«МБХ медиа» продолжает публикацию цикла статей доктора политических наук, профессора НИУ ВШЭ Эмиля Паина «Преодолевая стереотипы: политико-этнографические этюды».
Период с 1948 по 1953 год стал временем наиболее полного проявления в СССР политики государственного антисемитизма — дискриминации евреев в различных сферах жизни; репрессий против еврейских организаций и людей, являвшихся культурными символами советского еврейства; формирования в массовом сознании негативного образа евреев как коллективного врага народа. Вместе с тем, и в новых условиях политика государственного антисемитизма развивалась весьма своеобразно, то нарастая, то вновь затухая. Так, к началу 1948 года все было подготовлено к показательному судебному процессу над деятелями «еврейского буржуазного национализма, наймитами Запада». Но вдруг от Сталина поступил приказ остановиться. Михоэлса в январе 1948 года ликвидировали, но тайно (его убийство представили как бытовой инцидент — «наезд неустановленного, тяжелого грузового автомобиля», и артисту устроили пышные государственные похороны), а членов ЕАК еще на год оставили на свободе. В это время в прессе затихла не только антисемитская, но и антисионистская кампания. Чем была обусловлена эта незапланированная «остановка по требованию»?
Первая остановка: израильский плацдарм
17 мая 1948 года Советский Союз первым в мире признал новое государство Израиль, несмотря на то, что он провозглашал идею сионизма (соединение всех евреев на исторической родине) в качестве государственной идеологии. Ленин считал, что «сионистское движение непосредственно гораздо более грозит развитию классовой организации пролетариата, чем антисемитизм». В Советском Союзе сионизм признавался преступлением. Однако, как уже было показано, Сталин не раз позволял себе пренебрегать любыми идейными принципами в расчете на конъюнктурные политические выгоды. В 1948 году вождь надеялся, что новое государство Израиль, в котором главенствовала социалистическая Рабочая партия (МАПАЙ), может стать плацдармом СССР на Ближнем Востоке. Когда в мае этого же года Арабская лига начала военные действия против Израиля, Сталин решительно и открыто осудил арабскую сторону. 30 мая 1948 года в редакционной статье в газете «Правда», одобренной накануне Оргбюро ЦК партии и лично Сталиным, была изложена позиция Кремля по этому вопросу: «Надо ясно сказать, что, ведя войну против молодого израильского государства, арабы не сражаются за свои национальные интересы, ни за свою независимость, но против права евреев создать свое собственное независимое государство. Несмотря на всю свою симпатию к движению национального освобождения арабского народа, советский народ осуждает агрессивную политику, ведомую против Израиля».
Поддержка права евреев на свое национальное государство вступала в противоречие с теорией Сталина о том, что евреи, не обладая «национальной связностью», не являются нацией, поэтому в Советском Союзе они не считались нацией, «дотягивая» только до уровня народности. Однако во внешней политике все эти тонкости сталинской теории наций отбрасывались.
В сентябре 1948 года в Москву в качестве первого посла Израиля прибыла Голда Меир, которая была восторженно встречена советским евреями. Полина Жемчужина, жена Молотова, в беседе с израильским послом 8 ноября того же года сказала: «Пусть у вас, Израиля, все будет хорошо. Если с вами все будет в порядке, то и у евреев во всем мире все будет хорошо». Эта встреча с послом оказалась для Жемчужиной роковой: уже 29 января 1949 года она была арестована и обвинена в «многолетней связи с еврейскими националистами».
«Безродный космополитизм» обрел национальность
В январе 1949 года кампания по борьбе с космополитами возобновилась с новой силой, и в это время она приобрела ярко выраженную антиеврейскую направленность. 20 января куратор Еврейского антифашистского комитета и член ЦК ВКП(Б) Соломон Лозовский был исключен из партии, а 26 января арестован вместе с 14 другими членами ЕАК.
28 января «Правда» опубликовала редакционную статью «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Смысл этой статьи хорошо передает одна цитата: «А какое представление может быть у А. Гурвича о национальном характере русского советского человека…». Как было отмечено в моей предыдущей статье, сходную мысль о недоступности понимания русской культуры людьми с такими фамилиями как Ойстрах, Гилельс, Флиэр и др. излагал начальник Агитпропа Георгий Александров еще в 1942 году. Однако тогда это говорилось в закрытом письме, доступном только секретарям ЦК и членам Политбюро, а в январе 1949 года эта антисемитская идея распространялась публично через главную газету страны. В этой статье из «Правды» антипатриотами были в основном названы люди с явно еврейскими фамилиями, но последней в списке стояла фамилия Холодов. Через пару дней газета «Культура и жизнь» внесла ясность в список «безродных космополитов», поставив после псевдонима Холодов его настоящую фамилию — Меерович. Этим был дан сигнал прессе, которая с энтузиазмом подхватила кампанию по раскрытию псевдонимов писателей, журналистов, артистов и режиссеров еврейской национальности. Фактически началась кампания тотальной травли евреев, сопровождающаяся изгнанием их не только из редакций газет и журналов, но из советских и партийных органов, вузов, Академии наук и многих других государственных учреждений.
Многие советские евреи в это время испытывали страхи, о которых впоследствии писал поэт Иосиф Бродский — ожидали скорой депортации в Сибирь или в Казахстан. В советском обществе ощущалось приближение первого после войны крупного судебного процесса. Действительно, все было готово для показательного и устрашающего наказания главных «космополитов»: сценарий процесса уже был написан, а показания против себя выбиты у большинства арестованных членов ЕАК. Пресса требовала, от имени народа, сурового возмездия «националистам-шпионам». Однако Сталин вновь удивил всех, даже ближайших своих сподвижников, взяв второй перерыв в кампании борьбы с «безродными космополитами» – суд над ними был отложен на три года. Возможно, так Сталин подтверждал свой образ «гениального вождя», решения которого парадоксальны и недоступны пониманию простых смертных. Чем загадочнее действия вождя, тем больше в него верила масса: «Верую, ибо абсурдно».
Вторая остановка: «Ленинградское дело»
В марте 1949 года, через три месяца после начала кампании по разоблачению литературных псевдонимов, руководитель союза советских писателей Александр Фадеев сообщил писателю Илье Эренбургу о новой директиве Сталина: «Раскрытие литературных псевдонимов недопустимо. Это пахнет антисемитизмом». Чтобы не пахло, исполнители воли вождя устранили «запах» антисемитизма и сделали эту политику непубличной до лета 1952 года. С середины 1949 года внимание советской публики было направлено на совсем другой процесс: «Ленинградского дела».
Центральные события этого дела развернулись в период с июля 1949 по октябрь 1950 года. Это было первое после войны жестокое судилище. Именно для него в 1950 году была восстановлена смертная казнь, отмененная тремя годами ранее. По приговору «суда» было осуждено 214 человек, из них расстреляно 26 человек, еще двое умерли в тюрьме. 69 человек, приговоренных к различным срокам наказания, были всего лишь родственниками обвиняемых, а среди них преобладали старики, женщины и дети.
«Ленинградское дело» было сфабриковано наспех и очень грубо. Общим для жертв этого дела было лишь то, что все они были связаны с Ленинградом, а некоторые из подсудимых, в разное время и в разной форме, поддерживали идею о целесообразности создания в РСФСР республиканских органов ВКП(б) по примеру других союзных республиках. Эта идея не нравилась Сталину, и он называл ее «русским сепаратизмом» и «русским национализмом», а участников «антипартийной группы» в парткругах стали неофициально называть «Русской партией». В решении суда нет упоминания ни этой «партии», ни обвинений в сепаратизме. Возможно, оно было закамуфлировано в формулировке «линия на отрыв ленинградской парторганизации и противопоставление ее ЦК ВКП(б)». Смертные приговоры 26 участникам «антипартийной группы» выносились поэтапно: 1 октября 1950 года шестерым главным обвиняемым (все они были немедленно расстреляны) и 27–28 октября — еще 20 ленинградцам, а все «дело» продолжалось до весны 1952 года и затронуло партийные кадры (подопечных Жданова) не только в Ленинграде и области, но и в соседней Карело-Финской республике.
Уже и в то время было понятно, что ни открытые, ни зашифрованные обвинения участникам «Ленинградского дела» никак не дотягивали до расстрельной статьи «измена Родине». Чем же тогда была вызвана жестокость наказания основным обвиняемым? Существует множество доказательств того, что именно Сталин инициировал этот процесс. На мой взгляд, одной из важных причин, по которым министру МГБ Абакумову, подчинявшемуся только Сталину, было поручено состряпать «Ленинградское дело», состоит в том, что Сталин, как главный режиссер-постановщик советских репрессий, считал необходимым расправиться с мифическим «русским сепаратизмом» до того, как будут расстреляны мифические «еврейские националисты» из ЕАК. Такая последовательность соответствовала сталинским представлениям об иерархии проблем национальной политики.
Последнее дело тирана
Судебный процесс над членами ЕАК возобновился сразу же после завершения «Ленинградского дела», в мае 1952 года. Этот процесс проводили тайно, и до ноября 1955 года информация о судьбе казненных 14 членов ЕАК не просачивалась в публичное пространство, поэтому не было и пропагандистских дивидендов от этого процесса. Пропагандистская шумиха затевалась вокруг другого процесса в рамках кампании по борьбе с космополитами — «дела врачей-убийц».
Всего за два месяца до смерти Сталина, в январе 1953 года, была арестована группа известных московских врачей (Мирон Вовси, Борис Коган, Александр Фельдман, Александр Гринштейн, Яков Этингер и др.), евреев по национальности. Вот они были обречены Сталиным на показательную кару. До суда в Кремле было сформулировано обвинение, одобренное 9 января того же года на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС и изложенное в редакционной статье «Правды» от 13 января. Статья содержала два расстрельных обвинения: во-первых, в терроризме («сионистский характер террористической группы»), во-вторых, измена Родине («завербованы филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”»). Объявленная народу легенда гласила, что врачи-убийцы, по заданию врага, должны были сводить в могилу видных деятелей партии и правительства путем «неправильного лечения». Если кампания 1949 года против неизвестных народу театральных критиков вызвала массовый подъем ксенофобии, то стоит ли удивляться буквально взрыву ксенофобии, вызванной сообщениями об «убийцах в белых халатах», с которыми советские люди могли встретиться в повседневной жизни. В феврале-марте 1953 года в советской прессе как сыпь распространились фельетоны, осмеивающие не только еврейские фамилии отвратительных героев, но и порочные черты «чужого племени» в целом. Самый знаменитый фельетон этой серии под названием «Пиня из Жмеринки» писателя Василия Ардаматского был опубликован в журнале «Крокодил» в марте того же года. Демонстративный характер государственного антисемитизма в СССР достиг апогея. Однако в том же месяце публичная антиеврейская риторика захлебнулась. Режиссер-постановщик всех репрессивных кампаний в стране скончался.
Сценарий «управляемой нетерпимости»
Многие считают антисемитизм разновидностью ксенофобии (юдофобией), я же полагаю, что такая оценка не во всем верна. Вне зависимости от того, была или не была присуща лично Сталину юдофобия, его национальную политику, в том числе и по отношению к евреям, на мой взгляд, нельзя свести к проявлениям ксенофобии, во всяком случае, в том понимании этого явления, которое сложилось в социальной психологии. Здесь под ксенофобией понимаются иррациональные, неконтролируемые страхи и предубеждения по отношению к другим. Сталинский антисемитизм был совсем иным — осмысленным, контролируемым и прагматично-циничным. Диктатор использовал этот инструмент политики в определенные исторические моменты и мог, по своему усмотрению, возбуждать и останавливать антисемитские кампании, как и любые другие.
Я хочу подчеркнуть, что сталинская политика репрессий и целенаправленного возбуждения массовой нетерпимости не была ориентирована на какую-то одну этническую общность. Она предполагала возможность репрессий против любой этнополитической группы, включая и «русских националистов». В 1940–50-е годы массовым репрессиям подверглись балкарцы, калмыки, чеченцы, ингуши, крымские татары, поволжские немцы и многие другие народы. Их образы целенаправленно демонизировались в сознании жителей СССР. При этом нет никаких свидетельств того, что Сталин лично испытывал к этим народам чувства неприязни или ненависти, да и вообще какие-либо чувства. Как говорят герои фильмов о гангстерах: «Ничего личного, только бизнес». Для диктатора это был политический бизнес, ради которого он мог отступить от любых идейных, не говоря уже об этических принципах. Другое дело, что политическая прагматика советского руководства неизбежно оживляла накопившиеся стереотипы, ксенофобию в массовом сознании. В этом случае фобии по отношению к евреям, разжигаемые со времен Российской империи, распространились быстрее и шире, чем другие в СССР. Как только прекратился государственный антисемитизм, массовая ксенофобия к евреям стала слабеть. Начиная с 1990-х годов и по сей день в постсоветской России евреи, вместе с украинцами, белорусами и татарами, входят в группу этнических общностей с наименьшей культурной дистанцией по отношению к русскому большинству населения страны. Однако длительный период государственного антисемитизма не прошел бесследно, он лишил Россию заметной доли образованной и урбанизированной когорты населения, вносившей весомый вклад в культурный капитал всего общества.
Так уж случилось, что для евреев СССР, так же, как и Российской империи, основным средством защиты от государственного антисемитизма стала эмиграция. И при царях, и при советских вождях большинство еврейского населения выбрало в качестве средства своего национального спасения не революцию, как гласит мифология, а отток. По данным переписи населения 1897 года, в Российской империи было сосредоточено 5,2 млн евреев, что составляло до двух третей общей численности еврейского населения в мире. Последняя советская перепись населения (1989 год) зафиксировала в СССР лишь 1,48 млн евреев, то есть менее 10% от их мировой численности. А в современной России, согласно переписи 2010 года, их было около 158 тысяч человек — всего лишь около 1% евреев мира.
Продолжение следует. Читайте предыдущие материалы цикла:
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.