Мир ужался до размеров квартиры, собеседники — в мессенджерах, собутыльники в «Зуме», и бокалов не сдвинешь, и даже в глаза толком не посмотришь. В этом опыте нет ничего уникального, так живут миллионы теперь.
Приходится за жизнью наблюдать с балкона. Под окнами — река и парк, происходящее в парке позволяет делать (социологически совершенно, конечно, беспочвенные, зато по-человечески любопытные) выводы об умонастроениях жителей столицы, превратившейся в эпицентр эпидемии.
Сразу после того, как Путин объявил нерабочую неделю…
Можно, пожалуй, здесь сделать лирическое отступление о свойствах времени: это ведь было недавно совсем. Но когда человек предоставлен самому себе и собственной тревоге, а главные новости — в цифрах (заболевших за сутки — столько-то, умерших — столько-то), время начинает тянуться невыносимо долго. Кажется, мы всегда сидели в четырех стенах. Не было ничего другого. Неделю каникул Путин объявил век назад. Про печенегов рассказал лет тому тридцать. Прочие сюжеты, волновавшие умы, скорее всего, просто выдуманы от скуки: ну какая Терешкова? Какая Конституция? Что это вообще? О чем? Разве могло такое быть, и разве могли мы про такие глупости спорить?
Ладно, пройдемте лучше в парк. Так вот, сразу после того, как Путин объявил нерабочую неделю, парк ожидаемо наполнился отдыхающими. Задымили мангалы, заревела музыка из припаркованных вокруг автомобилей. Потом Собянин обиделся на любителей шашлыков, парк слегка опустел, вдоль берега реки ездила полицейская машина с громкоговорителем, по дорожкам пошли патрули. Полицейские без энтузиазма приставали к редким прохожим.
Потом машина с громкоговорителем исчезла, а полицейские перестали выходить из автобуса, на котором их в парк привозили. Самодисциплины у москвичей хватило дня на три: гуляющих в парке становилось все больше. Я даже собственный индикатор придумал — индекс готовности района к шашлыкам. До последнего казалось, что чуть-чуть еще — и полыхнут мангалы. Телевизор пугал, мэр пугал, а полицейские ленились и люди перестали бояться.
Теперь картинка снова поменялась (а когда мир ужался до размеров квартиры, и такое разнообразие начинаешь ценить). Патрули вернулись, гуляки праздные растворились. Редкие собачники бродят по дорожкам, нарушая правило ста метров. Полицейские с собачниками долго беседуют. Мне с балкона не слышно, о чем, но едва ли о погоде. Надо полагать — о штрафах.
И поскольку думать больше не о чем — не про Терешкову же — рассуждать начинаешь о мерах, которые власти принимают, чтобы победить эпидемию. Внутренний бунтарь во мне просыпаться не хочет, я блюду карантин, из дому без необходимости не выхожу, собаки у меня нет. У меня есть коты, но коты не любят гулять на поводке. Предпочитают спать, или мокрыми носами тыкаться мне в ноги, пока я размышляю о судьбах отечества, глядя с балкона на людей и полицейских.
Я — как и все — прочел миллион, наверное, статей разнообразных специалистов об опасности нового вируса, и о том, что новый вирус не так уж и опасен, о пользе карантина и о вреде карантина, но, в отличие от многих прочих, сам себя экспертом-вирусологом так и не смог почувствовать. Однако и здравый смысл отключить полностью пока не получается.
Эксперты (настоящие, в смысле, эксперты) сходятся в том, что главная опасность заражения — большие скопления народа. То есть шумные компании на пресловутых шашлыках — это ни для чего не нужный сейчас риск. Но семейная прогулка на свежем воздухе — дело, скорее, полезное. Люди, живущие вместе, все равно ведь уже поделили между собой все возможные вирусы. Одинокий бегун на пустой дорожке тоже никого заразить не сможет.
Но за прогулку — штраф, и за пробежку — штраф.
Переполненный вагон метро — рассадник заразы, понятно, но есть ли у автовладельца, который едет в собственной машине по неотложным делам — да или хоть бы просто бессмысленно гоняет по улицам, чтобы снять стресс, шанс заразиться? Конечно, есть. Когда у него будут проверять пропуск. Но пропуска ввели, сервера ложатся, чиновники привычно врут о хакерских атаках, обычные граждане воют, смышленые — издеваются над системой, вбивая в предлагаемую форму нелепые фамилии и адреса. Плохой ведь у нас народ, не будем забывать, вечно портит народ начальству планы и показатели.
Нет, я не подозреваю власти в намеренной какой-то злокозненности. Как ни странно, я думаю, что они действительно хотят нас спасти. Собянин не просто так мечется и нервничает. Ему тоже не нравится эта эпидемия. Он ведь вообще-то любит устраивать нелепые фестивали брюквы и перекладывать плитку, да и перекладывал, кстати, до последнего, а вынужден вместо этого наспех приспосабливать больницы под прием пациентов с коронавирусом и вводить разнообразные полицейские меры.
(В мессенджерах — шепот тех знакомых, которых принято было в прежней жизни обзывать «анонимными источниками, близкими к»: и дальше бы перекладывал, если бы старшие товарищи по шапке ему не дали… Ну, не знаю, это не так и важно).
А важно вот что: ясно было, что во всем попытаются обвинить «плохой народ». Пытаются, с самого начала эпидемии пытаются. Ясно было, что преобладать в деле борьбы с бедой будет полицейщина. Преобладает. Но вот почему еще и обязательное дуболомство непременно нужно сюда плюсовать? Лишать элементарных (и безопасных) удобств, создавать проблемы тем, кому и без старания властей проблем хватает?
Начальство борется — как умеет — с дефицитом средств индивидуальной защиты. Путин даже фонд специальный собирается создать, чтобы врачей обеспечить перчатками и масками. Но главный дефицит для начальства сейчас — самая обыкновенная человечность. Умение разглядеть в «плохом народе» (который, надо думать, из Америки к нам негодяи какие-нибудь заслали) живых людей. С разными потребностями, с настоящими бедами. Разглядеть, чтобы попытаться не себе облегчить задачи, а людям — жизнь.
Я вот не удивлен, что они там у себя в облаках не слышат стонов тех, у кого бизнес гибнет, и тех, у кого последние деньги кончаются. Подменяют смешными подачками реальную помощь. Деньги для них — вещь святая, настоящий и главный (а вполне возможно, что и единственный) объект поклонения, серьезные деньги холопам раздавать — дело немыслимое.
Но зачем плодить избыточные запреты, зачем злить и без того разозленное население? Самим же потом аукнется, когда прежняя жизнь так или иначе вернется, и придется устраивать голосование за дурацкие какие-нибудь поправки.
Но злят, плодят, потому что людей не видят. Видят винтики в схеме, пункты в инструкции, действуют с максимальной грубостью, линейно, примитивно. Шаг вправо, шаг влево — побег, росгвардейский конвой штрафует без предупреждения. Свести любую задачу к мертвому ритуалу и этому ритуалу следовать — вот, кажется, все, на что в принципе способны здесь высокие и невысокие руководители.
Вечером в понедельник в Москве планировали салют — в честь 75-летия освобождения Вены. Красиво бы смотрелись эти праздничные огни, для которых фон — сообщения о новых заболевших и о новых умерших. Ритуал ведь, часть давно написанного плана торжеств… Хватило у кого-то ума, отменили. Ну, и на том спасибо.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.