Бойкот выборов не работает, объединяться нужно и с радикалами, внутренние дрязги в оппозиции всегда приводят к поражению — эти и другие уроки функционирования демократии в тоталитарном фундаменталистском государстве преподает современная политическая история Ирана, на который Россия с ее новыми законами становится все больше похожа.
Группа депутатов во главе с Владимиром Пискаревым, привычно вносящим законопроекты в интересах ФСБ, внесла (и Госдума уже приняла в трех чтениях) совершенно дикий законопроект о запрете сторонникам оппозиции баллотироваться на выборах. Вопреки статье 54 Конституции РФ, прямо указывающей, что «закон, устанавливающий или отягчающий ответственность, обратной силы не имеет. Никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением» вводится обратная сила для тех, кто руководил, состоял или поддерживал в любом виде деятельность организаций, которые затем признаются экстремистскими — например, финансами или даже высказываниями.
Руководителям таких организаций будет запрещено участвовать в любых выборах в течении пяти лет, прочим – в течении трех лет. Показательно, что известные деятели – формальные инициаторы людоедского закона, вроде сенатора Андрея Клишаса, — даже не были в курсе его точного содержания, утверждая перед вторым чтением, что обратной силы он иметь не будет. Это лишний раз подтверждает, что они — лишь технические исполнители, от которых ничего не зависит и которые даже не знают, что от их имени вносится.
Закон преследует сразу несколько целей, а не только дать власти возможность отсечь от любых выборов практически любого сторонника оппозиции, у которого сложно не найти за последний год слов поддержки в адрес Алексея Навального. При желании, нынешнее законодательство и судебная практика и так позволяет снять с выборов любого — даже того, кто был выдвинут партией, имеющей право выдвигать кандидатов без сбора подписей. Не менее важной целью является устрашение оппозиционеров и их стигматизация. Наконец, в соавторы закона взяли по одному депутату от фракций КПРФ (Ризван Курбанов, бывший первый вице-премьер Дагестана, ранее плодотворно трудившийся на ниве охраны каспийского осетра), ЛДПР (Дмитрий Савельев, вышел из партии, подав заявление об участии в праймериз «Единой России»; во время короткого премьерства Сергея Кириенко в 1998 году был назначен им руководить «Транснефтью») и два от «Справедливой России» (Алексей Чепа и Николай Рыжак – оба выходцы из спецслужб). Хотя сами эти фракции проголосовали против закона, в «оппозиционных» пабликах, предположительно управляемых из Администрации президента («Ленин жив!», «Левый фронт» и т.п.) участие этих парламентариев в написании закона всячески подчеркивается — видимо, чтобы создать у ощущение, что оппозиции голосовать не за кого, все мерзавцы. В любом случае, коротко этот закон можно перевести так: «власть имеет право отказать в регистрации на выборах кому угодно».
Подобные законы были в раннем СССР. До конституции СССР 1936 года, установившей всеобщее избирательное право (бывшее конечно фикцией при безальтернативных выборах), по ленинским декретам этих прав были лишены бывшие «эксплуататоры» — то есть лица, использовавшие наемный труд, жившие на доходы от капитала, священнослужители, торговцы, бывшие служащие полиции и члены императорской семьи. Но сейчас таких законов, как тот, что принят Госдумой в трех чтениях, нет ни в Китае, ни на Кубе, ни в других известных нам тоталитарных и авторитарных странах. Почти нигде. Кроме одной — Ирана.
Политическая система Ирана
В Иране в соответствии со статьей 115 Конституции президент должен выбираться на пять лет из числа религиозно-политических деятелей и отвечать, в частности, следующим критериям: вера в основы Исламской Республики, набожность, религиозность, и принадлежность к официальной религии страны (то есть существует своеобразный религиозный ценз). Действует ограничение — не более двух сроков подряд, но с перерывом на третий срок избираться можно.
Официальные органы трактуют закон о выборах президента так, что в них не может участвовать женщина, ссылаясь на некие грамматические особенности закона, где одно и то же слово можно трактовать и как «человек», и как «мужчина» (ряд женщин выдвигали свои кандидатуры, но неизменно получали отказ в регистрации). К выборам в парламент женщины допускаются, есть и избранные женщины-парламентарии.
В настоящее время парламент состоит из 290 депутатов Меджлиса, из которых пять выбираются отдельно представителями этноконфессиональных меньшинств (один депутатский мандат предоставляется зороастрийцам, один – иудеям, один – ассирийцам, один – армянам-христианам северной части Ирана, один – армянам-христианам южной части Ирана). При проведении парламентских выборов используется модель образования различного вида избирательных округов – одномандатных и многомандатных, если кандидаты не набрали более 50%, проводится второй тур (как и на выборах президента). Но самое интересное, как и в случае с президентом, это процедура регистрации кандидатов. От них требуется возраст не менее 30 и не более 75 лет, физическая дееспособность (умение говорить, писать, видеть и слышать, не стоять на наркологическом учете), отсутствие судимости, диплом магистра наук, а также верность Конституции и верховному лидеру — Рахбару, а также верность исламу (кроме 5 депутатов от меньшинств) и безупречная репутация. К выборам, по советскому образцу, не могут быть допущены те, кто активно поддерживал свергнутого шаха или был крупным землевладельцем при шахе. А также – бинго! – подобно российскому новому закону те, кто поддерживал политические партии и организации, признанные незаконными.
И вот тут-то и начинается самое интересное. Никакого сбора подписей, никаких избирательных залогов нет. Кандидаты утверждаются неким Советом стражей Конституции, наполовину назначаемым Рахбаром, а наполовину – главой Верховного суда, который и оценивает, кроме формальных требований, их репутацию и верность исламу. Процесс этот абсолютно произвольный, причины отказа в регистрации не публикуются, но сообщаются самому кандидату — который, однако, не может их публиковать и оспаривать. Чтобы оценить красоту этой схемы, достаточно сказать, что в 2014 году отказ в регистрации на выборах президента получил бывший президент, правивший два срока, ныне покойный Али Акбар Хашеми Рафсанджани. Видимо, с годами его нравственный облик и верность исламу ослабли. А уж отказ в регистрации действующим депутатам парламента — в порядке вещей. На парламентских выборах 2020 года стражи конституции поставили рекорд — отказ в регистрации получили более 70% действующих депутатов парламента и более половины от всего числа выдвинутых кандидатов. Кстати, Совет стражей осуществляет также функции конституционного суда, давая заключение о соответствии Конституции принимаемых законов: при отрицательном отзыве закон не может вступить в силу.
Условия избирательной кампании при этом, очень сжатые: две недели для президентских выборов и одна неделя – для парламентских. Для агитации запрещается использовать «государственные или общественные ресурсы», то есть платной рекламы в СМИ нет. Зато, как и в России, ничто не мешает СМИ — а электронные СМИ все государственные, при наличии частных газет — «освещать деятельность» чиновников и политиков, разумеется в том ключе, в каком они сочтут нужным.
Кто такой Рахбар? Согласно Конституции Ирана, Рахбар избирается «Советом экспертов», который, как и парламент, избирается всенародно раз в восемь лет. В этом «политбюро» 86 человек. Кандидатуры на выборах, как и в парламент, утверждаются Советом стражей. Средний возраст товарищей превышает 70 лет, самому младшему чуть более 50. Выборы Рахбара проходили пока в Иране лишь один раз – в 1989 году, когда скончался Хомейни, чья роль как главы государства прямо описана в преамбуле Конституции, так что выборы ему были не нужны. Тогда сменивший его Хаменеи набрал голоса 60 из 74 присутствовавших членов Совета экспертов. Рахбар — верховный главнокомандующий, он назначает половину Совета стражей (органа, который может приостановить любое решение, в том числе парламента, а также является своего рода ЦИКом, регистрируя кандидатов на всех выборах), председателя Верховного суда, главу гостелерадиокомпании, главу Корпуса стражей исламской революции, главу генштаба и генералитет. Также он издает фетвы по вопросам исламского права (а так как оно приравнено к закону, то есть фактически может указывать, что позволительно и чего нельзя), может отменить любое решение нижестоящих органов (в том числе Совета стражей), но не злоупотребляет этим правом. «Совет экспертов» может отстранить Рахбара от власти, если тот не справляется, но подобный вопрос еще ни разу не рассматривался.
Перманентная исламская революция
Нужно заглянуть немного назад, чтобы понять, «откуда есть пошел» современный Иран, 84 миллионная страна с примерно 75% городского населения; в Тегеране живет примерно 7 млн человек.
Это очень молодая страна, с момента исламской революции 1979 году ее население более чем удвоилось. Более 70% населения младше 30 лет – то есть они не застали шаха и революцию, и к тому же не могут избираться (хотя голосовать иранцы начинают, напротив, рано – аж с 15 лет). Иран, подобно России – бедная страна с огромными природными ресурсами, душевой ВВП составляет около $5.5 тыс (в России — примерно $9,9 тыс) При шахе было чуть больше. Хотя по доказанным запасам газа Иран занимает первое место в мире — 34 трлн. куб. м., чуть опережая Россию, в целом его добыча газа еле-еле позволяет сводить баланс (в отдельных провинциях экспортировать, в других напротив импортировать). Добыча нефти даже в лучшие времена при отсутствии мировых санкций не достигала рекорда шахских времен (4 млн. баррелей в день). Иран, фактически, находится в многодесятилетней стагнации, виной которой являются не только санкции, но и фактически тотальный запрет на иностранный бизнес. Статья 81 Конституции Ирана запрещает «создание фирм и организаций иностранцами в области торговли, промышленности, сельского хозяйства, горной промышленности (к ней относят и добычу углеводородов — «МБХ медиа»), сферы услуг». Подробно экономическое устройство Ирана хорошо описано вот в этой статье Александра Зотина.
В феврале 1979 года в Иране был свергнут просуществовавший 38 лет режим шаха Мохаммеда Резы Пехлеви. Шах пытался осуществить авторитарную экономическую и культурную модернизацию с опорой на западный капитал. Однако, с течением времени его режим приобретал все более репрессивный характер (к концу его правления в стране был объявлен однопартийный режим), а шах старел. Им были недовольны все – и крестьяне, считавшие наделение их частью помещечьих земель недостаточным, и горожане, страдавшие от низких зарплат в условиях, когда огромные ресурсы тратились на силовые структуры и «мегапроекты», и происламски, и проевропейски настроенные люди. Очередного бунта, начавшегося в религиозной столице Куме, больной раком шах не пережил – в январе 1979 года он бежал из страны, а через полтора года умер в Египте. В стране возник хаос, в рамках которого власть быстро перехватили исламисты во главе с первым Рахбаром – аятоллой Хомейни. В декабре 1979 году на откровенно фиктивном референдуме была принята нынешняя Конституция, с небольшими поправками действующая до сих пор. Согласно статье 57, избираемый аятоллами Рахбар (он же «имам») является отдельной, высшей ветвью власти, его правление «абсолютно». В преамбуле к основному закону Ирана сказано, что «все гражданские, уголовные, финансовые, экономические, административные, культурные, военные, политические и другие законы и установления должны быть основаны на исламских нормах. Эта Статья приоритетна по отношению к другим Статьям Конституции». Хомейни быстро избавился от попутчиков, не щадя и своих недостаточно радикальных сподвижников – так, первому избранному в 1980 году президенту Ирана, вернувшемуся с ним из эмиграции, Аболхасану Банисадру был объявлен импичмент, его пытались схватить, но ему удалось сбежать из страны. Против бывших чиновников был развязан тотальный террор, пойманных министров и генералов казнили, казнили бывало и чиновников поменьше, а затем и всех, кто был заподозрен в недостаточно исламском поведении. За пару лет из страны бежали сотни тысяч человек. В стране установился тоталитаризм, в этот период выборы были формальностью, с 1981 по 1989 годы официальные кандидаты «набирали» от 87 до 97%. Вдобавок в конце 1979 году Хомейни захватил посольство США, взяв заложников и конфисковав всю американскую собственность.
В 1980 году Ирак Саддама Хуссейна напал на казавшийся ослабленным Иран, стараясь отторгнуть богатые нефтью провинции. Война шла с переменным успехом и завершилась на тех же позициях в 1988 году. Внутри страны появилось вооруженное сопротивление из парадоксального союза сторонников шаха, леваков и либералов. Им удалось осуществить несколько громких терактов – убить президента Ирана Мохаммада Али Раджаи (спустя две недели после вступления в должность), премьер-министра Мохаммада Джавара Бахонара, главу Верховного суда Мохаммада Бехешти, но добраться до Хомейни так и не удалось. Подполье постепенно было обескровено и разгромлено, а его существование долгое время использовалось как повод для террора против любых несогласных.
Ситуация стала меняться после смерти Хомейни в 1989 году, когда на его место был избран нынешний Рахбар – аятолла Али Хаменеи, ранее бывший президентом Ирана. Хотя юридически он столь же всемогущ, как и его предшественник, фактически его власть оказалась скромнее. Фактически сравнимой с ним фигурой стал новый президент Али Акбар Хашеми Рафсанджани, еще со времен эмиграции считавшийся «кошельком» исламистского движения и обладавший огромной клиентелой. Это привело к демократизации режима. Президентские выборы 1993 года были уже вполне состязательны, Рафсанджани хотя и победил на них, но набрал вполне правдоподобные 64% вместо прежних 96%, а его соперник Ахмад Таваколли, представлявший себя борцом с коррупцией, получил 24%. Выборы стали проходить более или менее честно в плане подсчета голосов.
Попытка либерализации и контрнаступление Стражей
В 1997 году на президентских выборах произошла настоящая сенсация. Их в первом туре выиграл бывший министр культуры Мохаммед Хатами (66.9%), опередив официального преемника Рафсанджани спикера парламента Али Акбара Натек-Нури (25%). Во время кампании Хатами выступал за смягчение требований к одежде и поведению, разрешение спутникового ТВ, а ключевым моментом кампании стал адресованный обоим кандидатам вопрос о фетве Хомейни о необходимости убийства писателя-эмигранта Салмана Рушди, едко критиковавшего самого Пророка в своих произведениях. Натек-Нури ответил, что каждый мусульманин согласен с этой фетвой, а Хатами демонстративно уклонился от ответа на вопрос (позже, уже будучи президентом, заявил, что «дело Рушди закрыто», чем вызвал полемику с Рахбаром). В 2000 году сторонники Хатами выиграли и парламентские выборы, сформировав правительство, завоевали все места в горсовете Тегерана. Теперь, казалось бы, в их руках оказалась армия (за исключением Корпуса стражей исламской революции, подчиняющегося лично Рахбару), полиция, значительные правительственные ресурсы. Сам Хатами переизбрался в 2002 году с еще более убедительным перевесом в 77%.
Однако все оказалось не так просто, учитывая существующую над избранной властью религиозную надстройку. Да, удалось разрешить спутниковое телевидение, интернет, несколько ослабить культурные запреты (хотя в Иране до сих пор существует смертная казнь за прелюбодеяние и гомосексуализм – и, в отличие от стран Персидского залива, не на бумаге). Удалось снизить международное давление, освободить нескольких политзаключенных (в том числе иностранцев), провести некоторую экономическую либерализацию. Но более половины законопроектов отменил Совет стражей — в частности, ключевой закон, лишавший этот самый Совет стражей права произвольно регистрировать кандидатов, а также закон, требующий отчетности перед парламентом органов, чье руководство назначается Рахбаром. Десятки реформистских газет были закрыты судами, многие журналисты арестованы по политическим статьям, к пяти годам тюрьмы по сомнительным экономическим обвинениям был приговорен мэр Тегерана Голамхусейн Карбаши – один из ключевых соратников Хатами.
В 2004 году исламисты перешли в контрнаступление. С парламентских выборов Совет стражей снял более 80 действующих депутатов (и всего порядка двух тысяч сторонников реформаторов), включая младшего брата Хатами, Мохаммада-Резу. Среди оппозиции возник раскол. В том числе, «брат пошел на брата». Президент, осудивший этот произвол, тем не менее, считал правильным участвовать в выборах и голосовать за меньшее из зол, Мохаммад-Реза Хатами, возглавляющий его сторонников — Партию партнерства исламского Ирана — объявил о призыве к бойкоту выборов. Даже те кандидаты партии, которые прошли фильтр, объявили о снятии своих кандидатур. К бойкоту выборов призвала и один из моральных лидеров иранских реформаторов, правозащитница Ширин Эбади. На все это наложилось раздражение невыполненными (по вине блокады религиозной надстройки) обещаниями и в целом, разочарование в парламентском пути. Реформаторы потерпели на выборах сокрушительное поражение, получив менее 50 мест при абсолютном большинстве — почти 200 — у их противников. Сценарий повторился и на президентских выборах 2005 года – хотя к выборам тогда был допущен сторонник Хатами, экс-спикер парламента Мехди Карруби, он не смог даже выйти во второй тур, набрав 17.2%.
Страна неожиданностей
Иранская политика – пространство сюрпризов: местная социология крайне слаба, а граждане отказываются отвечать на вопросы, опасаясь «засветиться». Предполагалось, что к власти должен вернуться Хашеми Рафсанджани. Однако сказалась его репутация иранского олигарха и коррупционера — одного из главных, если не главного. Во время выборов он разъезжал на бронированном «мерседесе», а его соперник-ультраисламист, мэр Тегерана Махмуд Ахмадинежад ходил по улицам. В первом туре олигарх набрал всего 21.2%, лишь чуть опередив Ахмадинежада (19.4%), а во втором туре сокрушительно ему проиграл — 61.6 на 35.9%. Основой своей политики Ахмадинежад объявил борьбу за нравственность (то есть всяческие бытовые издевательства над иранцами), милитаризацию и создание ядерного оружия (официально, конечно, это называется «мирным атомом») и подготовка к уничтожению Израиля.
С одной стороны, это все импонировало аятоллам, но с другой стороны имелась личная особенность: хунта состоит из глубоких старцев, ветеранов революции 1979 года и старых соратников Хомейни, по сравнению с которыми Ахмадинежад — мальчишка 1956 года рождения. Он не имел родственных связей с аятоллами, был скромен в быту и еще на посту руководителя Тегерана развернул (а на посту президента продолжил) кампанию по борьбе с коррупцией. То есть де-факто кампанию против тех же аятолл, присосавшихся к различного рода государственным компаниям и фондам. В первый его срок перевешивал все же первый, «идейный», фактор и в целом аятолла Хаменеи и хунта его поддерживали.
На выборах 2009 года оппозиция решила дать бой аятоллам и объединилась вокруг неожиданного кандидата; иранская политика непредсказуема не только результатами, но и различными альянсами и комбинациями. Им стал Мир-Хосейн Мусави, бывший премьером при Хомейни во время ирано-иракской войны; ему тогда удалось жестоко подавить подполье, за что среди недовольных он получил кличку «мясник». Однако после смерти Хомейни он не вписался в правящий расклад и надолго ушел из политики, заняв пост главы Академии наук Ирана. В 2009-м он пошел в политику как кандидат реформаторов. Поддержали его и Рафсанджани, и Хатами. Во время этих выборов, кстати, состоялись первые в Иране теледебаты кандидатов. Выборы закончились победой Ахмадинежада: 62.6% против 33% у Мусави. Мусави выиграл только в двух отдаленных провинциях из тридцати — в Западном Азербайждане и Белуджистане, хотя в Тегеране отстал от Ахмадинежада незначительно. И тут оппозиция пошла ва-банк: Мусави объявил себя победителем выборов и заявил о фальсификациях. Надо сказать, что особых доказательств последних представлено не было, но это противников аятолл не волновало: они попробовали взять власть на улице. Правление Хатами не прошло даром: немыслимые при Хомейни оппозиционные демонстрации стали для Ирана обыденностью, народ перестал бояться. На улицы вышли сотни тысяч человек, начались жестокие столкновения с полицией, доходило до стрельбы, были жертвы. Эти события были названы «зеленой революцией». Через пару месяцев протесты удалось подавить, Мир-Хосейн Мусави был посажен под бессрочный домашний арест, под которым он пребывает до сих пор.
Беспорядки и репрессии, вместе с непрекращающимися словоизвержениями Ахмадинежада о разработке ядерного реактора и уничтожении Израиля, повлияли, однако, на мировое общественное мнение. К санкциям США присоединилась Европа. В 2012 году было объявлено о запрете импорта иранской нефти в ЕС, а США стали активно применять режим кросс-санкций против покупателей, перевозчиков, страховщиков и всех, кто как-либо связан с нефтяной торговлей. Добыча нефти, и так сокращавшаяся, рухнула вдвое — с 2.4 до 1.3 млн. баррелей в день. Иран столкнулся с девальвацией, инфляцией, резким падением и без того невысокого уровня жизни.
Кстати, это интересный урок и для России: беспорядки в Иране возникали и раньше, но не они, и не выборы 2009 года стали окончательной причиной или поводом для «калечащих», как их назвали, санкций. Ахмадинежад, можно сказать, «добазарился». Ведь он не сделал ни одного выстрела по Израилю, не совершил ни одного теракта — однако капля камень точит, и раздражение им в мире стало всеобщим. Одновременно у Ахмадинежада начались проблемы и на внутреннем фронте. В парламенте его стали атаковать не только немногочисленные либералы, но и клиентела аятолл, раздраженная тем, что Ахмадинежад фактически стал пытаться выходить из традиционного режима консультаций с аятоллами и превратить свою власть в подобие настоящей в президентской республике. Особую ненависть аятолл стал вызывать Эсфандиар Машаи, зять Ахмадинежада — президент стал очевидно готовить его в «преемники». В 2009 году Ахмадинежад назначил его вице-президентом (на эту должность назначает сам президент, и их обычно несколько), но по требованию аятоллы Хаменеи был вынужден отменить это назначение.
На выборы 2013 года теперь раздробленными вышли уже консерваторы. Выдвинувшийся в президенты Машаи получил отказ в регистрации, что деморализовало многих. Но и сторонники аятолл не смогли договориться, выдвинув одновременно мэра Тегерана Мохаммад-Багер Галибафа и бывшего командующего Корпусом стражей исламской революции Мохсена Резаи. В итоге неожиданно для многих в первом же туре победил богослов и парламентарий, не занимавший каких-то высших командных постов, Хасан Рухани (51%).
Волки и зайцы
Рухани не принимал участия в протестах 2009 года, и вообще казался аутсайдером, но сумел послать оппозиционерам сигнал, что симпатизирует им. Его поддержал получивший отказ в регистрации Хашеми Рафсанджани. Кроме того, после регистрации Рухани открыто заговорил о необходимости нормализации отношений с Западом. И действительно, в июле 2015 года он сумел заключить сделку с США и ЕС, согласно которой эмбарго на торговлю иранской нефтью снималось, а Иран ограничивал уровень обогащения урана и допускал международные инспекции на свои ядерные объекты. К 2016 года производство нефти выросло до 3.7 млн. баррелей в день.
Отдельным приятным бонусом для Ирана стало возвращение замороженных в США и других странах по требованию США «шахских денег» — порядка 13 млрд долларов, причем это далеко не все: общие «шахские» авуары оценивают в суммы до $100 млрд., хотя более-менее надежно известно примерно про $30 млрд.). Обама пошел на это, не требуя никакой компенсации за утраченную американскую собственность. Кроме того, Иран получил возможность покупать сложную технику — прежде всего его интересовали гражданские самолеты.
Однако в 2018 году, в соответствии с предвыборными обещаниями, Трамп объявил о выходе США из сделки и возобновлении санкций. Добыча нефти вновь упала до 2.3 млн. баррелей в день — это конечно больше, чем при «калечащих» санкциях, так как ЕС их не возобновлял, но значимо меньше, чем в короткий период, который страна прожила без санкций. В Иране возобновились экономические проблемы, обсуждавшийся возможный приход на каких-то условиях западных нефтедобывающих или сервисных компаний оказался отложен на неопределенный срок.
Сложно морально оценивать эту историю, похожую на конфликт волка и зайца в лесу. С одной стороны, правы те, кто говорят, что выход США из сделки (а затем еще и ликвидация популярного боевика Касема Сулеймани в 2020 году) усилили позиции исламистов, которые теперь легко могут убедить избирателя, что с Западом договариваться бессмысленно. С другой — прав и Трамп: подарки и накачка Ирана деньгами и технологиями в то время, когда фактическая власть там принадлежит не президенту, а хунте аятолл, сомнительны.
В отличие от Хатами, Рухани не имел устойчивого большинства в парламенте. В итоге выборов 2016 года «список надежды», сформированный из сторонников Рухани и Рафсанджани, получил 121 место (около 40%), но спикером вновь стал центрист Али Лариджани, одна из нынешних ключевых политических фигур, возглавлявший парламент с 2008 по 2020 год. В остальном ситуация была похожа: крайне медленные шажки по либерализации при постоянном судебно-полицейском давлении. Кроме того, при Рухани резко выросла роль Корпуса стражей исламской революции, напрямую подчиняющегося аятоллам: фактически, война в Сирии ведется напрямую через эту структуру, минуя правительство. Перевыборы 2017 года, проходившие в условиях снятия санкций, Рухани однако легко выиграл, набрав еще больше (57.1%). Примечательно, что к этим выборам мстительные аятоллы не допустили еще одного бывшего президента, того самого Ахмадинежада, и он сейчас неожиданно оказался примерно в одном лагере с Рухани, и сейчас активно критикует аятолл.
Еще одно похожее обстоятельство, роднящее Рухани с Хатами: если на первых выборах, при только что избранном президенте, аятоллы не осмеливаются снимать с выборов значительное число кандидатов, то на вторых, при уходящем, они уже себя не ограничивают. Это произошло и в 2020 году, когда, как мы упоминали, впервые за историю Ирана отказ в регистрации получили более половины кандидатов и около 70% действующих членов парламента. И вновь возникла та же дилемма — «бойкот или участие», которую вновь – и напрасно – большинство реформаторов решило в сторону бойкота. Да, им удалось невиданно уронить явку – до 42% по стране (в 2016 году явка составила 59%) и 25% в городах. Но означает ли это «делегитимацию режима»? Судя по отсутствию протестов после выборов, не очень-то. А так сторонники аятолл в составе списка «Коалиционного совета исламской революции» во главе со сватом Рахбара Голамом-Али Хаддад-Аделем получили комфортное большинство в 177 мест. Сторонники Рухани довольствовались 29 местами, 8 мест получили сторонники Ахмадинежада.
300 кандидатов
Сейчас завершилась регистрация кандидатов на выборах президента Ирана, которые должны пройти 18 июня 2021 года. Выдвинуты были более 300 человек, от которых осталось семь (в принципе, в случае ходатайства Рахбара решение может быть пересмотрено, и кто-то может быть еще добавлен, такие прецеденты случались). За голоса сторонников аятолл поборятся глава Верховного суда Ибрагим Раиси (он проиграл выборы 2017 года Рухани, но вполне достойно), уже участвовавшие в выборах 2013 года представитель Рахбара Хаменеи в совете безопасности Саид Джалили и экс-глава КСИР Мохсен Резаи (заняли второе и третье место соответственно). Среди них фаворитом считается Раиси.
Довольно предсказуемым стал отказ двум известным людям: главе городского совета Тегерана и сыну покойного президента Мохсену Хашеми Рафсанджани и экс-президенту Ахмадинежаду. Неожиданным, однако, стал отказ Али Лариджани — центристу, 12 лет возглавлявшему парламент. Репутацию реформаторов имеют два зарегистрированных кандидата — бывший вице-президент при Хатами Мохсен Мехрализаде (ему будет мешать то, что он представляет этническое меньшинство – азербайджанцев) и действующий глава Центробанка Абдольнасер Хеммати. Видимо оппозиции придется выбирать между ними (к бойкоту выборов в случае своего отказа в регистрации пока призвал только Ахмадинежад). Вице-спикер парламента Амир Хосейн Казизаде Хашеми (являющийся, к слову, сопредседателем «парламентской группы дружбы Иран-Россия») и депутат Алиреза Закани (на прошлых выборах поддерживавший Раиси), скорее всего, будут играть роль статистов.
Но, впрочем, возможны самые причудливые варианты набора зарегистрированных кандидатов – этот процесс, как мы говорили, абсолютно произволен. Как непредсказуем, тем не менее, и результат выборов.
Бойкот не работает, объединение
Что можно сказать, суммируя, об опыте иранской оппозиции, действующей в условиях полного произвола регистрации кандидатов, зависящей исключительно от формируемого хунтой аятолл Совета стражей? Собственно, именно эта модель теперь предлагается в РФ — теперь «судьи» будут оценивать, не выражали ли вы симпатию Навальному в каком-то виде.
Первое: бойкот неэффективен. Ни в 2004-м, ни в 2020 году он не привел ни к каким революционным выступлениям. Напротив, объединение вокруг даже такой спорной исторически фигуры, как Мусави, в 2009 году позволило серьезно потрясти режим. Да, не вышло, но дорогу осилит идущий.
Второе: на этапе регистрации никто не ругается. Бывает, что списки разных политических сил пересекаются – так, некоторых сторонников Ахмадинежада в 2020 году поддержали и либералы. В Иране в порядке вещей самоотвод кандидатов в президенты или депутаты в ситуации, когда другой кандидат твоего фланга сильнее – нам до этого, конечно, еще шагать и шагать.
Третье: существует как бы два контура оппозиции — «внутренний», стремящийся к участию в выборах и терпеливо соблюдающий издевательские законы исламистов, и внешний, вроде упомянутой лауреатки Нобелевской премии 2003 года Ширин Эбади, которая смело говорит, что думает; ей до ликвидации режима аятолл на участие в выборах рассчитывать не приходится. И никто не пинает друг друга – ты, мол, радикал, а я тут в выборах участвую. Все понимают, что есть общий враг – хунта. Выборы являются частью сопротивления. За которыми, при удачном стечении обстоятельств, может быть и продолжение.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.