Я очень плохой прогнозист. Оценить событие уже случившееся, разобраться с причинами — ну, да, это у меня иногда получается. А вот более или менее реалистично порассуждать о будущем, даже о ближайшем — нет, увы. Наверное, это потому, что я слишком хорошо думаю о людях. Ну, есть такая привычка. Вроде бы, и до седых волос дожил, и повидал уже всякого, а вот все равно не могу от нее избавиться.
Не буду утомлять читателей детскими воспоминаниями, начну с примеров понятных и близких. Когда шел суд над Pussy Riot, я до последнего не верил, что приговор будет обвинительным и что участницы группы получат реальные сроки. «Ну, не сошли же они с ума, — доказывал я собеседникам, — ну, о чем вы? Пошумели в телевизоре, поругали проклятых либералов, все уже сделано. Не могут же отправить живых людей в тюрьму, опираясь на цитаты из постановлений средневековых соборов. Они и сами понимают, что слишком далеко зашли и выглядят немного по-идиотски. Сейчас все как-нибудь аккуратно разрулится, вот увидите».
Дня за два до присоединения Крыма мы с приятелем стояли на шикарном, скажу, пожалуй, даже легендарном балконе в офисе одного независимого телеканала. Я курил, а он не курил (и правильно делал, и вы не курите, если можете).
— На днях они присоединят Крым, — мрачно сказал приятель. И начал что-то скучное, про биржи и про курс. Он был большой спец в экономических вопросах и даже вел на независимом телеканале программу про деньги.
Я как-то немного растерялся, честно говоря. Очень уж нелепым казалось мне это предположение.
— Не сошли же они с ума, — увесисто возразил я. — Не глупее они там, чем мы с тобой. Я вот программу про деньги не веду, но и то понимаю, что эффективнее себе в колено выстрелить. Такое решение — это санкции, это курс на разрыв с Европой и Штатами, это удар по собственной экономике, в перспективе, возможно, война.
Кажется, он, нехорошо ухмыльнувшись, предложил поспорить на сто долларов — присоединят ли. Не помню теперь, поспорили мы или нет. Надеюсь, что нет.
И так далее, у меня в запасе, увы, достаточно подобных историй. Вот недавно, накануне возвращения Навального в Россию мы с коллегами обсуждали в зуме текущие дела, и кто-то спросил: «Как вы думаете, посадят Алексея?»
Ответа почему-то ждали от меня. Предположительно, потому что я внимательно слежу за текущей политикой. И на этот раз никаких аргументов у меня не было: это в 2012-м легко было говорить — «ну, не сошли же они с ума». В 2014-м — уже тяжелее. В 2021-м язык не поворачивается. Похоже, они все-таки сошли.
— Но зачем сейчас, — начал все-таки я свою привычную речь в защиту людей злых и недалеких. — Столько лет, когда ситуация была куда спокойнее, они его не трогали. Это что-то вроде традиции уже, да и вообще, правят нами люди суеверные. Хотя бы на это можно надеяться. Арест сейчас будет восприниматься однозначно — как мелочная нелепая месть. Как чистосердечное признание — мы и травили-с, и комната для грязи тоже наша. И плесень. О санкциях, скандале мирового масштаба и прочих прелестях я даже и не заикаюсь — они выучились на все это плевать, и, кажется, рады любой возможности обострить отношения с миром. Но за поддержанием собственного имиджа внутри страны все-таки еще следят. Хотят выглядеть серьезными пацанами с понятиями, а не мелкой гопотой.
Что было дальше, вы знаете. Нет, не хотят. Выглядят мелкой мстительной гопотой и чувствуют себя нормально. Отправляют невиновного на зону, известную жестокостью режима, и заряжают мелких шавок в интернете продолжать травить человека, который ничего не может ответить.
Вся эта затянувшаяся исповедь с элементами раскаяния — не просто так. Частные примеры нужны для общего вывода. Михаилу Сергеевичу Горбачеву — девяносто. Можно, нужно спорить о его эпохе, там есть еще, что выяснять и с чем разбираться. И понятно, что когда он начинал свою перестройку (смешное все-таки слово), он даже и представить себе не мог, куда его и нас с ним вместе занесет. И явно не собирался строить то, что здесь в итоге ненадолго получилось. И ошибок наделал кучу, и за этими ошибками — сломанные судьбы и кровь.
Но — извините сразу за банальность и за пафос — важно, конечно, что он собирался сделать. Однако важнее то, что он сделал. Он — не исключаю, что помимо собственной воли, — отдал нам возможность быть свободными.
Потом со страной происходило разное. Не знаю, как вам, а мне далеко не все нравилось в девяностых. Но в одном я был абсолютно уверен: просто немыслимо, чтобы кто-то всерьез захотел вернуться в гниль и плесень издыхающего Союза. В то место и в то время, где в обмен на очень серое и очень убогое благополучие у человека отнимали все то, что человека делает человеком. Возможность видеть мир, возможность читать то, что хочется, возможность думать по-своему, возможность выбирать.
Как бы там, — думал я и думал довольно долго, — дела у государства ни повернулись, но этого-то вот у нас уже не отнимешь.
Да, и в этом своем прогнозе я тоже ошибся. И даже тот факт, что в этом прогнозе ошибся не только я, очень слабо меня утешает. Да что там, совершенно не утешает.
И на трибуне дорогой Леонид Ильич — у него пока ясная речь, хотя в ней уже много странностей, и орденами он себя пока не увешал, но понятно, что это дело времени. И слышно уже, как начинает опускаться ржавый железный занавес, и даже дарованную по недомыслию возможность выбирать между двумя истуканами для площади у населенцев стремительно отняли.
И повторить-то толком не получается: с убогим благополучием, например, очевидные проблемы, первый бой с макаронами вождь проиграл, а врагов еще много — к атаке готовятся яйца и колбаса. Получается только отбирать свободы. С этим порядок. Тут не придерешься, тут работают качественно.
И похоже, процесс не остановить уже, никуда не деться от этого болота. Ну, если просто не сбежать подальше, пока есть лазейки. Но ведь это обидно как-то. Как-то не совсем по-пацански.
Да, конечно, вы, наверное, уже догадались: этот прогноз. Это довольно мрачный прогноз, и написал я эти невеселые слова только ради того, чтобы очередной мой прогноз не сбылся.
Ну, не сошли же они с ума, те, которые за облаками, с белыми крыльями, с золотыми нимбами, те, которые нас хранят.