180 лет назад, 15 апреля 1841 года, в городе Ревда близ Екатеринбурга армия подавила масштабные народные волнения. По людям стреляли из пушки. Убитых — больше 160 человек — похоронили без гробов на пустыре.
Предпосылки восстания углежогов лежат в суровой модели управления на уральских заводах, заложенной еще Демидовыми. Сохранились документы о том, что они относились к людям совершенно безжалостно.
«Хоть головы рубите, а к Демидову не пойдем»
В 1704 году в Санкт-Петербург пришла челобитная с Урала: крестьяне просили найти управу на промышленника Никиту Демидова, ужасаясь расправе над работником Максимом Симбирцем и его семьей. «Детей его стегал на плотине насмерть и держал их в железах шесть недель и морил голодною смертию» — описывали они казнь. Чем провинился Максим Симбирец и его семья — неизвестно. Челобитной не был дан ход.
В 1708 году крестьяне Невьянской слободы жаловались на притеснения со стороны сына Никиты Демидова Акинфия. Люди говорили, что он не платит им денег, в результате чего они «обнищали и задолжали, многие разорились и разбрелись неизвестно куда».
Отношение к рабочим не менялось столетиями. Акинфий Демидов ввел на заводах почти каторжный режим. Любая оплошность, попытка спорить с начальством вела к телесным наказаниям.
Во второй половине XVIII века крестьяне, приписанные к Каслинскому и Кыштымскому заводам Никиты Демидова, подняли восстание. В 1761 году в селения, охваченные волнениями, по просьбе заводовладельцев прибыли 500 донских казаков и 300 солдат. Крестьян поставили перед заряженной пушкой, но те в ответ сказали: «Хоть головы нам всем рубите, а к Демидову на работу не пойдем». В кровавой схватке было ранено 52 солдата, сопротивление подавили лишь в следующем году. Восстания продолжались еще многие годы в других уездах Урала.
Наступил новый, XIX, век, но судьба приписного крестьянина (того, кто вместо уплаты подушной подати работает на заводе. — «МБХ медиа») особо не менялась. Так, например, с 1822 по 1823 произошло Кыштымское волнение — многотысячное неповиновение мастеровых и приписных крестьян.
Как пишет нижнетагильский писатель Николай Мезенин, при всех Демидовых труд на заводе был тяжелым и травмоопасным из-за примитивной заводской техники. А условия труда были невыносимы также из-за жестокости Демидовых. Провинившиеся работали «с железной рогулькой на голове», с кандалами на ногах и железной тяжелой цепью или с деревянным чурбаном на шее.
В шоке от увиденного на уральских металлургических заводах в 1875 году остался Василий Немирович-Данченко, брат знаменитого театрального режиссера. В книге «Кама и Урал» он писал: «Каждый день свист шпицрутенов, розог, крики жертв, вой их жен и детей раздавались в заводах. Это было какое-то царство непрекращавшихся ужасов. Не было спины, не исполосованной прутьями; не было человека, которого не искалечили бы руки начальства».
Жизнь ради угля
Демидовские разведчики появились на реке Ревде в 1727 году — они искали удобное место для постройки металлургического завода. В 1730 году на месте нынешнего города Ревда развернулась стройка, а в 1734 году завод начал действовать.
Для переплавки руды в чугун в доменных печах использовался уголь. Им завод обеспечивали углежоги.
Как писал местный краевед Сергей Новиков, в апреле-мае они начинали вырубать лес, а летом бревна складывали в «колодцы» и засыпали землей. Осенью, когда заканчивался период листопада, эти кучи поджигали. Углежоги следили, чтобы они не горели, а, «шаяли» — так в Ревде называли процесс тления. Если неправильно управлять процессом, то бревна могли просто сгореть и угля не получалось — вся работа впустую. Бывало, что и сами углежоги сгорали по неосторожности. Томился уголь с октября по декабрь, примерно 45 дней. Затем кучу надо было разобрать и залить водой. Мужьям в этом помогали жены: они ведрами наполняли бочки, отчего на морозе их одежда леденела и «вставала колом».
Уголь давал температуру намного большую, чем просто дрова, — до 1000 °C. Такая и была нужна для выплавки.
С декабря по март уголь на санях и телегах возили на завод. В 1840-е годы надо было заготовить в среднем 90 коробов угля. Для сравнения, средняя выработка угля на одного углежога в 1910—1914 годах составляла 50 коробов.
Для определения нормы сдачи угля плели корзины одинаковой величины. Их метили на заводе специальной печатью, в доказательство того, что в них входит норма топлива. На этой печати был изображен герб Российской империи — двуглавый орел. Поэтому корзины называли «орлена». Эта мера постепенно менялась, что постоянно приводило к ссорам с заводской конторой. Заводчики старались обмануть неграмотных углежогов: обвешивали, обсчитывали, заставляли загружать короб «с горкой».
Вечная кабала
Возможно, о восстании углежогов мы сегодня ничего бы не знали, если бы в 1921 году краевед Дмитрий Козырин не обнаружил в волостной библиотеке большую самодельную книгу под названием «Памятная Н. Умнова». Это была ревдинская хроника с 1806 года. Его внимание привлекла запись за апрель 1841 года — так открылась трагедия, забытая на 80 лет. Историей заинтересовался писатель Виктор Быков. Он изучил 26 томов этого дела в областном архиве и написал книгу «Возмутители». Она вышла в 1925 году.
Конфликт возник из-за расчетов. Углежогам платили один раз в год в марте-апреле. Каждый должен был доставить 80−85 коробов угля. В 1839 году 55% углежогов не получили денег. В следующем году таких стало уже 95%. Проблема была в том, что в течение года нужда не раз заставляла их обращаться в заводские магазины-склады. Поэтому при расчете у них выявлялся «кабальный долг» — многие углежоги были постоянно в долгу у заводской конторы.
При этом возросли сверхокладные работы: сплав леса в Ревдинский пруд, заготовка и перевоз сена на заводскую конюшню, доставка руды на завод, починка мостов, дорог и другие. Ситуацию усугублял рост рыночных цен на хлеб и овес.
Штрафной журнал Ревдинского завода пестрит отметками о многочисленных наказаниях углежогов и мастеровых. Вот история одного человека. Гаврила Белоусов наказан за недоработки 35 лозинами. Семейное положение: жена, трое малолетних детей и старуха мать. Рабочих лошадей — две. В 1838 году он должен был выполнить следующий оклад: угля соснового 45 коробов, угля березового 35 коробов, итого — 80 коробов. Выполнил же он 62 короба, за что следовало получить 67 рублей 12 копеек. В счет заработка он получил в течение года 93 пуда провианта на сумму 69 рублей, кроме того, деньгами и другими продуктами он получил на 47 рублей. В результате расчет в конце года был произведен с домом Белоусова в 49 рублей 49 копеек. К концу 1840 года долг углежога Белоусова заводоуправлению составил 150 рублей 85 копеек.
В 1841 году мера угольного короба в Ревде была значительно больше, чем на других казенных и частных заводах. Комитет Министров даже подготовил для промышленников секретное предписание «входить в положение горнорабочих и по совести назначать им достаточное содержание, удаляя всякие жестокости и притеснения». Но Демидовы продолжили свою политику.
В октябре 1840 года заводской исправник Михаил Земляницын получил Указ Уральского горного правления, который рекомендовал введение единой меры угольного короба в размере 22 400 кубических вершков. В Ревде мера угольного короба в то время составляла 27 216 кубических вершков. Указ носил рекомендательный характер. Земляницын, заручившись согласием владелицы завода Марии Демидовой, скрыл его от углежогов. Но слух об этом документе распространился.
Как сказано в книге Виктора Быкова, один из писарей ревдинской управы благочиния, тайно снял с указа копию, прочитал ее углепоставщику Ермилу Дрягину, советуя просить исправника об изменении меры короба. Тот рассказал о содержании указа своим товарищам, а заодно «придумал разные небылицы». Например, будто в документе подробно определено содержание крестьян, так и то, в какой мере налагать работы, а за провиант якобы велено брать по самым низким ценам.
Углепоставщики решили, что указ — это не рекомендация, а прямое указание и потребовали ввести новые нормы. Земляницын дал понять: никаких изменений на заводе не будет. Кроме того, он арестовал трех поверенных углежогов, которые хотели написать жалобу на заводское начальство. 7 апреля 1841 года к исправнику явилось 300 крестьян, потребовавших освобождения арестованных и объявления указа. Начались волнения — недовольные собирались каждый день на заводской площади. Конфликт перерос в открытое противостояние — заводские начальники ретировались в Екатеринбург. Мария Демидова обратилась за помощью к армии.
Бойня
14 апреля на завод прибыл временно исполняющий обязанности начальника горного правления Петр Порозов. Вместе с ним — помощник горного начальника майор Клейменов, офицеры и 178 чинов 8-й роты Оренбургского линейного батальона при одном артиллерийском орудии. Ротой командовал боевой офицер Пащенко, воевавший на Кавказе против горских повстанцев.
«Прибывшим, — говорится в официальном донесении, — представилась горестная картина совершенного нарушения спокойствия и ниспровержения гражданского порядка. В улицах, примыкающих к площади, толпились люди всех возрастов, тогда как на самой площади заводской более 500 человек непослушных крестьян, окруженные сзади их женами, буйно волновались в густой толпе, произнося крики „за свои права“ и подымая колья».
Прозоров взялся убеждать возмутителей в том, что утвержденные штаты составлены только для казенных заводов.
«Один из бунтовщиков, — сказано в докладе, — стоявший подле майора Клейменова с дерзкой решительностью сказал: «Еще посмотрим, чья возьмет!» Этому дерзкому было приказано выйти и подчиниться воинской команде, причем исполняющий должность главного начальника лично взял его за рукав, но стоявшие подле ухватились за него, и вся толпа кричала: «Не дадим его!»
Словесное противостояние длилось более четырех часов. Затем Прозоров дал бунтовщикам время на размышления до следующего дня, предложил им выдать зачинщиков и пообещал удовлетворить те просьбы, которые «действительно справедливы» и «находятся в рамках его компетенций». Неповинующимся пригрозил «строгими мерами». Но в ответ собравшиеся заявили, что «до объявления штатов не разойдутся». Люди простояли на площади еще около часа и двинулась с места организованно.
«К величайшему изумлению начальства все шли в примерном порядке, по четыре и по пять человек в ряд, будучи частью вооружены кольями. Шли без шуму, с мрачной решимостью на лицах, а сзади нестройной толпой двигались женщины», — писал Виктор Быков. Большинство бунтарей ночевали на Еланском мосту.
А тем временем в господском доме начальство на совещании решило, что все возможное для мирного разрешения конфликта сделано, дальнейшая нерешительность может дать опасный пример для соседних заводов.
Наступило 15 апреля. Утром на заводскую площадь явилось более 800 углежогов, вооруженных кольями и вилами. Среди бунтующих появились мастеровые завода.
Прозоров в сопровождении полковника Клейменова вышел к толпе и спросил, понимают ли они, что противятся царской власти и законам? Собравшиеся заявили, что не уйдут, пока не будет обнародован указ о единой мере угольного короба.
Тогда для «упокоения волнений» вызвали местного священника Флеровского. Тот обратился к углежогам с «примирительным убеждением». Но ему кричали: «Удались! Ребята, не целуй креста!». Поп проходил с крестом по площади, предлагая целовать крест. Потом именно он расскажет следственной комиссии о зачинщиках бунта.
На площади начались стычки. После того, как чиновник Дорнбуш, зачитав статьи законов перед толпой, отправился с книгами в господский дом в сопровождении казака, на них напали два углежога — Леонтий Мясников и Влас Десятов. Они избили чиновника и отобрали шашку у казака.
На этом слова закончились. Прозоров дал знак батальонному командиру открыть огонь. Раздался залп двух взводов. Углежоги ударили в набатный колокол — в солдат полетел град камней и обломков чугуна, при этом толпа ринулась вперед. Последовал выстрел из пушки картечью в центр толпы. Это не подействовало. Заводчане, стоявшие на правом фланге, продолжали осыпать военных и приказчиков камнями и поленьями. Стрельба с левого фланга заставила атаковавших крестьян и рабочих отступить. Но на правом фланге бунтари продолжали держаться, пока не увидели, что заряженное орудие обращено против них. После этого они рассеялись. Когда стрельба прекратилась, люди вновь стали собираться в кучки и швырять камни в военных.
Часть толпы продолжала сопротивляться на площади, отбиваясь камнями. Другая часть прорвалась в ограду конторы, где укрылись чиновники. По ним открыли огонь из ружей.
Тем временем, прозвучал еще один выстрел из пушки — он рассеял толпу на заводской площади. Люди бежали врассыпную.
В «Памятной Н. Умнова» сказано, что 15 апреля «было сражение», «стреляли боевыми зарядами», убито 160 мужчин, пять женщин, две девочки 13 лет, два мальчика. Было собрано раненых: 48 мужчин и 41 женщина. А всего было убито и ранено 256 человек. Солдат было 200.
Погибших рабочих и крестьян похоронили в братской могиле вдалеке от кладбища. Восстание было подавлено. Начался отлов возмутителей. В этом полиции помогало духовенство и конторские служащие. В деревне Краснояр, где жили углежоги, прошли массовые обыски и аресты. Некоторые успели скрыться в лесу — началась двухнедельная охота. Ловить беглецов помогали даже покаявшиеся бунтовщики, в том числе служащий Никифор Трубецков, написавший жалобу углежогов.
Зачинщики Ювеналий Дрягин, Карп Еремин, Тимофей Козырин и Матвей Бороздин были сосланы на каторгу. Часть углежогов попала в арестантские роты, многие были наказаны розгами. Некоторые из них после этого умерли или остались инвалидами.
Количество жертв напугало как руководство завода, так и власть. Поэтому в докладе императору Николаю I число убитых снизили до 33 человек.
Правда ценою в жизнь
Николай I взял под контроль расследование этого бунта, приказав генералу Глинке «войти в рассмотрение настоящего положения сих крестьян, точно ли есть им повод жаловаться».
Следственная комиссия разбирала это дело больше года. Генерал Глинка изучил положение углежогов, их доходы, заработную плату, окладные и сверхокладные работы. И подготовил доклад для императора на 12 листах. В нем не только было установлено, что углежоги были правы (норма «орлены» действительно была завышена по сравнению с государственными заводами), но и предложено распространить действие казенных заводских штатов на все частные предприятия.
По решению суда Ревдинская заводская администрация была освобождена от уголовной ответственности за происшедшее. Суд решил, что Мария Демидова, не исполнившая рекомендации Главного правления Уральских заводов о введении новых штатов, должна заплатить все расходы на усмирение крестьян. Михаилу Земляницыну было запрещено служить в полиции. Впрочем, это не помешало ему работать исправником (начальник полиции) Ревдинских, Шайтанских и Билимбаевских заводов еще 15 лет.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.