«МБХ медиа» начинает публикацию цикла статей доктора политических наук, профессора НИУ ВШЭ Эмиля Паина «Преодолевая стереотипы: политико-этнографические этюды».
В интеллигентских кругах утвердился стереотип восприятия этничности как чего-то заведомо нехорошего (архаичного, племенного, связанного с ксенофобией). Что касается национализма, то он и вовсе воспринимается исключительно как бедствие. Между тем во всемирной истории национализм не всегда играл отрицательную роль. В Европе процесс модернизации был во многом связан с переходом от империи к государствам-нациям, а важнейшую роль в таком транзите играл национализм. Я задаюсь вопросом: не потому ли наша страна сохраняет многие признаки имперского синдрома, прежде всего подданнического имперского сознания, что в ней был и остается слабым национализм не только гражданский, но и этнический?
Что такое имперский синдром?
Россия по своим формальным политико-юридическим признакам уже не империя, а федеративная республика. Конституция Российской Федерации 1993 года закрепляет принцип народного суверенитета, провозглашая «многонациональный народ» единственным сувереном («источником власти») в стране и наделяет народ комплексом прав демократического волеизъявления. Однако, как писал Салтыков-Щедрин, «строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения», и это утверждение актуально для нынешней России, поэтому за пределами конституционного поля протекает немалая часть той жизни россиян, в которой сохраняются и возрождаются реликты «имперского синдрома». Я кратко охарактеризую три его основных элемента.
1. Имперское тело. Ареалы компактного расселения этнических сообществ, в прошлом колонизированных в ходе имперских завоеваний или добровольно присоединившихся к России, но до сих пор слабо интегрированных в единое социокультурное сообщество страны. В массовом сознании сохраняется дихотомическое противопоставление: «Мы и Россия». В Дагестане популярна шуточная поговорка: «Мы в Россию добровольно не вступали и добровольно не уйдем». Эрнест Ренан писал, что в империи народы подобны воде и маслу в одном сосуде — существуют вместе, но не смешиваются. Народы в империи связаны между собой главным образом через подчинение единой верховной власти. Такое подчинение характеризует второй элемент «имперского синдрома».
2. Имперский порядок. Политический режим, направленный на сохранение имперского тела посредством иерархического соподчинения территориальных обществ и концентрации полномочий в руках центральной власти. Она же произвольно устанавливает и изменяет политические правила.
3. Имперское сознание. Комплекс проявлений «вертикального сознания» — подданического по отношению к власти и презрительно-патерналистского по отношению к сообществам, расматриваемым как нижестоящие в имперской иерархии. Имперское сознание — это «культ государства» и возвеличивание его правителей, а также имперские амбиции самой большой (протяженной) страны мира.
По данным исследований Института социологии РАН, проведенных в 1990–2000-х годах, у представителей так называемых титульных национальностей республик РФ этническая и регионально-республиканская идентичность преобладает над общероссийской. Совсем иная ситуация в русских регионах, здесь слабо проявляется этническая и региональная идентичность и доминирует общероссийская.
Различия между национальными республиками и русскими регионами в приоритетах идентичности
Распределение респондентов по типу идентичности в русских краях и областях
Русских в России большинство, и их структура идентичности преобладает в стране. Известный социолог Леокадия Дробижева отмечает, что для россиян «самым значимым фактором для консолидации является государство: оно набирает вдвое большее число голосов, чем любое другое значимое представление, объединяющее россиян, — 60–75 %». При этом речь идет о государственно-центрической идентичности, а не гражданской — в том ее значении, которое вытекает из теории политической культуры как гражданского активизма и заинтересованности граждан в разнообразных формах участия в политической жизни своей страны и ответственности за нее. Исследования Левада-Центра за последние 25 лет показывают, что этот важнейший признак гражданской культуры рос очень недолго, лишь в начале 1990-х годов, затем наметился застой, а в двухтысячные началось снижение доли респондентов, которые хотели и считали себя способными оказывать влияние на политику государства. В России наблюдается процесс, описанный Эрихом Фроммом («Бегство от свободы»): атомизированный человек, теряя остатки горизонтальных гражданских связей, все больше стремится прислониться к властной вертикали, к сильной личности, к вождю.
Реанимация имперского синдрома
Реанимация имперского синдромаРоссийское государство в 2000-е годы все больше овладевало обществом, поэтому участие граждан в общественной и политической жизни слабело. Спектр политических инструментов, используемых властями для демобилизации гражданской активности, весьма широк: от административных барьеров и судебного давления до манипуляций массовым сознанием. Важным элементом такой манипуляции имперским сознанием являются различные формы поощрения страхов и ненависти к культурно «чужим».
Исследования Левада-Центра (2004–2018 годы) указывают на волнообразный характер подъема и спада негативных этнических стереотипов. Пик подъема пришелся на 2012–2013 годы. Это время характеризуется двумя важными чертами: с одной стороны, ростом недовольства населения, проявившемся, в частности, в протестных акциях на Болотной площади в Москве, а с другой, — небывалой активностью антиэмигрантских выступлений политиков проправительственного лагеря Сергея Собянина на выборах мэра Москвы 2013 года и национал-имперских сил, прежде всего партии «Родина». Спад же ксенофобных настроений произошел в 2014 году после присоединения Крыма к России. Радость возвращения Крыма в Россию охватила абсолютное большинство населения и на короткое время вытеснила ксенофобию в отношении почти всех прежних «чужих», кроме американцев и украинцев. Но уже в 2018 году «эффект Крыма» стал слабеть, а ксенофобия ко всем чужакам стала расти. Сопоставление волн подъема и спада этнического негативизма у россиян с динамикой индексов «доверия к власти» (по исследованиям Левада-Центра 2004–2018 годов) указывает на высокую зависимость между этими показателями: в периоды низкой социальной удовлетворенности и низкого доверия к власти — рос этнический негативизм. Он частично заслонял собой более глубинные формы недовольства и служил своеобразным «переключателем», переводя недовольство с властей на мигрантов и других культурно чужих.
Ксенофобия и национализм — это разные явления
Ксенофобия чаще всего определяется как страх и неприязнь к «чужим», но люди, испытывающие неприязнь к чужим, совсем не обязательно привязаны к «своим». Национализм же, при всем многообразии трактовок этого понятия, всегда определяется как идеология возвеличивания своей общности — нации. Для национализма нация — это высшая форма общественного единства. Этнические националисты считают нацией представителей своего этноса, а гражданские — согражданство или, иначе, — граждан, права которых не зависят от их этнической, религиозной или расовой принадлежности. Ни к одной из этих категорий национализма нельзя отнести партии, появившиеся в Российской империи в 1905–1907 годах и называвшиеся русскими националистами — «Союз русского народа», «Союз русских людей», «Русский народный союз им. Михаила Архангела» и др. Их идеологию можно характеризовать как имперскую, великодержавную, шовинистическую, но вовсе не националистическую. В программе самой влиятельной из правых партий — «Союз русского народа» — на первом месте стояло защита православия, на втором — защита самодержавия, далее — задача сохранения неделимости империи. И к этим задачам примыкало нечто, напоминающее национализм, — объявление о русской народности, которое не формулировалось в качестве задачи, а просто декларировалось: «Союз Русского Народа исповедует, что Русская Народность как собирательница Земли Русской и устроительница Русского Государства есть народность державная». Таким образом, при том что царь фактически и в представлении лидеров этой партии остается хозяином земли русской, «державный народ» получает лишь привилегию отвечать за все последствия его хозяйничанья. Никаких задач в отношении нужд этого народа эта русская партия в своей программе не поставила. Между тем, потребность в защите — например, социальной — многих категорий этнических русских в то время была весьма настоятельной, учитывая хотя бы чрезвычайно высокую смертность, особенно детскую, среди этнических русских — в сравнении с представителями других народов империи.
Источник: Птуха М. Очерки по статистике населения// Москва, Госстатиздат ЦСУ СССР, 1960 год
Источник: Птуха М. Очерки по статистике населения// Москва, Госстатиздат ЦСУ СССР, 1960 год
Лишь в XXI веке появился русский национализм, который можно отнести к категории классического национализма, по крайней мере, на тех идейных основах, которые озвучил Константин Крылов в 2010 году: «Не нация для государства, а государство для нации». Но такой национализм не успел развиться до событий, связанных с присоединением Крыма. Что касается государственного русского национализма, то и он больше имперский, чем националистический, поскольку мобилизует русское национальное самосознание идеями величия державы, а не интересами общества-нации. И вот эта великодержавная идеология после присоединения Крыма получила массовую поддержку и сделала ненужным самодеятельный русский национализм.
Факторы ослабления имперского синдрома
Даже при гигантском влиянии в России государства и зависимых от него «свободных» масс-медиа, не все в жизни страны подчиняется их воле. Развиваются в РФ и такие долгосрочные социальные и демографические процессы, которые ведут к ослаблению имперского синдрома.
Изменилась этнодемографическая ситуация со времен Российской империи и СССР. Тогда численность русского населения в колонизированных районах росла, а сейчас она сокращается практически повсеместно в республиках. И эта ситуация порождает множество конфликтов, хотя и не везде. Русская национальная элита смирилась с фактом своего фактического выбытия из большинства республик Северного Кавказа, но там, где этнические русские составляют большинство населения или являются второй по численности группой, нарастает их недовольство и появляются требования к перемене культурных условий в пользу русского населения. Например, именно в последние годы конфликтность все чаще проявляется в вопросах национальных языков республик Российской Федерации. На их изучении в государственных школах настаивает местная элита, но этой практике сопротивляется русское население.
Федеральная власть поддержала русское большинство, приняв 25 июля 2018 года новый закон об изучении родных языков и сделав изучение государственных языков республик не обязательным. Такой закон демонстрирует переход российской власти от классической имперской модели управления (надэтнического) к принципу «опора на этническое большинство». Так уже было в начале XX века в Османской и в Российской империях и в обоих случаях знаменовало закат имперских образований. Такой процесс неизбежно переводит национальные элиты в состояние оппозиции имперскому порядку.
Воспроизводству традиционной имперской ситуации препятствует радикально возросшая в постсоветские годы территориальная мобильность населения. В эпоху классических империй как колонизированные народы, так и жители метрополий веками сохраняли свои особые уклады, поскольку бóльшая часть населения рождалась и умирала в границах своих этнических территорий. По переписи 1926 года, даже после пертурбаций гражданской войны только 25 % населения СССР жили за пределами мест, где они родились, тогда как по данным последней российской переписи 2010 года таких было уже более половины (53,8 %). Территориальная мобильность в Российской Федерации иная, чем была в СССР. И масштаб, и структура миграционных потоков изменились. В Советском Союзе свободные перемещения сдерживались государственным регулированием перемещения населения, институтом прописки, дефицитом жилья и отсутствием собственности на него. Так или иначе, после распада СССР свободная миграция в пределах России, а также отток людей из страны и особенно приток в нее из бывших постсоветских республик существенно возросли и стали более разнообразными по сравнению, например, с 1980-ми годами. Миграции сминают имперское тело, приводят к смешению населения, особенно в крупнейших городах.
Горожанство и гражданство — термины, связанные в большинстве европейских языков. Города, особенно крупные, всегда были и остаются источником развития гражданской культуры, в силу большего разнообразия социальных и культурных групп и большей их независимости от власти. Львиная доля всех институтов гражданского общества в России сосредоточена в крупнейших городах, здесь же концентрируется активность в социальных сетях и в наибольшей мере проявляется демонстрация гражданского достоинства.
Имперский синдром устойчив, но его устои постепенно подтачиваются как развитием гражданской культуры, так и процессами защитного этнического самосознания. Например, единственным реальным защитником идеи федерализма в России (пока не очень сильным и смелым) выступают национальные элиты большинства республик.
Так или иначе, крот истории продолжает рыть, пусть пока и очень медленно.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.