веселые. У лидера берут интервью: «Расскажите вашу концепцию».  Он отвечает: «Пофиг, и все».

«В смысле все? А как же работа?».

«Да пофиг на эту работу».

«А семейные ценности?»

«Да вообще пофиг».  

«Дети?»

«Да ну,  нафиг этих детей».

И один из журналистов спрашивает:«Простите, а деньги?».

«Нет, деньги, конечно, не пофиг».

«А как же ваши принципы?» «Да пофиг принципы».

Это моя любимая история.

— Ты человек, который не боится будущего?

— Мне всегда  так казалось.

— Люди,  которые так говорят, должны быть или очень верующими, или идиотами. Потому что, как правило,  люди боятся смерти, боятся остаться без работы.

— Что смерти бояться? Она все равно будет. Какой смысл тратить свои силы и ее бояться? Без работы —  это значит без денег. Я всегда заработаю себе денег. Я прекрасно мою посуду. Я ответственный человек. Я сниму корону и пойду работать, если мне надо будет жрать. Это меня не пугает.

— Если вернуться к  твоим занятиям, четыре  месяца назад ты запустила замечательное шоу «Лазарева» — проект от родителей и для родителей. Как вообще пришла эта идея?

— Я  сидела и думала, кем я буду, когда вырасту. И пришел молодой человек, лет  за 30. У него небольшое рекламное агентство. У него двое детей, и он тревожный отец. Они вместе с женой Олечкой очень беспокоятся, переживают, как их дети будут в этом мире жить. Это его была идея и боль.  Я сначала к этой теме отнеслась достаточно холодно. Потом мы с ним встретились, я взяла время подумать, и поняла, что идея меня зацепила. Он сказал, что готов вкладываться в мою программу, как продюсер — техникой, съемками.  А я вкладываюсь лицом и связями.

— В чем идея проекта?

— У него изначально была другая идея: про образование и детей. И  вот эта буква “Л”, если ты видела, это от прежнего названия Ломоносова. Но довольно быстро стало понятно, что это будет шоу не только про образование, а что-то шире. Про детей, про отношения с ними и к ним. А заставку он уже сделал с буквой «Л». И говорит: «Пусть тогда  “Лазарева” будет». Это получилось нескромно. А я ведь себя все время принижаю. В концепции шоу заложено, что я его веду, и хотя я не журналист, я задаю вопросы. Конечно, это отдельная профессия, которой надо учиться, надо знать законы и вообще уметь это делать, но я человек интересующийся.

— Ты любопытная.  

— Тем более что мне всегда было интересно и до сих пор  интересно все, что касается детей. Концепция мне понравилась: вот приходит гость со своим каким-то запросом, у него есть болевая точка. И мы к нему приглашаем эксперта по той проблеме, которая его волнует.  

— Как у тебя это устроено? У тебя есть  список или очередь из людей, которые задают вопросы? Ты сама подыскиваешь экспертов  или у тебя есть продюсер?

— Там уже целая команда. На самом деле, этот проект неожиданно «выстрелил». Мы думали, годик будем раскручиваться, но все произошло внезапно. У нас уже больше 45 000 подписчиков. И уже 1,5 млн просмотров. Это много.

 

«Кнопка «Выкл»»

 

— Объясни мне, почему сейчас такой бум YouTube? Есть независимые телеканалы, но мы видим, что просмотры твоих программ,  канала «Непознер», Дудя, Парфенова и других гораздо больше, чем на «Дожде», «RTVI». Как ты можешь это объяснить?

— Я не собираюсь задумываться о судьбе каналов.  

— Почему YouTube побеждает?

— Потому что есть кнопка «выкл». Она  у тебя в руках. Как только тебе что-то не нравится, ты выключаешь YouTube.  

— Точно так же можешь  выключить и телевизор.

— Нет. В телевизоре тебе показывают то, что показывают. Ты сидишь и смотришь телевизор, практически без обратной связи. А в YouTube ты можешь оставить комментарий.  А еще там есть лайк и дизлайк. И если у тебя на миллион просмотров 800 000 дизлайков и всего 200 000 лайков, все, зашквар. Значит, это провалилось. В этом смысле YouTube гораздо честнее. По телевизору тебе могут показывать полный шлак и отстой. И будут показывать. А в YouTube ты покажешь один раз какой-нибудь шлак, все скажут: «Чувак, ну ты что, так-то зачем?» Зритель  развернется и уйдет.

— Когда ты делаешь свои программы, это отличается от того,  что ты делала на СТС? Себя ощущаешь иначе?

— В кадре, конечно, нет. Абсолютно такая же работа. Но то, что ты имеешь прямой контакт со зрителями, это гениально. Я говорю о  комментариях. Там комментарии живых, реальных, думающих людей. И мы на эти комментарии отвечаем.

— В  комментариях они  задают вам новые темы, дают идеи?

— Конечно. У меня уже  просто голова пухнет от идей.  А программа выходит раз в неделю.  

— Это ужасно здорово, что ты нашла себя в такой программе. А если вернуться немножко назад, скажи, ты не жалеешь, что вы тогда с Мишей в 2012 году  вошли в Координационный совет оппозиции, участвовали в митингах? В результате вас выгнали из вашей профессии. Не жалеешь об этом?

— Этот вопрос неоднократно задавался. И я каждый раз пытаюсь придумать какой-то ответ, конечно, шире, чем «да» или «нет». Я вообще с возрастом четко понимаю, что ты поступаешь так, как ты поступаешь. Если бы на тот момент мы бы хотели поступить по-другому, мы бы поступили по-другому. И многие тогда отговаривали.  Но мы поступили так, как поступили.

 

«Я не  могу, сука,  молчать»

 

— Ты в политике и в общественной деятельности  разочаровалась?

— Во-первых, я вообще от политики была далека. Я вообще не понимала, что это такое. И тут я разочаровалась, конечно. Я поняла, что  в политику должны идти отдельные люди. И точно не я. Я не даю сейчас никаких оценок, хорошие или плохие. Но у тех, кто может идти в политику, должен быть определенный набор качеств, которых у меня нет. Опять же, не буду говорить, хорошо это или плохо. Но это не мое.  

— Так получается,  что, когда возникают  какие-то запредельные ситуации у нас в стране, ты не можешь  не реагировать на них и просто делать передачу про образование. Вот этот твой ролик про Анастасию Шевченко,  который всех потряс. Или «Марш матерей» в защиту фигурантов дела «Новое величие», в организации которого ты участвовала летом прошлого года. Какие темы тебя захватывают?

— С возрастом начинаешь понимать, что на все сил все равно  не хватит. Силы заканчиваются в какой-то момент, если их не восстанавливать. Я через это тоже прошла, это очень болезненный урок. Я сейчас  и детям говорю: «Спи, восстанавливайся». А сама спала, что ли? Когда у тебя много-много сил, ты их всем раздаешь. А потом они у тебя заканчиваются и тебе приходится делать выбор. У меня с этим видео произошла удивительная история. Мне пришло письмо то ли от «Конгресса интеллигенции», то ли от «Мемориала», уже точно не помню, — что на Анастасию Шевченко завели политические дело. Я даже кому-то написала, что у меня нет столько сил, чтобы впрягаться. Я понимала, что надо впрячься и идти до конца с полными силами. Но у меня их нет было. Но когда  ее дочь погибла… Я узнала об этом утром, начала читать новости, хотя в последнее время стараюсь их не читать. Тем не менее, просочилось что-то. Я пришла просто в ужас. Тут же еще подключается то, что я женщина, мать. Мне стало страшно. Я Тосю в школу отправила и хожу от стенки к стенке. Я до сих пор вспоминаю это состояние. Я не могла молчать. Просто не могу, сука, молчать. Мне нужно было это проговорить, выблевать это из себя. Так совпало, что я собиралась снимать какое-то видео. У меня стоял телефон со штативом. Я должна была что-то снять, а я не могла. Я  ни о чем не могла говорить, кроме этого. Я включила камеру, и все сказала, что думала. И сразу стала легче.

— Вот ты вышла на «Марш матерей», девочек освободили под домашний арест, но дело не закрыли, ты сняла этот ролик, Шевченко никто не отпустил. Я хочу сказать, что вот мы что-то делаем, кричим, снимаем, а власть не слышит. Для чего тогда это делать, если нет результата? Ты говоришь, не могу молчать. Это просто такой гражданский темперамент? А результата нет, как  с этим жить?

— Смотря что считать результатом. У разных организаций, у разных выступающих людей разные задачи. Есть организации правозащитные, которые говорят, что занимаются вот этим и освобождают. Моя роль, я сейчас не говорю о том, что у меня великая роль, миссия,  я вижу свою роль очень маленькой — просто рассказывать людям, большему количеству людей, тем самым, которые сидят без дела и им ничего не хочется смотреть, им не нужно это. И пока они будут так сидеть, ничего не изменится.

— Ты хочешь этих людей разбудить, растормошить?  

— Это для меня результат. Я ответственный человек. Я не могу взять на себя ответственность за то, чего я не смогу достичь. Поэтому я беру на себя ответственность за то, что я могу.

 

«Те же самые методы, что у КГБ, только извращеннее»

 

— А  какая  была реакция  на твой ролик в защиту Анастасии Шевченко?

— Я   недавно посмотрела под этим роликом комментарии,  их там очень много. Но туда страшно заходить.

— А ты  зачем читаешь?

— Я какое-то время читала комментарии, но потом перестала, потому что они ужасные. Это отдельная тема, я умею защищаться от этого. Когда внезапно, это очень больно, а потом ты ставишь стену.

— Комментарии касались тебя, твоей личной жизни?

— Да-да. Можно посмотреть, сколько у ролика  просмотров. Многие этот ролик брали с сокращениями, но даже у меня,  где я его выложила, было 100 000 просмотров.

— Так зацепило?

-Да. И для меня это результат.  Я ведь не могу позвать людей на баррикады, не могу взять на себя такую ответственность. Но, видимо, да,  зацепило, потому что реакция была удивительная. Ролик про Шевченко я выложила 31 января. На следующий день на телеграмм-канале «Небожена» (который точно ведет не Божена Рынска, а это  какая-то карманная штука, которая вбрасывает информационные поводы, фейки) — в лучших традициях КГБ выходит такой текст, из которого следует, что Татьяна Лазарева психически ненормальная. Те же самые методы, но сейчас они извращенней работают. В общем, ужасный текст, омерзительный.

— Значит, ты попала в точку.

— Конечно. В этом тексте они пишут, что Лазарева сошла с ума из- за мужа Михаила. А он сплавил ее в Испанию. В этом тексте Шаца называют подонком. Мне Мишка  сам этот текст прислал почитать. Там ерунда, 25 000 подписчиков. Но что происходит потом? Журнал StarHit, официальная глянцевая пресса, выпускает текст, «по непроверенным источниками телеграм-канала Небожена, Лазарева сошла с ума».  И это уже читают не 25 000 подписчиков, а миллион. Это уже официальное мнение прессы. Что происходит дальше? Мы понимаем, что все это вылетело наружу, я связываюсь с главным редактором StarHit и абсолютно без всяких претензий ее спрашиваю: «Почему мне не позвонили из вашего издания?». Она мне отвечает, что не позвонили, потому что побоялись, что я  им не отвечу. Это что, теперь такая журналистика? Главный редактор сначала со мной говорила холодно, потом сменила гнев на милость: «А что, вы можете нам дать интервью?»

Конечно, могу. Но это еще не конец. Потому что,  если у той фигни было за миллион просмотров, то у нашего интервью с Мишей их всего-то 200 000.  Вот, оказывается все, что ты можешь сделать. Ведь после публикации «StarHit» все другие медиа стали  ссылаться уже на StarHit, а не на канал «Небожена», который меня и Мишу очень сильно приложил.

— А кстати,  это правда, что Миша пошел работать на СТС?

— Да.

— А если бы тебе предложили там работать,  ты бы пошла?

— Нет, а зачем? Ты смотришь телевизор?

— Нет.  

— Вот и у меня на You Tube просмотров больше. Мне все говорят, что мне надо в телевизор, там столько народу, все по мне скучают. Но я не  пойду только ради людей, которые смотрят телевизор. Включайте голову и YouTube.