Год вцепился намертво, не хочет уходить, не хочет отпускать. Продолжает пугать своими новостями — одно уголовное дело, другое уголовное дело. Люди, внесенные в реестр «СМИ — иноагентов». Это еще старый закон действует, не тот, который про «физлиц-иноагентов», не путайте. Тот, как говорится, на Новый год. Под елочку.
Хочется, кстати, передать привет всем оптимистам, которые, когда закон принимался, много и основательно рассказывали, что он не будет работать. Появился отличный повод рассказать это еще раз — первым пяти людям, которые с точки зрения государства теперь как бы и не совсем люди. Этакие, знаете ли, самодвижущиеся вражеские издания. Говорящие листовки потенциального противника.
Кстати, если человека можно внести в реестр СМИ, отчего бы и в список государств его не внести? «Враждебное России государство Иван Петрович Сидоров» — звучит ведь. С человеком надо возиться, дела заводить, суды, волокита. Государству можно, не мелочась, объявить войну. Танки, самолеты, ракеты класса «земля — земля»… Бравурные отчеты телевизионных пропагандистов: «Враждебное государство Иван Петрович Сидоров уничтожено нашими доблестными войсками в ходе трехминутной победоносной войны! Родина может спать спокойно!» Парады можно будет трижды в день проводить, ордена раздавать. Главному начальнику понравится. Он любит парады.
Нет, серьезно, чего стесняться. Кажется, совсем уже нечего им стесняться.
Вообще, я понимаю, конечно: время требует совершенно другого текста. Все устали. Хочется уже выдохнуть. Хочется думать про подарки, шампанское и салаты. И если уж читать — то что-нибудь обнадеживающее. В крайнем случае — какие-нибудь «итоги года», но тоже — непременно с обнадеживающим прогнозом. Ночь простоять, день продержаться, чокнуться под куранты — и сгинет морок.
Я вообще-то и сам надеюсь, что следующий год будет к нам немного добрее, но не смог бы объяснить, на чем мои надежды основаны. Ничто не предвещает. Не хочу выжимать из себя нечто слащавое, не стану натужно изображать оптимизм.
Вот что. Расскажу, пожалуй, вполне реальную историю. На прошлое Рождество решили мы пойти в церковь… Не то, чтобы семья у меня состояла из людей слишком уж богомольных, но Рождество — специальный случай. Очень уж красиво поют в церкви. И люди делаются немного другими. Ненадолго, но меняются. Да и зачем оправдываться. Пошли.
К церкви — через парк, за речку, и церковь совсем особенная. Сама — середины семнадцатого века, одна из последних в Москве шатровых, стройная, рвущая низкое небо. А еще там внутри сохранился почти целиком иконостас работы Карпа Золотарева. Это удивительный мастер, один из последних великих русских иконописцев. Он работал при Посольском приказе во времена Алексея Михайловича, знал уже, как рисуют в Европе, но и нашу традицию помнил крепко. И пытался эту вековую традицию соединить с колючей манерой немецких граверов. И стоят в нашей церкви перед Христом странные его апостолы — непонятные и свои, чужие и родные.
Однако, извините, увлекся. Не об иконах речь. Чтобы дойти, нужно выйти в парк. Спуститься под горку по бетонной лесенке, там река и узкий мост через реку. Пройти по мосту, еще раз спуститься, и дальше по берегу уже. По прямой.
Январь и тогда был, если я правильно помню, теплый. Рыхлый снег падал и таял. А тут вдруг подморозило. И дорога превратилась в каток. Обычная дорога стала неприятным приключением: берег с нашей стороны у речки крутой, и когда под ногами лед, есть шанс не спуститься к мосту, а улететь прямо в речку — не знаю уж, что там в ней вместо воды течет, но она ни в какие морозы не замерзает.
А. Да. И ноги переломать, это уж само собой.
С такими вот непраздничными мыслями шли мы в сторону церкви, а когда дошли до моста, обнаружили, что бетонную лесенку кто-то ото льда очистил. Перешли мост, и поняли, кто. Какая-то женщина средних лет, обычная совершенно женщина, ломом чистила тропинку, не обращая никакого внимания на редких прохожих.
Странное было зрелище, скажу честно. Разное успеваешь подумать, встретив в полночь в пустынном парке женщину с ломом. Но мы просто прошли мимо, а она продолжила воевать со льдом. А когда возвращались, ее уже не было, была только чистая и безопасная дорога.
Никто ее туда не посылал. Просто, получается, подумала, что вот, гололед, а люди же непременно пойдут через мост в церковь — Рождество все-таки — да еще и в темноте, и все что угодно может случиться. Взяла лом, и вместо того, чтобы праздновать или просто лечь спать, долбила ломом лед.
Почему-то под занавес этого недоброго года я часто про нее вспоминаю.
Это никакая не притча, в ней нет скрытого смысла. А если вы его обнаружили — что ж, извините. Я не нарочно, я не хотел.
Да, кстати, мне тогда еще в тесноте пальто свечкой прожгли. Но это уж и вовсе мелочь, случайно вспомнилось.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.